он фашистом, - вопрос в том, чествует ли его большинство людей именно как фашиста?»2364.
На постановление Европарламента также отреагировал А. Мотыль. В своих оценках Бандеры и украинского национализма Мотыль не обсуждал такие аспекты, как фашизм ОУН или погромы 1941 г. Он назвал этническую чистку 1943-1944 гг. «украинско-польским насилием на Волыни», что, по его мнению, не имеет ничего общего с этническим насилием усташей. Он считает, что это насилие следует сравнивать скорее с насилием «ирландских националистов над британцами». Романтизируя насилие ОУН-УПА, он указал на злодеяния советской власти в Украине и отметил, что ОУН-УПА боролась с СССР, и Бандера является символом этой борьбы2365.
В своих размышлениях о Бандере и резолюции ЕС Мотыль задается вопросом: «Свидетельствует ли присвоение звания «Герой Украины» о неуважении к европейским ценностям?» И сам же отвечает на этот вопрос: «С исторической точки зрения, европейские ценности прежде всего включают в себя милитаризм, расизм, антисемитизм, империализм и шовинизм. Демократические ценности и права человека являются относительно недавним историческим дополнением к этому набору, являясь, строго говоря, не столько европейскими ценностями, сколько официально объявленными ценностями ЕС. Еще хуже то, что сами европейцы нарушают эти ценности ЕС в такой же мере, как и придерживаются их»2366. В этой связи он утверждал, что ЕС и «европейцы» не должны вмешиваться в украинские вопросы, поскольку «именно национально-сознательные украинцы являются сегодня ядром гражданского общества и демократических сил в Украине, и они возмущаются, когда их осуждают за их отношение к национальным героям, ибо такое осуждение является признаком двойных стандартов и европейского лицемерия»2367.
Николай Рябчук, публичный интеллектуал, в публикациях которого всегда делается акцент на том, что Украина была колонией России, также объяснил, почему украинцам стоит продолжать традицию преклонения перед Провідником и не идти на уступки в вопросах, связанных с прошлым. Опираясь на позицию Мотыля, он утверждает: «Украина - это не просто «нормальная» страна с сильной идентичностью и обеспеченной гарантиями государственностью, которая, как полагают, выбирает между авторитаризмом и демократией, т.е. в данном случае между криптофашистским наследием Бандеры и ОУН и либерально-демократическими ценностями ЕС. ...Реальный выбор украинцев состоит в том, защищать ли им национальный суверенитет, достоинство и идентичность, или отдать это в жертву России и местным
украинофобским “креолам”. В этих обстоятельствах мы должны признать, что вторая часть наследия Бандеры остается актуальной: патриотизм, национальная солидарность, самопожертвование, идеалистическая преданность общим целям и ценностям»2368.
Похожей точки зрения придерживается амбициозный и талантливый историк Андрей Портнов. В статье, опубликованной в журнале «Критика», он не затрагивает вопросы героизации Бандеры и ОУН-УПА. Вслед за Армстронгом, он называет ОУН-УПА «интегральными националистами» и предполагает, что их культ является законным - это часть десоветизации Украины. Он не уверен, можно ли решить проблемы современной украинской политики памяти посредством «регионального плюрализма символов», который в украинском контексте означает установление памятников Сталину на Востоке страны, а Бандере -на Западе2369.
Тот факт, что Снайдер отнес Бандеру к категории фашистов, возмутил историка А. Русначенко, известного специалиста в вопросах ОУН-УПА. Он задался целью опровергнуть Снайдера, который, по его словам, «не очень хорошо разбирается в теме». Русначенко заявил, что «приписывание Бандере фашизма - явное преувеличение, даже если [фашистские] тенденции и имели место». Русначенко не столько отрицает преступления ОУН, сколько их преуменьшает. «Действительно, ОУН применяла террор (хотя и в незначительных масштабах), но мы не должны забывать и о польском терроре, имевшем место в оккупированной Восточной Галичине». Русначенко не уточнил, почему он считает 70-100 тыс. польских жертв украинского националистического террора незначительным количеством. Однако он был крайне обеспокоен тем, что тот, кто расследует преступления ОУН-УПА, может не придавать значения украинским жертвам польского террора. Наконец, он обвинил Снайдера в нежелании провести грань между Бандерой как фашистским лидером и Бандерой как героическим символом украинского патриотизма. Снайдер, писал Русначенко, «не хочет признавать, что Бандера был и остается просто символом освободительного движения, олицетворением идеи бескомпромиссной борьбы против всех врагов Украины и украинства»2370.
В статье В. Пономарева утверждается, что Химка и Снайдер неправильно охарактеризовали ОУН как фашистскую организацию. Первым доказательством этого утверждения он назвал то, что ОУН уже называли фашистской, и это делала советская пропаганда. Другой аргумент заключался в том, что ОУН, возможно, не могла быть фашистской, поскольку, «как справедливо заметил историк Ярослав Грицак, писать о “польском”, “чешском” или “украинском” фашизме
некорректно, поскольку фашизм стремился к частичному или полному уничтожению этих народов»2371.
В дискуссии также принял участие Никлас Бернсанд (Лундский университет), чья статья была переведена на украинский язык и опубликована в ведущем украинском журнале «Критика». Он сравнил культ Бандеры с культом хорватского генерала Анте Готовины, приговоренного (в апреле 2011 г.) Международным трибуналом бывшей Югославии к 24 годам лишения свободы за преступления против человечности. «Следует ли судить хорватов, - спрашивает Бернсанд, -за их публичные (и, как я мог понять, спонтанные) выражения симпатии к человеку, который несет ответственность за этническую чистку нехорватских городов и сел?» На свой вопрос он отвечает отрицательно. Применяя свою логику к вопросу о культе Бандеры в Украине, он заявил: «Я не буду высказываться “за” или “против” президентского указа, в соответствии с которым Бандера будет Героем Украины...»2372.
Опровергнуть Снайдера, Химку и Марплза пытались и радикальные апологеты Бандеры. В отличие от «либеральных» интеллектуалов, они открыто и широко использовали приемы крайне правой пропаганды, оперируя попросту ложной информацией. В ответ на статью Марплза редактор Ukrainian News (Эдмонтон) Марко Левицкий заявил, что причастность ОУН и Бандеры к погромам 1941 г. - это «фальсификация правопреемников КГБ в стиле Владимира Путина». Он также отметил, что в НКВД работало «непропорционально много» евреев, которые, к тому же, виновны в массовом уничтожении «4-8 тысяч гражданских заключенных», произошедшем в украинских тюрьмах после 22 июня 1941 г. Кроме того, он процитировал Фишбейна, заявившего, что выдумки об уничтоженных УПА евреях являются «провокацией Москвы». Левицкий также перечислил имена всех известных украинцев, которые спасали евреев2373.
К защите чести своего деда, его семьи и всех людей, солидаризующихся с Пpoвідником, присоединился и Стивен Бандера. Отвечая на статью Марплза, внук Провідника назвал ее «перефразированной дезинформацией». Он заявил, что утверждение об участии ОУН в погроме является заблуждением. В качестве доказательства он привел тот факт, что ни один член ОУН не предстал перед судом Международного военного трибунала в Нюрнберге. Аналогичным образом он пытался доказать и непричастность членов ОУН к Холокосту, указывая на то, что два брата Бандеры погибли в Аушвице. Стивен Бандера также заявил, что в 1985 г. «наша семья очистила имя Бандеры перед Следственной комиссией по делам военных преступников в Канаде [Commission of Inquiry on War Criminals in Canada]», и «если бы Степан Бандера был виновен хотя бы
в половине тех преступлений, в которых его обвиняет Марплз, его бы повесили в Нюрнберге 65 лет назад»2374.
В фокусе дискуссии, о которой идет речь, была не личность Бандеры, а Бандера как символ ОУН и УПА, определенная эпоха украинской истории и деятельность движения, связанного с его именем. В ходе обмена мнениями выяснилось, что украинские историки и интеллектуалы не были готовы дистанцироваться от спорных моментов украинского прошлого, как то: фашистские тенденции в украинской истории и злодеяния, совершенные во имя украинского национализма. Огромным препятствием, стоящим на пути переосмысления истории украинского национализма, является отношение к Холокосту, в частности его маргинализация, игнорирование или политическое искажение, наблюдаемые в советском, постсоветском и диаспорном дискурсах. Другим препятствием является отсутствие критических исследований биографии Бандеры, деятельности украинских националистов, причастности украинцев и ОУН-УПА к Холокосту и другим видам этнического и политического насилия. Впрочем, следует учитывать, что за десять и более лет до упомянутой дискуссии уже были опубликованы отдельные книги и статьи (например, М.Царинника, К.Беркхофа, Ш. Спектора и Г.Мотыки), посвященные данным темам. Эти работы наверняка были известны историкам и интеллектуалам, по крайней мере таким, как Я. Грицак, А. Мотыль, Н.Рябчук и А. Портнов, читающим на английском, немецком, польском и других языках. Некоторые из этих публикаций цитировал и Вятрович, правда, только для того, чтобы забраковать их как «советскую пропаганду». Очевидно, что на ход этих дискуссий, чего не стоит недооценивать, оказал свое влияние культ Бандеры, что так же можно сказать и об общем отношении к Бандере, сложившемся в постсоветское время в Украине и диаспоре2375.
Наконец, следует отметить, что в процессе этого обмена мнениями затрагивались не только вопросы истории, но и аспекты украинской идентичности, которая, как известно, все еще находится в стадии формирования. Трудно предсказать, сколько времени займет этот процесс и каковы будут его результаты. СССР и праворадикальные круги украинской диаспоры оставили украинским интеллектуалам сложное и весьма неоднозначное политическое и интеллектуальное наследие. Однако украинские интеллектуалы и политики не обязаны сохранять и отстаивать виктимизированные, героизированные или иным образом искаженные и политизированные версии своей истории. Вряд ли они хоть в какой-либо степени правы, когда ведут себя так, будто они в принципе не способны повлиять на культ Бандеры и процесс