Он даже порвал мой учебник по физике (библиотечный).
Во время уроков он кидался в меня жвачкой.
Жвачка попадала мне в волосы, и мне приходилось уходить в туалет, чтобы ее выдирать.
Влад помог аккуратно склеить учебник, вырезал оставшуюся жвачку из моих волос и, кажется, переживал за меня. По крайней мере он все время спрашивал, как у меня дела. Это было удивительно. Хотя мы мало разговаривали из-за отсутствия двери, мы успели неплохо узнать друг друга.
Влад был кандидатом в мастера спорта по легкой атлетике, учился в одиннадцатом классе и собирался поступать в университет физической культуры (или как-то так). Он не был похож на Игоря. Не кричал, не угрожал, не ругался. Я никак не мог поверить, что у них половина общих генов. Очевидно, гены Игоря оказались рецессивными.
И хорошо.
По вечерам, когда мы делали домашнюю работу, он давал мне свой смартфон, и я слушал его музыку. В основном, он слушал две группы: Muse и Garbage. Вторая мне понравилась больше. Довольно скоро я привык к вокалу, и он перестал мешать мне заниматься учебой.
Выпал снег, и улицы стали белыми.
В среду Зоя Викторовна вновь отправила меня к Ольге Алексеевне.
Я пришел.
– Как ты? – спросила Ольга Алексеевна.
– Нормально, – ответил я.
– У тебя в классе точно все хорошо?
– Да, – я заставил себя улыбнуться.
Получилось плохо.
– Послушай меня, Леша. Травлю нельзя поощрять. Об этом надо говорить. Нельзя, чтобы она оставалась безнаказанной.
Я молчал.
– Тебе точно нечего мне сказать?
Я помотал головой.
– Хорошо. Тогда иди.
И я ушел.
В пятницу первой парой у нас по расписанию был английский, но вместо Зои Викторовны пришла Ольга Алексеевна. Я узнал ее по голосу.
– Доброе утро. Я бы хотела поговорить с вами о травле в коллективе.
О нет.
Только не это.
– Вы все считаете себя людьми взрослыми, поэтому я буду говорить с вами, как со взрослыми.
Артем Хвостов издал тихий смешок.
– Что тебя рассмешило? – спросила Ольга Алексеевна.
– Нет-нет. Вы очень хорошо говорите. Продолжайте.
– Спасибо за разрешение, Артем, – она улыбнулась, – Как я уже сказала, я бы хотела поговорить о травле. И, чтобы не отнимать ваше драгоценное время, я скажу кратко. Во-первых, задумайтесь о том, что в травле виновата не жертва, а инициатор. К сожалению, в нашей культуре насилия фокус сместился, и в травле обвиняют жертву. Слишком толстая, слишком рыжий, носит очки, смешно говорит. В Интернете много мануалов о том, как перестать быть жертвой травли, но нет практически ничего о том, как перестать травить других людей. Так вот, вина лежит на инициаторах травли, а не на жертвах. Причин у инициатора может быть много: от низкой самооценки до банального садизма. И в следующий раз, когда возникнет желание кого-нибудь оскорбить, вспомните о том, что это оскорбление, в первую очередь, говорит о вас, а не о нем. Скажите, вы когда-нибудь травили кого-нибудь?
Все промолчали.
– Отлично, – она улыбнулась. – А теперь вторая вещь, которую я хотела сказать. Вряд ли инициаторы что-то поймут или захотят исправиться. Если только они не лишатся поддержки. Я говорю о той поддержке, которую оказывает нейтральная сторона – наблюдатели. Те из вас, которые молчат. В травле не бывает нейтральности. Если вы просто смотрите и ничего не делаете, то вы ничем не лучше инициаторов. Может, даже хуже. Вот и все, что я хотела сказать. А теперь занимайтесь английским. See you later.
И Ольга Алексеевна ушла.
После урока английского языка Артем Хвостов и Гриша Зыбин подошли ко мне.
– Это ты нажаловался?
– Нет.
– Да чего ты врешь? Струсил и разболтал о том, как тебя здесь травят.
К ним подошел Саша Соколов.
– Слушай, зомби, никто тебя не травит. Ты себе придумал что-то в своем зомби-мире и думаешь, что мы на тебя наезжаем. А нам на тебя насрать. Мы тебя не бьем. Даже не толкаем.
Это была неправда. Меня часто толкали, но я промолчал.
– Если мы тебе так не нравимся, что ты про нас учителям врешь, то просто уходи из школы. Мы не виноваты в том, что тебе кажется. Ты понимаешь, что ты сам нас травишь таким способом?
Наверное, Саша Соколов ходил на факультатив по риторике. Он очень складно говорил. Возможно, он был прав.
Но я не был в этом уверен.
Неделя седьмая
Эта неделя была последней в первом полугодии.
23 декабря, в понедельник, мы должны были сдать задания, которые нам выдали в первую неделю четверти. Я надеялся, что хоть это у меня получится хорошо.
После обеда я вернулся в класс и обнаружил, что дверь заперта. Тогда я постучал.
– Шухер, – услышал я голос Тани Митрофановой и еще какие-то звуки.
После этого дверь открылась. Передо мной стоял Гриша Зыбин. Он улыбался.
Я прошел мимо и сел за парту.
В конце дня пришла Зоя Викторовна, чтобы собрать тетради с заданиями. Все подходили к учительскому столу и сдавали их.
Я хотел достать свои тетради, но не нашел их в рюкзаке. Тетради были большие, формата А4, поэтому я не мог их просто потерять. Но на всякий случай я снова проверил рюкзак. Тетрадей не было.
– Самохин? – услышал я, – Сдавать пора.
– Да, сейчас. Наверное, мои в раздевалке. Можно сходить проверить?
– Да, иди.
Я прошел в раздевалку, проверил свой ящик, но их там не было. Затем я снова вернулся в класс и проверил рюкзак.
– Наверное, я дома забыл, – сказал я тихо.
– Что? – спросила Зоя Викторовна.
– Дома оставил. Я принесу завтра.
– Хорошо. Только не забудь.
Артем Хвостов и Гриша Зыбин беззвучно смеялись.
Дома тетрадей не оказалось. Я перерыл всю комнату, и Влад помог мне в этом. Людмила Сергеевна заинтересовалась, чем это мы заняты, но мы ничего не сказали.
На следующий день я подошел к Зое Викторовне на перемене.
– Боюсь, что я потерял задания.
– Ты хочешь сказать, что не сделал, да?
– Я делал. Честно. Я позавчера положил тетради в рюкзак, но не смог их найти. Может, их кто-то взял.
– Ты обвиняешь своих одноклассников?
Я помотал головой,
– Можно мне другие тетради? Я сделаю до конца недели.
Зоя Викторовна молчала.
– Ладно, зайди в учительскую после уроков. Я тебе выдам тетради.
– Спасибо, – я заставил себя улыбнуться.
Я уже отвык от этой гримасы.
И я начал делать домашние задания.
Поскольку свет в квартире отключался в 23:00, я должен был решать задачи под одеялом, светя себе мобильным телефоном. Все было бы проще, если бы мне дали тот же вариант. Но Зоя Викторовна сказала, что моего варианта не осталось, и дала мне то, что было.
Я решал целую ночь, а потом продолжал решать задачи на уроках.
Я почти не спал и чувствовал себя очень плохо. У меня очень болела голова, но я радовался, потому что Артем Хвостов и Гриша Зыбин ко мне не лезли.
Но в четверг Саша Соколов подхватил их инициативу.
Я вернулся в класс из столовой, где быстро съел котлету и пюре, и вдруг услышал его голос.
Саша Соколов держал мою тетрадь в руках и читал всему классу мое последнее стихотворение. Он как раз добрался до второй строфы:
– «Невольных чувств дурной зарок, – декламировал он. – Опять разрушил нежный сон. И льются ноты между строк. И вновь скрываешь ты…»
Я успел выхватить тетрадь из его рук.
– Лицо, – закончил он и засмеялся.
Остальные тоже смеялись, показывали на меня пальцами.
У меня зашумело в висках, и я пошел к своей парте, но меня стали толкать и щекотать. Я пытался вырваться и никого не ударить, но они просто смеялись надо мной и продолжали, продолжали, продолжали.
Я пытался закрыть бока и спину руками, но в это время кто-то (кажется, Таня Митрофанова) выдернул у меня из рук тетрадь. Остальные продолжили щекотать меня и больно тыкать пальцами.
Я ненавижу щекотку.
Я пытался убежать, но меня не отпускали. Я пытался. Пытался.
Но они были везде. Вокруг. И смеялись, смеялись, смеялись.
– Что здесь происходит? – услышал я откуда-то издалека.
Плотность людей вокруг меня тут же снизилась.
Я увидел Карла Анатольевича.
Да, точно. У нас же сейчас биология.
Прозвенел звонок, и все начали рассаживаться, громко смеясь.
– Я… отойду? – спросил я, услышав, как ужасно сильно дрожит мой голос.
Карл Анатольевич нахмурился.
– Хорошо, Алексей.
До боли закусив губу, я вышел из класса и сел в коридоре.
Младшеклассники бежали в свои классы и возмущались, что я неудобно сижу. Мне было все равно.
Я шмыгнул носом и сильно потер глаза. Так сильно, что появились разноцветные картинки, как в калейдоскопе.
– Эй? – Кто-то прикоснулся к моему колену, и я дернулся.
Это была отличница Вика.
– Что случилось? – спросила она.
– Ничего, – сказал я все еще дрожащим голосом.
Она сжала тонкие губы и прищурилась.
– Убила бы Хвостова, – прошипела она.
Я нервно хихикнул. Или всхлипнул. Сам не понял.
– Ты на урок опаздываешь, – прошептал я. Так голос почти не дрожал, – И я тоже.
Я встал на ноги и еще раз потер глаза.
– Давай-ка ты пойдешь к Ольге Алексеевне, – она обняла меня за талию, и я подавил желание прижаться к ней. К человеческому теплу. Как же мне этого не хватало.
Да что же это со мной?
Вика довела меня до кабинета психолога и постучала в дверь.
– Да-да? – отозвалась Ольга Алексеевна.
Вика открыла дверь и втолкнула меня внутрь.
– Тут человеку помощь нужна.
– А человека с урока отпустили? – спросила Ольга Алексеевна.
– Да, – соврала Вика.
Я вздохнул. Сегодня мы должны были решать задачи по генетике. Это было интересно. Я всегда любил задачи по генетике.
Но сейчас действительно было не до них.
Вика вышла, а я сел на стул напротив Ольги Алексеевны.
Я больше не мог молчать.
20. Прорыв
Черно-белая логика