Я купил мармелада и пришел в школу. Я сидел у актового зала, где проходил экзамен, и ждал.
Соня вышла первой и сразу же меня обняла.
– У нас осталось еще двадцать шесть дней, – сказал я.
– Двадцать шесть дней вечности, – прошептала она мне на ухо.
– Мы с тобой такие пафосные.
– Мы подростки, нам положено быть пафосными. Ну хоть вены не режем.
Мимо как раз проходила Мария Петровна, и мы поспешили к выходу из школы.
В нашу вечность длиною двадцать шесть дней.
Я хотел запомнить каждый день, каждый час, каждую ми-нуту рядом с Соней. Но я забывал. Многое забывал.
Как жаль, что у меня нет фотографической памяти. Зачем нужен этот синдром Аспергера, если нет хваленой аспергерской памяти?
Мы с Соней много гуляли по Нескучному саду. И много-много-много говорили. Ни о чем и обо всем. Только о будущем не говорили. Не знаю, почему о нем не говорила Соня, но я просто боялся.
Когда у нас оставалось одиннадцать дней, мы гуляли по центру города.
Светило солнце, было жарко, пахло сухой горячей пылью. Но даже в такую погоду Соня носила закрытые вещи – длинные юбки, легкие брюки, светлые рубашки. Конечно, она ведь совсем не могла загорать.
А мне было ужасно страшно.
– Что с тобой? – спросила Соня. – Ты дрожишь.
– Что будет дальше? – спросил я.
– В смысле?
– Что будет, когда ты уедешь? Ты вернешься сюда?
– Не знаю, – ответила Соня после недолгого молчания, – Планировалось, что я закончу школу там и, наверное, поеду в Англию.
Ее слова превратились в кулак, который сжал мое сердце.
– А ты? – спросила Соня.
– Что я?
– Ты поедешь в Питер?
– Пока не знаю. Если бы ты уехала в Таллин, я бы точно поехал в Питер, чтобы быть поближе к тебе.
– В любом случае, – Соня толкнула меня своим острым локтем, – после школы ты можешь приехать ко мне.
– В каком смысле? Ты имеешь в виду… поступать в университет?
– Почему нет? – Она пожала плечами.
У меня пересохло в горле, хотя и до этого я ощущал легкую жажду.
Слова Сони заворожили меня.
Почему нет?
Раньше я не думал об этом. Но теперь…
В последний наш вечер мы сидели на лавочке в Нескучном саду и смотрели на звезды.
Вернее, Соня смотрела на звезды, а я, в основном, смотрел на ее профиль.
Моя Ваниар.
За рекой горели фонари и окна домов, но в парке было тихо и спокойно. Будто бы за рекой был совсем другой город.
Я положил руку на ее ладонь.
Соня повернулась ко мне и улыбнулась.
До этого я думал, что звезды могут отражаться в чьих-то глазах только в книгах.
Но нет. Они и правда отражались.
В этот момент я жалел, что в мире есть фотометрический парадокс. Ведь если бы Вселенная была меньше, а звезд было бы больше, то отражение в ее глазах было бы ярче.
Миллиарды звезд могли бы существовать, только чтобы отражаться в ее глазах.
Я положил подбородок на ее плечо и прошептал:
– Я вдруг стал жалеть о том, что не существует реинкарнации. Как явления. Конечно, я не могу точно знать, есть она или нет. Но все равно не верю. И это так грустно.
– Почему грустно?
– Просто… мы так мало времени провели вместе. И сейчас… В Швеции ты можешь найти себе кого-то другого. И все.
Соня долго молчала, прежде чем ответить:
– Но в этом что-то есть.
– В чем?
– Если бы мы встречались в других жизнях, это потеряло бы ценность. Мы живем только один раз. Мы просто узкий лучик света в бесконечности. И наша история тоже мимолетна и неповторима.
Я кивнул, стараясь сдержать слезы, а Соня взяла мои руки в свои. У нее были тонкие-тонкие пальцы. И руки холоднее, чем у меня.
– Расскажи мне что-нибудь, – попросил я.
– Что?
– Не знаю. Какую-нибудь историю. Мне кажется, я влюбился в тебя, когда читал твои рассказы. Сначала ты писала про Железного Генриха, а потом у меня появился Влад. А потом про рыжего парня, который потерял надежду и обрел ее. Расскажи еще что-нибудь.
Соня обняла меня за плечи и приблизилась к моему уху.
– Помнишь, мы говорили, что обычно истории заканчиваются плохо?
– Да, – прошептал я.
– Наша история заканчивается не плохо. Она просто заканчивается. Представь, что мы уже были вместе. В других эпохах. В других вселенных. В других мирах. Наши атомы могли уже встречаться. Однажды мы были одной звездой. А может, одним человеком. И мы еще будем вместе. Может, даже в этой жизни. Материя ведь постоянно меняет свое положение.
– Я люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю, – сказала она, глядя мне в глаза, а потом со смехом отвернулась.
– Что смешного?
– Ничего. Просто никогда не говорила этих слов. Ну только родителям.
– А я даже родителям не говорил.
– Скажи когда-нибудь.
– Хорошо.
Тогда Соня поцеловала меня.
И вся Вселенная вокруг исчезла. Остались только мы.
Я вернулся домой ближе к часу ночи, и мы с Соней еще долго переписывались. В пять утра она перестала отвечать. Уснула.
А я не мог спать. Тогда я достал тетрадь для стихов и начал писать.
К семи утра, после огромного числа перечеркнутых строчек, я закончил.
Над бескрайними кронами леса
Звон подков белоснежных коней.
Ты была моей дивной принцессой,
Королевой зеленых полей.
И своею златою короной
Одарила зачем-то меня,
Уступив свое место на троне,
На любовь мою все променяв.
Свечи таяли воском горячим,
Ты сливалась с багряным огнем,
А в тенях заблудился незрячий
Провидения вечного сон.
Винограда поспевшие гроздья
Мы срывали средь сказочных рощ.
И вплетала уставшие звезды
В наши пряди безбрежная ночь.
Бесконечная пыль фолиантов,
И бессмертного знанья плоды,
И немеркнущий свет адамантов,
И хрустальный блеск талой воды.
Этим царством мы правили вместе,
Между сказкой и былью паря.
Ты была моей вечной невестой.
Только близился свод сентября.
Ты молитвы украдкой шептала
Той богине, что вдруг нас свела.
Ты уже догадалась, как мало
Нам оставило лето тепла.
Исчезающий блеск акварели
И безумства непознанный сон.
Ты сидела на темных ступенях
И смотрела на злой Орион.
На праматерь бессмертных созвездий,
На следы уходящего дня.
Ты сидела над темною бездной,
Ты была только лишь для меня.
Но закончилось дивное лето,
И осенний подул ветерок.
Ты ушла в тень багряного света,
Ты ушла от любви точно в срок.
Ты рассыпалась желтой листвою
По бескрайним осенним полям,
И последние звезды с тобою
Схоронила босая земля.
Это стихотворение было не только о Соне, но и о том, что уходит.
Детство. Лето. Первая любовь.
Все уходит.
С этими мыслями я уснул.
– Терпеть не могу прощания, – сказала Соня.
Я кивнул.
Мы стояли на перроне и не могли перестать обниматься.
Сначала Соня должна была уехать в Таллин к родственникам, а через пару недель уплыть в Стокгольм.
Я не мог себе представить, каким будет мир без ее запаха, голоса, глаз. Без наших вечных разговоров обо всем и ни о чем.
Сонина мама стояла рядом, но не говорила нам, что мы как-то не так себя ведем.
Мы молчали. Любые слова сейчас показались бы глупостью.
Соня больше не красила волосы, поэтому они стали очень светлыми. Ее голубые глаза казались еще ярче, чем раньше.
Моя одна на двадцать тысяч.
Или одна на семь миллиардов.
Мы держались друг за друга, пока проводница не попросила пассажиров зайти в вагон. Соня обняла сначала свою маму, затем меня.
Она вошла в вагон, и дверь закрылась.
Но поезд пока не тронулся, и мы смотрели друг на друга сквозь стекло.
Я старался не заплакать. Соня улыбалась мне.
Я смотрел в ее голубые глаза и мечтал, чтобы по какой-либо причине она не смогла уехать.
Глупое, эгоистичное желание.
Поезд вздрогнул и сдвинулся с места. Я пошел за ним, но состав все ускорялся и ускорялся.
Соня уехала.
Вот и все.
Мы были вместе шестьдесят девять дней, и теперь они закончились.
– Тебя отвезти домой? – спросила мама Сони.
– Нет, спасибо. Я на метро доеду.
– Тогда пока.
– До свидания.
Сонина мама ушла.
Все разошлись, а я остался и тупо смотрел вдаль.
Кто-то хлопнул меня по плечу.
Я вздрогнул и обернулся.
Рядом со мной стояли Влад и Вика.
– Что вы здесь делаете?
– Тебя встречаем. Я подумал, тебе не помешает компания, и позвонил Вике.
– Спасибо.
– Ну как ты? – спросила Вика.
Я пожал плечами.
– Я думаю, что останусь в Москве, – сказал я.
– Серьезно? – спросил Влад. – А я даже в СПбГУ документы отправил.
– Правда?
– Ну вдруг я здесь не поступлю. Результаты же пока не объявляли.
– У тебя высокие баллы. Даже по алгебре. Я же говорил, что ты умный.
– Без тебя бы я в это никогда не поверил.
– Я рада, что ты остаешься, – Вика хлопнула меня по плечу. – Оу.
Она достала из кармана смартфон и посмотрела входящее сообщение.
– Черт, эта стерва спойлерит [18].
– Что? – спросил Влад.
– Да Женька раньше меня прочитала главу «Блича» и разболтала мне, что там будет.
– Ты читаешь «Блич»? – удивился я, – Тебе же не нравилось аниме.
– Аниме мне и не нравится. Там все самое клевое цензурят и рисовка фиговая. А мангу можно и почитать.
Я вспомнил Фред, у которой на плече была татуировка прострела – символа второго отряда из «Блича». Жалко, что мы с ней больше не увидимся.
Но здесь и сейчас я смотрел на Вику, на Влада и чувствовал себя… неужели счастливым?
– Поехали домой.
В метро Вика и Влад сидели рядом, а я напротив них. Рядом находились люди, которых я любил.