2142.
Анализируя подход историков к изучению деятельности ОУН и УПА, характерный для восьмидесятых годов, необходимо указать на то, что,
конечно, имел место целый ряд различных причин, способствовавших как возвеличиванию ОУН и УПА, так и отрицанию и эвфемизации их преступлений. Безусловно, не все историки прославляли украинский национализм и злодеяния ОУН и УПА в связи с тем, что они были националистами или им была близка эта идеология. Другой важной причиной некритического отношения к деятельности ОУН и УПА было отсутствие качественных научных исследований, связанных с этими вопросами. Классической монографией по этой теме стала книга «Украинский национализм» Дж. Армстронга, впервые опубликованная в 1955 г. Как уже упоминалось выше, в своем исследовании Армстронг упустил два центральных события: еврейские погромы и этнические чистки польского населения. Существует по крайней мере четыре причины того, почему в труде Армстронга эти события не получили своего отражения. Во-первых, в годы «холодной войны» был закрыт доступ к советским архивам, в результате чего автор не имел возможности изучить многие важные документы. Во-вторых, сведения о действиях украинских националистов Армстронг получал, беря интервью у оуновцев и ветеранов УПА, которые, естественно, предлагали его вниманию выбеленные автопортреты и недостоверную апологетическую информацию. Хотя Армстронг и утверждал, что расценивал сведения, почерпнутые из этих интервью, как нечто «приукрашенное», он все же использовал их в качестве первоисточников. В-третьих, он не работал со свидетельствами евреев, поляков или украинцев, ставших жертвами злодеяний ОУН и УПА. В-четвертых, на формирование позитивного отношения к украинскому национализму со стороны западных ученых повлияли «холодная война», а в ее контексте - антисоветский и антикоммунистический характер деятельности ОУН-УПА. В годы «холодной войны» украинских националистов считали антисоветскими «борцами за свободу». Поскольку они никогда не упоминали о своей причастности к Холокосту и любую попытку поставить под сомнение их точку зрения они считали антиукраинской или советской пропагандой, то даже специалисты по Второй мировой и украинской истории предпочитали скорее признавать их нарратив, чем критически исследовать его на основе архивных документов (в том числе свидетельств выживших)2143.
До конца девяностых годов свидетельства выживших евреев не считались надежными источниками, хотя еще в 1987-1988 гг. М. Бросцат и С. Фридлендер развернули обширную дискуссию по вопросу о «рациональной» немецкой науке и ее сопоставлении с «мифической памятью» жертв Холокоста. Такой подход был распространен не только среди украинских националистических историков, но и в профессиональной среде. В частности, немецкие историки неоднократно подчеркивали
«субъективность» и ненадежность свидетельств, предоставленных пережившими Холокост, а также указывали на «объективность» и достоверность документов, связанных с исполнителями преступлений, в частности с педантичными немецкими офицерами. Этот подход позволил многим немецким, украинским и другим историкам избежать столкновения с ужасающей реальностью Холокоста и многогранностью событий военного времени, также оказав разрушительное влияние и на процесс написания истории событий, связанных с Холокостом в Восточной Европе. В результате в исторических работах, написанных с применением этого метода, было упущено значительное количество важных аспектов. Такие работы не в полной мере соотносятся с реальностью и многогранностью прошлого, а факты, изложенные в них, не могут быть эмпирически верифицированы, если не прибегать к обширным недомолвкам. Именно такая версия истории легитимизирует националистические политики памяти, практикуемые сообществами диаспор и национал-консервативными историками демократических государств.
В итоге историки, такие как Армстронг, не предпринимали усилий по исследованию насилия ОУН и других подобных движений (чем, собственно, маргинализировали Холокост как таковой), а вместо этого подыскивали альтернативы термину «фашизм»: в частности, именно Армстронг ввел термин «интегральный национализм». Этот концепт был для него в чем-то схожим с фашизмом, но он утверждал, что ОУН, усташи и подобные им движения не должны называться «фашистскими» (очевидно, потому, что термин «фашизм» и концепт фашизма были политизированы и вызывали неоднозначную реакцию). Применение такого определения могло заставить читателя подумать, что перед ним историк с просоветскими или антиукраинскими взглядами, что само по себе было способно разрушить карьеру такого специалиста. Советская пропаганда называла фашистскими США, Великобританию, Францию, ФРГ и другие капиталистические государства, а также нефашистские авторитарные режимы. Коммунистические и другие левые деятели западных стран использовали этот термин в целях дискредитации политических врагов различной ориентации. Такая «карьера» термина сделала его бессмысленным и сильно повлияла на отношение к нему в ученой среде. Что же касается термина «интегральный национализм», то он естественным образом стал очень популярным не только среди ученых-антикоммунистов (это в первую очередь имеет отношение к самому Армстронгу)2144, но и среди представителей националистической диаспоры. В дискурсе «интегрального национализма» ОУН и его ветеранов не называют «фашистами». Предполагается, что украинский национализм является
подлинным, независимым, самодостаточным националистическим движением, не имеющим ничего общего ни с фашистской идеологией, ни с другими фашистскими движениями, ни тем более с нацистской Германией и Холокостом2145.
На уникальности украинского националистического движения настаивал и Мирчук, который заявлял, что только «враги Украины» и «противники ОУН» могут утверждать, что ОУН была фашистской, одобряла фашизм и следовала его паттернам. По его словам, ОУН черпала свои идеи и идеологическую подпитку исключительно из «украинской духовности и традиций» и не могла быть фашистской, поскольку украинские традиции и история несовместимы с фашизмом2146. Политолог Александр Мотыль писал в 1980 г., что ОУН была радикальной националистической организацией, со всеми чертами, присущими фашистским движениям, но и он уточнял, что ОУН не могла быть фашистской, поскольку не существовало украинского государства, в котором ОУН могла бы практиковать фашистскую политику2147. Мало кто из ученых того времени (в том числе специалистов по фашизму, взятом в широком диапазоне) обращал внимание на тот факт, что многие восточноевропейские фашистские организации (партии или движения) действовали как раз в условиях «безгосударственных наций», и лишь немногим из них удалось добиться создания государства2148.
Заключение
Гибель Бандеры глубоко огорчила те круги украинской диаспоры, в которых его считали легендарным Провідником, храбрым, преданным и идейным борцом за свободу. Различные украинские антисоветские и крайне правые националистические организации оплакивали эту утрату в течение нескольких недель. Газеты Шлях перемоги, Гомін України и Українська думка опубликовали сотни скорбных статей и стихотворений, одновременно с этим эти издания выразили неодобрение тем, кто связывал имя Бандеры с преступлениями ОУН и УПА (даже если такие люди считали Бандеру главным символом этого движения). В дальнейшем все эти преступления отрицались или приписывались советским партизанам, советской армии или немцам. В календаре крайне правых кругов украинской диаспоры 15 октября стало очень важной датой. Основу экспозиции первого музея Бандеры, открытого в 1962 г., составили его личные вещи, а также экспонаты, связанные с «освободительной борьбой» ОУН и УПА, жестокостью советской оккупации и страданиями членов ОУН(б) в Аушвице. В музее не нашлось места для сведений об этническом и политическом насилии ОУН и УПА, совершенном членами этих
формирований в военное и послевоенное время, хотя деятельность этих движений являлась неотъемлемой, если не центральной, частью экспозиции. Членов ОУН(б) в музейной экспозиции представили как трагических героев и единственных заключенных Аушвица. В таком же ключе написаны многочисленные книги и статьи Петра Мирчука, который также написал первую агиографию Бандеры, тем самым подготовив почву для целого ряда постсоветских «патриотических» биографов вождя.
Апологетические дискурсы о Бандере и ОУН и УПА, а также виктимизированные дискурсы украинского голода 1932-1933 гг. и страданий украинцев в военные и послевоенные годы были настолько сильными, особенно в последние десятилетия «холодной войны», что оказали влияние даже на таких непредубежденных ученых, как Джон-Пол Химка и Дэвид Марплз. Украинская диаспора и историки из ее круга высоко оценили научную монографию Дж. Армстронга об украинском националистическом движении, поскольку в этой работе содержалось очень мало информации о злодеяних ОУН и УПА. Очень немногие ученые (например, Иван Лысяк-Рудницкий) испытывали неприязнь к апологетическим дискурсам и возражали против использования науки в целях пропаганды отрицания или для конструирования различных националистических мифов. Однако даже Лысяк-Рудницкий не считал проблематичным замалчивание прошлого В. Кубийовича, поскольку бывший глава УЦК инициировал создание Енциклопедії Українознавства и поддержал ряд других проектов, которые украинская диаспора считала достаточно важными. Атмосфера «холодной войны» и решительная поддержка Западного блока в его борьбе с «красным дьяволом» позволили оуновцам скрыть, а затем и придать забвению темные пятна в истории своего движения. Любое упоминание о сомнительных эпизодах воспринималось как советская, польская, еврейская или иная форма антиукраинской пропаганды.
24 августа 1991 г. в ходе распада СССР Верховная Рада УССР провозгласила независимость Украины, а 90,3% граждан республики поддержали такое решение на реф