Краківські вісті, был, начиная с 1966 г., профессором Института политических наук им. Отто Сура в Свободном университете Берлина.
Еще одним хорошо организованным и институционализированным занятием, связанным с дискурсом прославления и отрицания, стала фальсификация документов. Еще в 1946 г. Лебедь написал монографию2127, где подробно изложил историю ОУН-УПА, замалчивая при этом все темные стороны их деятельности; он также предпринял перепечатку ряда документов военных лет. После его смерти в 1998 г. эти документы были переданы в дар HURI, где их расценили как оригинальные. Позднее, для изучения и популяризации этих документов среди «патриотических» историков постсоветского пространства, HURI задействовал праворадикальных историков, среди которых был и В. Вятрович2128. Лишь немногие политические деятели (например, Николай Климишин) были честны настолько, чтобы признать, что в своих воспоминаниях они умалчивали о нелицеприятных аспектах истории движения (когда по личной просьбе Бандеры, а когда по собственной инициативе)2129. По-видимому, только Евгений Стахив, если говорить о членах ОУН, попытался выступить против дискурса отрицания, указав на то, что такие деятели ОУН, как Лебедь, занимаются фальсификацией истории2130. Тем не менее в своих мемуарах даже Стахив не упомянул о погромах 1941 г.2131
На юбилейном собрании, состоявшемся в Мюнхене в 1950 г., Янов (член ОУН и ректор УВУ) охарактеризовал Шухевича как «одну из величайших легенд человечества». Между тем известно, что политическая карьера Шухевича началась в 1926 г. с убийства польского чиновника Собинского. Затрагивая темы, связанные с событиями военных лет и действиями украинских националистов, Янов ни разу не упомянул о военных преступлениях, совершенных УПА под руководством Шухевича2132. В одном из интервью 1977 г. Янов с гордостью говорил об акте убийства Собинского и давал понять, что чтение исторической драмы «Кордиан», написанной польским романтическим писателем и поэтом Юлиушем Словацким, заставило его рационализировать это преступление и взглянуть на него как на благородный поступок2133.
В семидесятые годы украинская диаспора создала два крупных академических института: в 1973 г. - Український науковий інститут Гарвардського університету (HURI), в 1976 г. - Канадський інститут українських студій (CIUS) при университете Альберты. Ни в одном из этих институтов не было столько членов ОУН(б), сколько в мюнхенском УВУ. Эти учреждения не принимали активного участия в отрицании злодеяний военного времени и прославлении ОУН и УПА. Однако оба этих института так и не смогли прийти к консенсусу в отношении прошлого этих движений, особенно в вопросах интерпретации событий, связанных с историей Второй мировой. В 1976 г. CIUS и Наукове товариство імені Шевченка у Європі инициировали масштабный проект под названием Енциклопедія Українознавства. Руководителем этого важного академического начинания стал В.Кубийович, один из крупнейших украинских нацистских колла-борантов, занимавший в послевоенное время должность генсека Наукового товариства імені Шевченка у Європі. Эта энциклопедия стала важным и авторитетным источником сведений по украинской истории, однако материалы, посвященные Второй мировой, были изложены в этом издании в духе националистического нарратива (например, в энциклопедии не нашлось места для статьи о Холокосте)2134.
В послевоенное время очень немногие украинские интеллектуалы диаспоры пытались переосмыслить украинский экстремистский национализм и высказывались против националистического искажения истории. Одним из таких людей был Иван Лысяк-Рудницкий, профессор университета Альберты (в 1971-1984 гг.) и автор статей коллаборационистской газеты Краківські вісті2135. В послевоенных очерках Лысяк-Рудницкий, давая характеристику «доморощенному фашизму» ОУН(б), подчеркивал, что ОУН имеет больше общего с центрально- и восточноевропейскими движениями, чем с движениями фашистской Италии или нацистской Германии: «Ближайших родственников украинского национализма следует искать не столько в немецком нацизме или итальянском фашизме - продуктах индустриальных и урбанизированных сообществ, сколько среди партий этого типа у аграрных, отсталых в экономическом отношении народов Восточной Европы: хорватских усташей, румынской Железной гвардии, словацких глинковцев, польского ONR (Obóz Narodowo-Radykalny) и т. п.»2136
Лысяк-Рудницкий был также одним из немногих украинских эмигрантов, понимавших разницу между демократией и национализмом. Поскольку он различал одну от другой эти две политические концепции, Другие интеллектуалы из эмигрантских кругов воспринимали его как левака, что в этом дискурсе означало то же самое, что коммунист
и «предатель». В отличие от многих других, Лысяк-Рудницкий в полной мере осознавал пагубное влияние активной националистической деятельности на научные круги, а непредубежденность украинской интеллигенции по отношению к крайне правому мышлению расценивал как проблему. Он считал, что именно деятели ОУН(б) оказывают наиболее опасное влияние на украинскую интеллигенцию. В письме к своему дяде Ивану Кедрину-Рудницкому от 26 апреля 1974 г. Лысяк-Рудницкий отмечал, что в послевоенные годы ОУН(б) не изменила своих политических взглядов. Единственное, что изменилось, так это то, что большинство представителей украинской диаспоры стали принимать крайне правые дискурсы ОУН(б) и их интерпретацию истории как стандартные научные толкования. Согласно Рудницкому, ОУН(б) пыталась доминировать в украинской диаспоре так же, как и в политической жизни Украины 1930-1940 гг. ОУН(б) воссоздала культ вождя, применяла «мафиозно-заговорщические методы» в борьбе с оппонентами и подавляла открытые дискуссии. Воспроизводство оуновцами «доморощенной фашистской» политики он считал вредным явлением, фактически «основным злом в жизни украинской диаспоры. Это ...приводит к насмешкам над нами и компрометирует нас в глазах западного мира, изолирует нас от процессов, которые происходят в Украине, духовно и политически парализует нас самих. Гегемония бандеровщины бесчестит украинскую национальную идею. Ибо чего стоит эта идея, если “свободные” украинцы не могут противопоставить большевизму ничего лучшего, чем еще худшее издание того самого большевизма? (Я придерживаюсь мнения, что наши доморощенные тоталитаристы морально ничем не отличаются от большевиков, только они менее интеллигентны, чем те.)»2137
Комбинированный дискурс отрицания-прославления деятельности ОУН-УПА и украинских националистов особенно усилился на рубеже семидесятых и восьмидесятых годов. Свою роль здесь сыграли «холодная война» и антисоветский диссидентский климат этих десятилетий; антикоммунистические и антисоветские настроения ОУН-УПА высоко котировались среди большинства интеллектуалов украинской диаспоры и даже рассматривались ими в одном ряду с демократическими ценностями.
В это же самое время авторитарные и фашистские лидеры, партии и организации также становились популярными среди диссидентов других стран. Так, в Польше антикоммунистическое и антисоветское движение «Солидарность» возродило культ Пилсудского, выпустив с его портретами марки, конверты и плакаты. На некоторых марках его изображали то с другими политиками II Речи Посполитой, то с солдатами, сражавшимися
за польское государство в 1918 г., а то и с современными деятелями -Лехом Валенсой и Папой Римским Иоанном Павлом II2138.
Определенное воздействие на историков и историческую дисциплину как таковую оказал антикоммунистический дискурс. В 1985 г. Дэвид Марплз опубликовал в «Украинском еженедельнике» статью, где он эвфемизировал и минимизировал преступления ОУН и УПА против евреев, поляков и украинцев, утверждая, что «некоторые бесконтрольные акции со стороны вооруженной группы были практически неизбежны». Марплз также отметил, что УПА была поликультурной силой: «согласно западному источнику, в составе УПА действовали различные национальные группы - азербайджанцы, узбеки, татары и евреи». Учитывая, что Марплз не занимался изучением вышеупомянутых вопросов предметно, и, очевидно, не испытывал симпатии к украинскому национализму, о чем он заявил 25 лет спустя, его позиция, по всей видимости, связана с влиянием на него политического и научного дискурсов об ОУН, УПА и Второй мировой, характерных для восьмидесятых годов. В двухтысячные годы Марплз занялся изучением деятельности украинских националистов более детальным образом и опубликовал на эту тему важные и оригинальные работы. Он стал настоящим критиком националистической апологетики и утонченным интерпретатором трагического прошлого2139.
В 1982 г. в журнале Labour Focus on Eastern Europe вышла статья Джона-Пола Химки, автора превосходных книг о социализме в контекстах XIX в., украинском крестьянстве и истории ГКЦ. В своей статье Химка назвал УПА украинской оппозицией, «антинацистской и, соответственно, антисоветской силой сопротивления», не упоминая при этом о каких-либо злодеяниях УПА или ОУН2140. В статье «Мировые войны», написанной им для энциклопедии Украины, он не упомянул, что в годы войны ОУН и УПА преследовали евреев. Он отметил, что «весной 1943 г. тысячи украинских полицейских, работавших на немцев, дезертировали и сформировали боевое ядро УПА [для нападения] на немецкие аванпосты». Разумеется, он не написал о том, что в 1944 г. ОУН-УПА снова начали сотрудничать с нацистской Германией. При этом он указал, что «УПА занималась ликвидацией польских поселений на Волыни», но не упомянул тот факт, что аналогичным образом эта армия действовала и на территории Восточной Галичины. Кроме того, он релятивизировал геноцид следующим заявлением: «эти [столкновения] на Западной Украине вскоре приобрели характер полномасштабной польско-украинской этнической войны»2141. Однако в девяностые годы Химка, как и Марплз, изменил свои взгляды на деятельность ОУН, УПА и события военных лет