– Да, я с ней говорила. Глупая выпускница гуманитарного вуза.
– Она не глупая. Она очень умная.
Мама подошла ко мне и положила руки мне на плечи.
– Не смей даже допускать мысли о том, что ты какой-то не такой. Ты совершенно нормальный.
Я помотал головой.
– Но это не так. Она права. Она психолог, она все объяснила с точки зрения нейробиологии.
– Пусть этот психолог засунет этот диплом… – Мама не договорила, – Если бы она разбиралась в нейробиологии, то была бы ученым, а не занюханным школьным психологом. Ты нормальный, и никто не смеет тебя оскорблять.
– Ольга Алексеевна меня не оскорбляла, – я отступил на шаг, – Она объяснила, чем я отличаюсь от остальных, вот и все.
– Ты ничем не отличаешься, – сказала мама странным голосом, – Мы такие же, как все. Просто отец тебя избаловал, и теперь ты из кожи вон лезешь, чтобы считать себя особенным.
– Что значит «мы»? Я не…
– Никакого компьютера тебе не будет. А теперь иди спать, – она указала рукой на дверь.
Я ушел к себе. И тогда смог написать стихотворение.
Упавшие стены священного храма
Руинами станут, не вспомнит земля
Сквозь сотни веков заживут твои раны
И будем мы петь, только солнцу внемля
А звезды мерцают то ярко, то блекло
И льется на нас благодать с тех небес
Где солнце когда-то внезапно померкло
Где море рождалось из страшных чудес
Сквозь пыль вековую и ветхие свитки
Найдешь ты ту правду, которою жил
Пусть норны распустят полотна на нитки
Чтоб ты осознал, что ты вправду любил
Эмоции скупы, а чувства нелепы
И разум уставший несет свой заряд
А мы улыбаемся людям, что слепы
Давно мы привыкли, что нам говорят
Крамольные мысли чаруют, заводят
Уносят за край самого бытия
А в горло сочатся смертельные воды
И ты умираешь счастливым
Любя
Это было стихотворение про ксенофобию. Мне оно не понравилось, и я снова начал решать задачи. Хорошо, что с алгеброй и геометрией я закончил. Остались физика и химия. Еще сто шестьдесят задач.
Мне хотелось плакать.
21. Дискотека
Последних оплотов так много, только их не найти
В мире, где нет спонтанности, близости, жизни.
Только случайно порой бывает странникам по пути,
А если есть они, значит, мир не исчезнет.
Факт: я не думал, что кто-нибудь захочет со мной общаться. Никогда не думал. Но все время находится кто-то, кто со мной общается. Только заканчивается это каждыйраз плохо.
Каждый раз я соглашаюсь на общение, потому что думаю, вдруг в этот раз будет лучше.
И я буду соглашаться дальше. Я буду надеяться.
Утром, до начала урока, Зоя Викторовна подошла к моей парте и сказала, что мои тетради нашлись. Оказывается, я их уже сдал.
Странно, неужели я мог о таком забыть?
Когда она вышла, Артем Хвостов и Гриша Зыбин громко засмеялись.
Я даже не смог обрадоваться, потому что за последние два дня я спал всего шесть часов, и поэтому просто кивнул. В глаза будто насыпали песок, сенсорные ощущения обострились. Чем больше я уставал физически, тем больше чувствовал сенсорную перегрузку.
Меня раздражало абсолютно все: от тиканья часов до швов на воротнике.
Третьей парой была биология. После пары я подошел к Карлу Анатольевичу.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Привет, – он улыбнулся, поправив очки. – Какой-то вопрос? Что-то непонятно?
– Нет, все понятно, я просто… – От страха в горле пересохло, но я заставил себя говорить дальше: – Я знаю, что уже поздно, но, может, вы согласитесь, чтобы я…
– Что?
– Чтобы я писал у вас научную работу.
Карл Анатольевич долго на меня смотрел. За это время магнитный полюс Земли мог два раза сместиться.
– Уже действительно поздно.
– Но я быстро все делаю. Я смогу провести исследование и все написать. Честно. Я успею.
– Алексей, к сожалению, уже действительно поздно. К Новому году Марии Петровне сдают черновые варианты. Ты точно не успеешь. Но в следующем году я тебя жду.
– Хорошо. Спасибо, – сказал я и вернулся за свою парту.
В следующем году…
Как же я устал. После четвертой пары я остался на факультатив по психологии, который теперь проводился в четверг.
В этот раз мы говорили о школьной травле.
– Я пыталась решать этот вопрос на уровне завуча, – сказала Ольга Алексеевна.
– Как? – спросил я.
– Я хотела, чтобы с детьми говорили учителя. Но Мария Петровна считает, что травля – это нормальный этап в жизни, и через него надо пройти. Цитирую: ученики должны закалять характер и учиться строить отношения сами.
– Серьезно? – спросила Вика. – Какая жесть. А вы что об этом думаете?
– То, что я думаю, это непечатно. Ведь школа по закону обязана защищать детей от травли. И вообще я считаю, что надо объяснять детям, что травить других не круто, а антисоциально. С самого раннего возраста. Что нельзя молчать. Если стал свидетелем травли, не участвуй, не поддерживай и не молчи.
– Да, вы это говорили в прошлый раз. Но это ведь значит, что надо стучать, – Алина улыбнулась, – Я вот не стала бы. Это низко.
– То есть обращаться в милицию, если видишь, что человека бьют, это низко? – спросила Вика.
– Это не то, – ответила Алина.
– Просто тебя никогда не травили, – сказала Женя.
– Да. Потому что меня травить не за что.
– Не за что? – спросила Соня.
– Ну да. Я же не какой-то фрик.
– То есть ты считаешь, что жертвы травли сами виноваты в том, что их травят? – спросил я.
– Конечно, – Алина кивнула, – И что вы все на меня насели? У меня свое мнение по этому поводу, и вы должны его уважать. Я же ничего никому плохого не делала.
– Ты имеешь право на собственное мнение, – кивнула Ольга Алексеевна, – Но если ты видишь явную несправедливость, то бездействие может быть даже хуже.
Больше Алина ничего не сказала.
После факультатива я пошел домой, но на улице меня догнала Вика.
Поскольку стоял декабрь, на улице уже совсем стемнело.
– Как ты поговорил с Ольгой Алексеевной? – спросила она. Из ее носа и рта вырывались облачка конденсированного воздуха.
– Нормально, – сказал я.
Она кивнула и долго молчала.
– Слушай, ты не думал о том, чтобы нам сесть вместе?
– Вместе? – удивился я.
– Да. Они чморят тебя, чморят меня. Я прочитала, что ботаникам стоит держаться вместе. Как тебе идея?
Эта идея показалась мне разумной.
– Да, давай, – кивнул я.
– Хорошо. Сядешь за первую парту или мне к тебе пересесть?
Я поколебался. Конечно, менять место мне не хотелось, но я не должен быть таким ригидным[8], пусть даже это свойство моей нервной системы. Да и глазам полезнее, если я буду сидеть за первой партой.
– Давай я пересяду к тебе, – сказал я.
Вика улыбнулась мне, и мы молча дошли до метро. Оказалось, что нам ехать в одну сторону, потому что она тоже жила на Ленинском проспекте. Всю дорогу мы молчали. Вика читала, а я просто сидел с закрытыми глазами. Решать задачи мне больше не надо было, но перед глазами до сих пор стояли цифры, цифры, цифры.
Я мечтал выспаться, но уснул только ближе к четырем часам утра. Чем больше я устаю, тем сложнее уснуть, потому что все чувства обостряются и мне все мешает. Отвратительное свойство организма.
На следующий день, в пятницу, я по привычке прошел к своему месту, но потом вспомнил о нашем с Викой договоре и вернулся.
– Ботаны теперь вместе сидят, – сказал Артем Хвостов, когда я сел рядом с Викой. – Сладкая парочка.
– Завидуешь, что ли? – спросила Вика с широкой улыбкой. – Ты-то один. Как правая рука? Не устала еще?
– У тебя устанет скоро, потому что твой новый дружок любит жирух.
Вика уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но в класс вошла Зоя Викторовна.
Первым уроком у нас был английский, но отвечали, в основном, только Женя Смольникова, Саша Соколов и Вика. Поскольку оценки за полугодие уже выставили, никто особо не напрягался.
Оказалось, что сидеть с Викой продуктивно. Она не задавала бессмысленных вопросов, не начинала разговор, который я не мог поддержать, не отвлекала меня.
Мы оба ели в столовой, и теперь мы сидели за столом вместе. Вика даже не стала спрашивать, почему я не ем горох или шпинат.
Мне все это понравилось. Даже жалко, что это был последний учебный день полугодия.
Когда мы с ней остались дежурить после уроков, Вика спросила:
– Ты сегодня придешь на дискотеку?
– На школьную?
Она кивнула.
– Нет, – сказал я.
– А то просто можно было бы сходить. Вдвоем.
Я пожал плечами и продолжил вытирать доску.
– Ты точно не хочешь сходить? – спросила Вика.
– Не уверен, что мама отпустит.
На самом деле я сомневался не в маме, а в Игоре.
– Да ты позвони. Узнай.
– Сейчас?
– А надо сейчас?
– Ну да.
Тогда я достал из кармана джинсов телефон и набрал мамин номер.
Она ответила почти сразу:
– Алло.
– Привет, – сказал я.
– Привет.
– Слушай, сегодня школьная дискотека. Можно мне сходить?
– Снова захотел напиться?
– Нет. Меня Вика Веревкина позвала.
– Отличница?
– Да.
Мама помолчала.
– Ну что? – шепотом спросила Вика.
– Пока не знаю, – так же тихо ответил я.
– Хорошо, – сказала мама наконец. – До скольки это будет длиться?
– До скольки дискотека? – спросил я у Вики.
– До десяти.
Я передал маме.
– Мы за тобой заедем тогда.
– Хорошо, – сказал я и отключился.
– А во сколько начинается дискотека? – спросил я у улыбающейся Вики.
– В шесть. Давай тогда встретимся в пять тридцать на «Ленинском» в центре зала?