О ней распускали самые фантастические слухи. Говорили, что по ночам она устраивает пышные, но бесшумные приемы, что какие-то мужчины прокрадываются к ней незадолго до полуночи, с трудом таща на себе огромные мешки, рассказывали, что в квартире живет третий, невидимый человек, который не имеет права ни выходить за дверь, ни показываться на люди, а из каминных вентиляционных каналов иногда доносятся ужасные «привиденческие» звуки, от которых перепуганные дети вскакивают ночью с постели.
Как-то апрельским утром тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года стало известно, что накануне Лорелея и филиппинец были убиты. Убийца сам сдался в полицию: им оказался муж американки, тот самый третий жилец, о существовании которого некоторые подозревали, хотя никогда его не видели. Его звали Блант Стенли, и сделанные им признания позволили пролить свет на странное поведение Лорелеи и двух ее спутников.
Блант Стенли был высок, красив, как герой вестернов, и имел ямочки на щеках, как Кларк Гейбл. Он служил офицером американской армии и однажды вечером тысяча девятьсот сорок восьмого года в мюзик-холле городка Джефферсон, штат Миссури, встретил Лорелею; дочь датского пастора, эмигрировавшего в Соединенные Штаты, Ингеборг Скрифтер, — так ее звали на самом деле, — взяла себе псевдоним Флоренс Кук — так звали знаменитую женщину-медиума последней четверти девятнадцатого века, — объявила себя ее перевоплощением и выступала с сеансами ясновидения.
Они полюбили друг друга с первого взгляда, но их счастье оказалось недолгим: в июле пятидесятого года Бланта Стенли направили в Корею. Его страсть к Ингеборг была столь сильна, что, едва прибыв на место и осознав, что жизнь вдали от жены невозможна, он сбежал, чтобы к ней вернуться. Просчет заключался в том, что Стенли дезертировал не во время увольнительной, — хотя увольнительной ему все равно не давали, — а с боевого задания, командуя патрульным отрядом в районе тридцать восьмой параллели: он бросил одиннадцать рядовых, обрекая их на верную гибель, а сам вместе с филиппинским проводником, — которым был не кто иной, как Карлос, которого на самом деле звали Аурелио Лопес, — в результате труднейших испытаний добрался до Порт-Артура, а оттуда переправился на Формозу.
Американцы решили, что патруль попал в засаду, солдаты погибли, а лейтенант Стенли и его филиппинский проводник были взяты в плен. Спустя годы, когда эта история приближалась к своей плачевной развязке, службы канцелярии Главного штаба сухопутных войск все еще разыскивали мадам (предположительно вдову) Стенли для того, чтобы вручить ей (возможно, посмертную) награду — Medal of Honor, причитавшуюся ее пропавшему без вести супругу.
Блант Стенли оказался во власти Аурелио Лопеса и очень быстро понял, что тот рассчитывает этим воспользоваться: как только они оказались в безопасном месте, филиппинец предупредил лейтенанта, что подробное описание его дезертирства изложено на бумаге и в запечатанном конверте передано юристам, которым надлежало ознакомиться с ним, если в течение определенного срока Лопес не будет подавать признаков жизни. Затем он потребовал десять тысяч долларов.
Бланту удалось связаться с Ингеборг. Выполняя его указания, она продала все, что могла продать, — их машину, их трейлер, немногочисленные драгоценности — и приехала в Гонконг, где ее ожидали муж и его проводник. Заплатив Аурелио Лопесу, они остались вдвоем, имея на руках долларов шестьдесят, которых все же хватило на то, чтобы добраться до Цейлона, и там им удалось найти мизерный ангажемент в кинотеатре с развлекательной программой: в перерыве между документальным фильмом и игровой картиной экран закрывался занавесом с блестками, и объявлялось выступление Джой и Иеронимуса, знаменитых прорицателей из Нового Света.
В своем первом номере они использовали два классических трюка ярмарочных волшебников: Блант, в роли факира, с помощью цифр, выбираемых якобы наугад, угадывал загаданное; Ингеборг, в роли ясновидящей, процарапывала стальным пером желатиновый слой фотографической пластины с изображением Бланта, а на теле партнера, в точности повторяя процарапанную линию, появлялся кровавый шрам. Обычно сингальская публика обожает подобные зрелища, но именно это она игнорировала, и довольно скоро Ингеборг поняла, что ее мужу, вне всякого сомнения, выгодно смотревшемуся на сцене, нельзя было ни в коем случае открывать рот, разве что для извлечения двух-трех невнятных звуков.
Из этого-то ограничения родилась и быстро оформилась идея их следующего номера: после разных упражнений в ясновидении Ингеборг погружалась в транс и, общаясь с запредельным, вызывала оттуда самого Озаренного, Сведенборга, «Северного Будду», облаченного в длинную белую тунику с розенкрейцерскими символами на груди; устрашающее явление мерцающего и светящегося, воспламеняющегося и дымящегося привидения сопровождалось громом и молниями, искрениями, вспышками, испарениями и всевозможными излучениями. Сведенборг ограничивался неразборчивым бормотанием или двумя-тремя заклинаниями в духе «Атча Ботатча Саб Атча», которые Ингеборг переводила загадочными фразами, произнесенными сдавленным сипящим голосом:
— Я пересек моря. Я в каком-то большом городе, у подножия какого-то вулкана. Я вижу комнату, а в ней — мужчину: он пишет, на нем широкая черная рубаха в желтых и белых узорах; он кладет письмо в сборник стихов Томаса Деккера. Он встает; часы, украшающие камин, показывают один час, и т. д.
Их номер, основанный на традиционных для подобных зрелищ сенсорных и психологических средствах воздействия — зеркальные отражения, дымовые эффекты от соединений угля, серы и селитры, оптические иллюзии, звуковое сопровождение, — сразу же получил признание, и уже через несколько недель некий импресарио предложил им выгодный контракт на работу в Бомбее, Ираке и Турции. Именно там, во время выступления в ночном клубе Анкары под названием «Gardens of Heian-Куô», и произошла встреча, предопределившая всю их дальнейшую карьеру. После спектакля в ложу Ингеборг вошел мужчина и предложил ей пять тысяч фунтов стерлингов, если она согласится в его присутствии вызвать Дьявола, а точнее Мефистофеля, с которым он желал бы заключить классический пакт: душа в обмен на двадцать лет абсолютной власти.
Ингеборг согласилась. Вызвать Мефистофеля было не сложнее, чем вызвать Сведенборга, даже если это появление должно было состояться в присутствии одного-единственного свидетеля, а не перед десятками или сотнями зрителей, которые веселились или пугались, но не имели личной заинтересованности и уж во всяком случае сидели слишком далеко от места действия, чтобы суметь — если вздумается — проверить какие-либо детали. И если этот особый зритель поверил в явление «Северного Будды» до такой степени, что рисковал пятью тысячами фунтов ради встречи с Дьяволом, то ничто не мешало исполнить его пожелание.
Итак, Блант и Ингеборг переехали на специально снятую виллу, где, учитывая специфику заказа, пришлось изменить всю мизансцену. В назначенный день и указанный час мужчина стоял у дверей виллы. Подчиняясь строжайшим указаниям Ингеборг, он в течение трех недель старался не выходить из дома до наступления тьмы, питаться лишь вареными зелеными овощами и фруктами, очищенными неметаллическим ножом, пить лишь экстракт из цветов апельсинового дерева и настои из свежей мяты, базилика и душицы.
Слуга из местных жителей провел прозелита в помещение почти без мебели, окрашенное матовой черной краской и тускло освещенное желтовато-зеленым пламенем от расширяющихся кверху светильников. В центре комнаты висел медленно вращавшийся вокруг своей оси шар из граненого хрусталя, тысячи мельчайших граней которого едва заметно отбрасывали сверкающие блики. Под ним, в высоком кресле темно-красного цвета сидела Ингеборг. Приблизительно в метре от нее, чуть справа, на круглых камнях, лежащих прямо на полу, горел огонь, от которого шел густой и едкий дым.
Как того требовал обычай, мужчина принес в коричневато-сером тряпичном мешке черную курицу, которой тут же завязал глаза, и зарезал ее над огнем, обратив свой взор на восток. Куриная кровь не затушила костер, а напротив еще больше усилила его жар: заплясали высокие голубые языки пламени, и молодая женщина в течение нескольких минут внимательно в них вглядывалась, не обращая на клиента никакого внимания. Наконец, она встала, собрала маленькой лопаточкой пепел и бросила его наземь перед креслом, где мгновенно появились контуры пятиконечной звезды. Тогда она взяла мужчину за руку, усадила в кресло, наказав сидеть прямо, не двигаясь и держа раскрытые ладони на подлокотниках. Сама встала на колени в центре пятиконечной звезды и пронзительным голосом начала декламировать столь же длинное, сколь и непонятное заклинание:
«Аl barildim gotfano deck min brin alabo dordin falbroth ringuam albaras. Nin porth zadikim almucathin milko prin al elmim enthoth dal heben ensouim: kuthim al dum alkatim nim broth dechoth porth min michais im endoth, pruch dal maisoulum hol moth dansrilim lupaldas im voldemoth. Nin hur diavosth mnarbotim dal goush palfrapin dush im scoth pruch galeth dal chinon min foulchrich al conin butathen doth dal prim».
По мере того как заклинание произносилось, дым становился все прозрачнее. Вскоре появились рыжеватые фумаролы, сопровождавшиеся потрескиванием и искрением. Затем голубоватые языки пламени вдруг взметнулись ввысь и почти тут же опали: позади огня, скрестив на груди руки, стоял и широко улыбался Мефистофель.
Это был скорее классический и даже несколько условный образ Мефисто. У него не было ни рогов, ни длинного раздвоенного хвоста, ни козлиных копыт; его зеленоватое лицо являло глубоко утопленные в глазницы темные глаза, густые иссиня-черные брови, заостренные усики и бороденку а ля Наполеон III. Из его неопределенного одеяния выделялись лишь кружевное жабо и жилет темно-красного цвета; все остальное скрывалось под большим черным плащом на красной шелковой подкладке, переливавшейся в полумраке.