рали второе.
Днем домик казался совсем рядом, в нескольких минутах ходьбы, а потому я не беспокоилась, хотя мой наряд не подходил для прогулок по парку. Укутанная в тончайшую кангу (африканское платье), перетянутую в талии поясом с красными камнями и позолоченными колокольчиками, и в сандалиях, которые едва держались на ногах, я казалась себе ученой обезьяной, бредущей по дороге под звон бубенчиков. Слоны удалились, но их присутствие ощущалось.
— Не волнуйтесь, они не причинят нам никакого зла, — сказал Иэн, когда мы проходили мимо, — лучше всего разговаривать, петь песни, да и колокольчики звенят.
Батарейка в фонарике почти села, и на дороге светился лишь неяркий кружок; изредка, и то сквозь тучи, проглядывала луна. Хрустнули ветки, потом мы услышали фырканье, хрюканье и рев удалявшихся слонов. Дважды мы наткнулись на буйволов, и нам пришлось прятаться за деревьями, бросать в них камнями и кричать во всю глотку, чтобы прогнать их.
Подойдя к первому мосту, я было отказалась идти дальше, передо мной словно высились стены крепости. Ноги болели, и даже простая мысль о ходьбе причиняла боль. Но мы все же двинулись вперед. Иэн орал ужасные боевые песни шотландцев, в которых речь шла об английских лошадях, чьи копыта купались в крови шотландских горцев. Когда мы очутились в лесу, окруженные безмолвными, призрачными формами, я представила себя Орфеем в стране теней.
В непроницаемой тьме присутствие слонов на дороге успокаивало. Они бесшумно скользнули в кустарник и исчезли.
Деревья были слишком гладкими, чтобы взобраться на них. Как же уязвим человек без ружья в царстве крупных хищников! Единственным нашим оружием были пять чувств и разум. Я кожей ощущала на себе взгляд желтых глаз голодного хищника, ноздри которого щекотал мой запах. Человек, охотник из охотников, превратился в этой черной дикой безбрежности в беззащитную добычу, мелкое, слабое и безоружное существо.
В конце концов мы добрались до въезда в парк и преодолели последние 800 метров до домика. По пути мы встретили первого носорога и спрятались за скалу.
Ветер дул в нашу сторону. Мы принялись хлопать в ладоши и бросать камни, и недоумевающее животное убежало. Путь был свободен, и мы вскоре очутились на веранде дома. Было далеко за полночь. Внутри нас ждали широкие деревянные постели, застеленные чистыми простынями. Как в сказке. Мы уснули глубочайшим сном в этом гнезде, свитом человеческими руками, а утром нас разбудил голос Говарда.
На обратном пути через лес Иэн сказал:
— Не хотел вас пугать понапрасну вчера вечером, но здесь бродит лев-людоед, который недавно сожрал на большой дороге местного жителя.
Вначале я не поверила ни единому его слову. Это скорее походило на реплику из фильма компании «Метро Голдвин Майер». Когда мы подошли к покинутой машине, Роберт и Мходжа уже заменили колесо. Они подтвердили слова Иэна о льве. К завтраку мы вернулись в лагерь.
В утреннюю программу входило обездвиживание молодого красивого слона, который следовал за изгонявшим его семейным сообществом Боадицеи. Говард и Роберт все приготовили, но мы запоздали. Иэн опасался, что не разыщет Боадицею. Все мое существо жило в предвкушении приключения. Я зарядила фотоаппараты, рассовала объективы по карманам пиджака, специально сшитого для хранения всяческих фотопринадлежностей. Мы с Мходжей и Иэном двинулись в одну сторону, а Говард и Роберт — в другую. Контакт поддерживался с помощью рации.
После безуспешных наземных поисков Боадицеи мы решили отыскать ее с самолета и вернулись на взлетную полосу. Через десять минут Иэн засек слониху со всем ее многочисленным семейством в тени акаций вдали от дороги. Меня поразило, как легко он узнал животное с высоты; мне это казалось чудом. Он раза два или три облетел стадо.
— Скорее всего, она направляется к большому болоту, — сказал он. — Будет там через полчаса. Подождем ее у края леса.
Четверть часа спустя мы уже сидели в машине. И вскоре обнаружили Боадицею со всем семейством. Матриарх на голову возвышалась над остальными и как бы бросала вызов: а ну, подойди! Некоторое время мы наблюдали друг за другом. Иэн показал мне других самок, глав семейств — Леонору, Тонкий Бивень, Закорючку — и очаровательную старую слониху, которую мы назвали Жизель, по имени моей матери.
Члены семейного сообщества Боадицеи собирали хоботом пыль в кучки, затем ногой заталкивали ее в изогнутый кончик хобота и, словно тальком, посыпали себя. Малыши пытались подражать взрослым. Боадицея настороженно наблюдала за нами, ожидая, что мы предпримем. Метрах в трехстах отсюда трое молодых самцов уже принимали грязевые ванны. Самый большой из них, чей хобот был длиннее других, оказался тем самым слоном, которого Иэн выбрал для опыта.
Когда шприц попал в слона, он пробежал вперед несколько шагов. Иэн и Мходжа сели в машину. Остальные самцы кружились на виду недалеко от нас. Наш самец тащился позади и посыпал себя время от времени песком. Потом остановился, покачнулся, восстановил равновесие и снова пустился в путь. Шагах в пятидесяти от Боадицеи он остановился, ветер дул в ее сторону. Вдруг все сообщество под предводительством ревущей Боадицеи подалось вперед — хоботы вытянулись в сторону самца, уши растопырились. Матриарх ударила бивнями самца, тот потерял равновесие и рухнул на колени. Он хотел было подняться, но на него напали еще две самки. Внезапно вмешалась Жизель: сунула ему в рот хобот и помогла подняться. Она стояла рядом и охраняла его. Но остальные слоны, разозленные и трубящие, окружили его и стремились опрокинуть на землю. Иэн не ожидал такого поворота событий. Судя по ее поведению, Жизель была матерью Роберта. Хотя он и достиг возраста, когда самцы уходят из группы, она по-прежнему защищала его. Мы присутствовали при любопытнейшем явлении — одновременном проявлении и агрессивного поведения, и защиты.
Но самец уже не мог стоять на ногах, его колени подогнулись, он пошатнулся и упал. В этот момент рев и волнение усилились. Несколько самок атаковали машину, которой Иэн пытался отогнать слонов от заснувшего животного, чтобы они не нанесли ему ран.
Сидя на крыше машины с висящими на шее фотоаппаратами, я присутствовала на уникальном спектакле. Мои пальцы дрожали от возбуждения и непрерывно щелкали затвором. Но иногда я переставала что-либо соображать от шума и толкотни вокруг.
Необходимо было отогнать Боадицею от молодого самца; наконец она отвела всю группу под дерево, метрах в тридцати от нас. Она находилась в сильнейшем раздражении, ревела и принимала угрожающие позы.
Как только Боадицея оказалась в стороне, Иэн подогнал машину и остановил ее между самками и поверженным слоном, чтобы защитить его от их гнева. Иэн и Говард проделали всю операцию быстро и ловко, управившись до пробуждения самца. Роберт и Мходжа сделали замеры и собрали анализы. Закрепив радиоошейник, Иэн ввел в вену слону противоядие, и мы удалились.
Мходжа вырвал несколько волосков из хвоста слона и сплел из них браслет. И я не без гордости носила его.
Я решила отметить свой первый вечер в лагере и успех двух обездвиживаний вкусным обедом, хотя для праздника нашлось бы множество других поводов. Два часа мы с Мшакой, совершенно мокрые от пота, толкались в крохотной кухоньке. От огня и дыма дровяной печи у меня ручьем текли слезы, но я стойко отгоняла от продуктов миллионы насекомых, привлеченных светом. Несмотря на ужасные условия, удалось приготовить сырное суфле, курицу с острым рагу из картошки и лука, похлебку и фруктовый салат со взбитыми сливками с наивашской фермы. При свете декоративных свечей мы пили красное вино. Роберт с его зверским аппетитом подчистил все блюда.
Первое посещение Маньяры открыло передо мной совершенно неизвестный аспект мира диких животных, но задержаться было нельзя: меня ждали в Наиваше. На обратном пути Иэн предложил сесть в Аруше и купить сапоги. Если придется много ходить по лесам и кустарникам, то незачем ломать ноги в сандалиях, сказал он. Нужна обувь для сафари. По пути мы засекли Радио-Роберта и поставили второй крестик на карте, на которой Иэн будет долгие месяцы отмечать его перемещения.
Я вернулась в Наивашу в среду, как обещала. Прошел дождь, и утрамбованная земля встретила наш второй прилет свежей юной травкой. Посадка, пробег по нолю в маленьком самолете, обтянутом тканью, который буквально подвозил меня к дверям дома, — часть увлекательного приключения, которое мне впервые предложил мужчина, но страх при каждой посадке и каждом взлете с небольшой полосы утверждал меня в мысли, что это место мало подходило для встреч.
После отлета Иэна я вымерила соседнюю бому и наметила новую, более длинную полосу с учетом доминирующего ветра. Если мне были нужны сапоги для маньярских походов, то Иэну нужно было место для приземления в Наиваше. Две следующие недели целая бригада корчевала кустарник, рубила деревья и закапывала телефонные провода. Мы даже установили ветровой конус и обмыли открытие новой полосы двумя дюжинами пива. Затем осталось дождаться шума самолета, пикирующего к нашей ферме. И когда он прилетел, все волшебные силы жизни пришли в движение.
Глава X. Однажды с высоты небес…
Два следующих месяца каждую первую половину педели я руководила сбором и отправкой зеленого перца в Англию, продажей скота мясникам, наблюдала за возделыванием полей и посадкой кукурузы. А затем летела в Маньяру.
В среду начиналась сложная операция по посылке радиосообщения Иэну; до администрации парка оно нередко доходило за шесть часов, а затем его отправляли в лагерь с курьером или шофером. Но в первый раз контакт был установлен очень быстро. В Маньяру меня подбросил на самолете приятель, и, кружась над посадочной полосой, я увидела «лендровер» и двух человек рядом с ним. Невероятная эффективность связи произвела на меня сильное впечатление. Но сей успех оказался исключением, и потом нам с трудом удавалось пересылать друг другу наши сообщения.
Врастание в жизнь Маньяры требовало полного подчинения образу жизни Иэна и его работе со слонами. Иэн завел раз и навсегда установленный порядок — вставать с восходом и ложиться с заходом солнца. Ели по строгому расписанию — качество пищи никого не интересовало, главное было соблюдать пунктуальность. Завтрак относился к самым поразительным явлениям в жизни лагеря. Его подавали ровно в семь утра. Включалось радио, и слушались сообщения с Лондонской биржи, которые передавали перед последними известиями. Мне, обладательнице британского паспорта, но франко-итальянского происхождения, было понятно, что так жить могут только англичане. Иэн был истинным их представителем: ел яйца с поджаренным до хруста беконом, держа на коленях мангусту, и слушал новости с биржи, а слоны тут же, у его дома, утоляли в реке жажду. Никто не произносил ни слова.