34. Апрель
Мы уже не вернемся, не встретим, не вспомним и не спасем,
Не упустим, не увидим и не узнаем,
Не поймем и не вспомним. Реальность ушла как сон.
Сколько таких реальностей стало
Снами?
Все меняется. И я не должен просто подстраиваться под обстоятельства.
Я должен что-то делать.
На каникулы Влад уехал на дачу к своей бабушке, я только читал или слушал музыку. Мама вдруг стала доброй и купила мне электронную читалку. Теперь я мог читать сколько угодно.
Сколько угодно!
Близился мой пятнадцатый день рождения. Раньше мне нравился день рождения, потому что родственники и даже некоторые одноклассники поздравляли меня.
И я становился старше.
Ведь, чем старше становишься, тем больше шансов, что тебя будут воспринимать всерьез. Тем ближе ты становишься к тому, чтобы быть взрослым.
Но что такое быть взрослым?
Я не знаю. Вот Владу исполнилось восемнадцать лет, и юридически он теперь взрослый. Но что изменилось в нем самом? Не может же он мгновенно повзрослеть, достигнув совершеннолетия. Вот был ребенок, которого надо ограждать от опасной реальности и от разлагающей информации, и – хлоп – стал взрослым, который обязан все знать, уметь и понимать. А если не понимает – его проблемы.
Странный мир.
Я решил спросить об этом у Ольги Алексеевны и в первый же учебный день после больницы зашел к ней. Она сидела за столом и что-то писала в большой тетради.
Увидев меня, Ольга Алексеевна тут же сняла очки и встала.
– Ну как ты?
– Нормально. Можно у вас посидеть? У нас сейчас физкультура, а меня освободили.
– Конечно, – Ольга Алексеевна улыбнулась, – Будешь чай?
– Да, с удовольствием.
Ольга Алексеевна включила чайник, стоящий на небольшом столике в углу. Кроме чайника там лежали конфеты и печенье. Раньше я его не видел.
– Что значит быть взрослым? – спросил я.
– Что? – спросила она, приподняв брови.
– Быть взрослым. Вы же знаете, как это.
– Садись, Леш, – сказала она.
Мы подвинули стулья к столику и сели.
Я улыбнулся, напрягая только верхние мышцы челюсти.
– Тебе необязательно улыбаться.
Тогда я перестал.
– Так что это значит? – вновь спросил я.
– Сложно сказать.
– Попробуйте, пожалуйста. Я ничего не понимаю, но хочу понять.
Ольга Алексеевна молчала четыре секунды, а потом сказала:
– Не знаю.
– Что? Как не знаете?
– Я не чувствую себя взрослой.
– Но вы же взрослая. Вам двадцать шесть.
– Да. А с какого возраста надо считать себя взрослым, по-твоему?
– С… ну… с двадцати… или нет? Теоретически же взрослым можно назвать человека, достигшего совершеннолетия. С восемнадцати лет можно заключать браки, голосовать, покупать сигареты и слабые алкогольные напитки. А еще с восемнадцати лет человек несет полную юридическую ответственность. Но… – Я замолчал, пытаясь правильно распределить мысли. – Моему сводному брату две недели назад исполнилось восемнадцать лет, но он не стал слишком взрослым. Значит, наверное, с двадцати.
– Но ты не уверен? – Ольга Алексеевна улыбнулась.
– Моим родителям было двадцать лет, когда они поженились. К тому моменту они должны были быть взрослыми. Но оказалось, что у папы была еще одна дочь, и он не рассказал об этом маме. Это ведь не слишком взрослый поступок.
– Некоторые вещи от возраста не зависят. Есть люди, которые врут и во взрослом возрасте. И я сейчас не говорю про твоего папу. Я в целом.
– Я понял. Просто… – Я вновь замолчал, не понимая, что именно хочу сказать или спросить. – Понимаете, стать взрослым – что это? Одна радикальная перемена или множество небольших изменений, которые происходят с человеком? Или просто возраст? Но если это радикальная перемена, то во сколько лет она должна произойти? Например, Артем Хвостов. Раньше он много говорил, а теперь молчит. Наверное, он стал взрослее.
– Возможно, – Ольга Алексеевна кивнула.
– А почему так? Наверное, что-то изменилось. Я был у него дома. Оказалось, что его старший брат погиб. Наверное, это ужасно. Я не представляю, как бы я себя чувствовал, если бы Влад… Хотя он мне не родной брат. И вообще, если подумать, не…
Я замолчал, потому что у меня перехватило дыхание.
– Никто точно не скажет тебе, что такое быть взрослым. Это слишком абстрактное определение, и каждый сам должен решить, что подразумевает под ним.
– Это сложно. Почему нельзя ввести какое-то общее определение? Так было бы проще.
– Разве? – Ольга Алексеевна прищурилась.
– А разве нет?
– Подумай сам. Некоторые вещи нельзя навязать. Иначе получается какой-то тоталитаризм. Ты ведь понимаешь, что нельзя заставлять всех людей думать одинаково.
Я кивнул.
Это было сатори[13].
– Пей чай, – улыбнулась Ольга Алексеевна, – И печенье бери. Кстати, что ты решил с Питером? Хочешь поехать?
Я немного смутился, но заставил себя посмотреть в глаза Ольге Алексеевне.
– Да, я хочу поехать. Могу я дать вам почитать мои стихи?
– Да, конечно. Приноси, я с удовольствием почитаю.
– Спасибо, – я улыбнулся совершенно искренне.
Мы пили чай и говорили, в основном, о моем аппендиците. Я не хотел вспоминать об этом, но Ольга Алексеевна задавала много вопросов.
А потом мне пришлось идти на алгебру. Я хотел спать, но заставлял себя слушать Галину Владимировну. Она была очень крупная, а голос у нее был высокий-высокий. Странное сочетание. Она тоже спрашивала про мой аппендицит, и мне пришлось отвечать.
Почему-то всем было интересно.
На улице уже было тепло. Температура поднялась выше нуля, и весь снег уже растаял. И пахло так непривычно. Странно. Весной.
Впрочем, уже наступил апрель.
Скоро Орион уйдет с неба в очередной раз. А когда появится, я уже буду в другом городе. В другой школе. В следующей жизни.
Влад был дома. Он сидел в комнате за письменным столом и что-то писал.
Когда я вошел, он поднял глаза и тут же опустил.
Он решал систему уравнений.
Я сел рядом.
– Помочь? – спросил я тихо.
– Ага, – ответил Влад. – Я тут кое-чего не понял. А я, наоборот, кое-что понял.
Я не один. Что бы ни случилось.
На выходных, когда Влад и Игорь уехали на дачу к родственникам, Людмила Сергеевна решила не приезжать в гости. Мы с мамой остались вдвоем.
Это был идеальный момент, чтобы поговорить с ней.
Мама сидела в гостиной за столом, заваленном стопками чертежей. Я подошел к ней, и мама подняла голову.
– Болит что-нибудь?
Я помотал головой.
– У тебя есть какой-то вопрос?
У меня был вопрос, но я смущался его задать.
– Какой? Леш, у меня много работы.
– Можно мы поедем в Питер на майские праздники? – выпалил я.
– Кто – вы? – Мама приподняла правую бровь. – Вы с Владом?
– Да, – закивал я. – Там будет поэтический вечер, я хотел бы поехать.
– А в Москве разве таких мероприятий не бывает?
– Там знакомый человек устраивает. Я очень хочу поехать. И мы можем пожить у папы. Я как раз часть своих вещей увезу.
– Хм. А что, неплохая мысль. Но с каких это пор ты интересуешься поэзией?
– Всегда интересовался.
– Неужели? – Мама снова приподняла бровь. На этот раз левую. – А сам пишешь?
– Иногда. Редко. Бывает.
– Почему ты никогда не говорил?
Я решил не отвечать на этот вопрос.
– Может, дашь как-нибудь почитать?
– Может быть. Значит, мы можем поехать?
– Не вижу в этом никакой проблемы. Езжайте. Скажешь пане сам?
В последнее время мы с папой не общались, но я кивнул.
Скоро нам с ним придется привыкать друг к другу. Опять.
– А ты скажешь Игорю, что Влад тоже поедет?
Мама кивнула, и я ушел в комнату. Хорошо, что мне не придется говорить с Игорем. Ему точно не понравится эта идея. Ему не нравится ничего, если это связано со мной.
Я решил, что в Санкт-Петербурге я выберу себе школу сам. Что-нибудь с естественно-научным уклоном.
В одиннадцатом классе я буду думать об учебе и поступлении в вуз. И попробую учиться с минимумом четверок.
Но сейчас… сейчас я еще здесь.
В понедельник я ждал, пока появится Ольга Алексеевна. Она пришла во время третьей пары, и я успел разволноваться.
После биологии я постучал в ее дверь, и она отозвалась. Тогда я вошел в кабинет.
– Меня отпустили. Меня и Влада. Так что мы поедем на майские.
– Правда? – Ольга Алексеевна закрыла шкаф и улыбнулась, – Это замечательно. Кстати, я прочитала твои стихи.
– И? – спросил я, чувствуя, как подгибаются колени.
– Неплохо, но над многим надо поработать. Я тебе в тетрадях закладки оставила на тех стихотворениях, которые мне понравились больше остальных.
– О, спасибо, – я опустил глаза, потому что смутился, – Я пойду, меня Вика ждет.
– Подожди. Ты сколько стихотворений хочешь прочитать?
Я пожал плечами.
– Штук пять?
– Это много.
– Может, два?
– Мне хотя бы одно прочитать.
– Хорошо. Давай одно.
– Да, – я кивнул. – А когда мы поедем? Мама отпустила меня поехать первого мая. Или ночью с тридцатого апреля на первое мая. Вы уже брали билеты?
– Пока нет. Сейчас гляну.
Ольга Алексеевна достала из сумки айпад и начала что-то смотреть.
– Вы где ищете? – спросил я, чувствуя себя не в меру нетерпеливым.
– На сайте РЖД, – ответила Ольга Алексеевна и снова замолчала.
А я начал ходить по кабинету.
Примерно через две с половиной минуты Ольга Алексеевна позвала:
– Леша, иди посмотри.
Я подошел.
– Есть билеты на тридцатое апреля. Выезд в пятнадцать ровно, сидячие. Когда у тебя заканчиваются уроки в среду?
– В 14:20.
– До Ленинградского ехать минут двадцать. Так что успеем.
– Я спрошу у мамы, – сказал я и выбежал в коридор.