Провіднику еще в тридцатые и сороковые годы, стали устраивать глубоко ритуализированные коммеморации Бандеры, что снова превратило их в «харизматические сообщества». Коммеморации обычно состояли из религиозной части (панихиды) и политического собрания; при проведении этих мероприятий границы между религией и национализмом были весьма размыты, а еще одним мощным компонентом этой смеси была антисоветизм. Популяризации Бандеры способствовали и антисоветские демонстрации, регулярно проводившиеся в Лондоне, Оттаве и Вашингтоне. Члены «харизматического сообщества» совершали символические паломничества к могиле Бандеры в Мюнхене (Мекке бандеровцев). Перед жилым домом, в котором был убит Провідник, они регулярно сжигали советские флаги. В конце 1959 г. сторонники Бандеры также оплакивали и превозносили хорватского Poglavnik’a Павелича, который умер спустя два месяца после гибели Бандеры. Коммемморации Бандеры также проходили в сочетании с милитаристскими и религиозными мероприятиями ветеранов дивизии СС «Галичина» и УПА, Праздников оружия и Покрова Пресвятой Богородицы.
О культе Бандеры также свидетельствуют и открытые в его честь музеи, первый из которых появился в Ноттингеме (позднее этот музей переместили в Лондон). В развернутой экспозиции музея хорошо просматривается преклонение перед Бандерой - духовным
лидером ОУН-УПА и символом украинской «освободительной борьбы», героем и мучеником, сражавшимся и павшим за Украину. Создатели музея не ставили перед собой цели подробно ознакомить посетителей с обстоятельствами жизни Бандеры или с практикой украинского геноцидного национализма. Музей был создан для прославления и сакрализации Провідника - рассказа о «трагической», но «героической» борьбе представителей его поколения. Создатели музея провели неожиданную связь между Бандерой и УПА. Бандера никогда не вступал в ряды этой армии, но тема УПА стала одной из ключевых в экспозиции музея, и этому есть свое объяснение: многие партизаны УПА считали Бандеру духовным лидером революционного украинского национализма и прочно с ним солидаризовались. Следует отметить, что основной целью выразительной экспозиции УПА в музее Бандеры, по-видимому, является отрицание (или затушевывание) злодеяний УПА путем виктимизации и прославления Бандеры. В музейной экспозиции также полностью игнорируется тема Холокоста и причастность к нему украинцев. Глядя на представленные в экспозиции фотографии украинских заключенных Аушвица, может сложиться впечатление, что в этом концлагере как находились, так и были убиты только члены ОУН(б). Аналогичным образом украинско-еврейские отношения военных лет трактовались и в публикациях Петра Мирчука. Этот первый агиограф Бандеры стал примером для всех последующих, которые унаследовали от него стратегию отрицания причастности украинцев к Холокосту и другим злодеяниям, совершенным украинскими националистами.
К созданию апологетического и панегирического нарратива, связанного с деятельностью Бандеры и его «освободительного движения», приложили свою руку не только националистические фанатики, преданные сторонники Бандеры и крайне правые деятели, но и целый ряд ученых, работавших в университетах Канады, Германии, Франции, США и других стран. Некоторые из этих ученых - Тарас Гунчак, Петр Потичный и Владимир Косик - были ветеранами ОУН или УПА. Не совсем критично к предмету своего исследования относился и Дж. Армстронг, первый профессиональный историк, изучавший деятельность украинских националистов. По разным причинам он не включил в свои работы данные о погромах 1941 г., этнических чистках 1943-1944 гг., уничтожении евреев и ряде других аспектов, которые, безусловно, необходимо было учесть при написании истории деятельности этого движения. Армстронг, как и многие другие историки того времени, опирался только на украинские и немецкие источники. Свидетельства жертв, пострадавших от террора ОУН и УПА, он
игнорировал. Кроме того, на него, похоже, повлияло произошедшее в годы «холодной войны» возрождение национальных нарративов тех из государств, в которых в 1944 г. были насильственно установлены просоветские режимы. По этим и другим причинам автор первой исчерпывающей монографии о деятельности украинских националистов сформулировал ряд ошибочных выводов, к которым историки отнеслись без должного критического внимания что после выхода его работы, что в последующее время. Не только украинские националисты (как, например, Донцов, цитировавший и высоко оценивший Армстронга в своем предисловии к книге Стецько ЗО червня 1941), но и политически немотивированные профессиональные историки рассматривали исследование Армстронга как академический и объективный стандарт -достоверную монографию о деятельности украинских националистов в годы войны2394.
Многие галицкие украинцы, покинувшие Украину в военное и послевоенное время, обустроились в период «холодной войны» в западных университетах, получив, таким образом, возможность открыть для себя подлинные демократические ценности и, соответственно, переосмыслить геноцидный национализм. Однако большинство украинских интеллектуалов, работавших в западных университетах, предпочли возвести в своих работах идеологические препоны. Усердно отстаивая свои националистические идеи, они выдавали их за патриотические традиции или антикоммунистические убеждения. Эти люди не ставили перед собой задачу по-настоящему исследовать события военных лет, украинский фашизм и Холокост. Они либо игнорировали эти темы, либо писали апологетические и искажающие историю работы, в которых украинские националисты выступали как антинемецкие и антисоветские борцы за свободу. Особняком в этой группе стоит Иван Лысяк-Рудницкий. Будучи одновременно историком и свидетелем современности, Лысяк-Рудницкий скорее переосмыслил, чем исследовал деятельность ОУН. С деятелями этого движения этот ученый был знаком еще до эмиграции и не испытывал к ним сипмпатии.
Тем не менее в послевоенное время Лысяк-Рудницкий, судя по всему, не возражал против сотрудничества с такими людьми, как Кубийович. Бывший лидер УЦК был в его глазах более умеренным и рациональным человеком, чем Бандера. Вопрос о том, стоит ли вспоминать, чем занимался Кубийович во время войны, не имел для Лысяка-Рудницкого никакого значения - ему было достаточно того, что этот человек занят изданием Енциклопедії Українознавства и другими важными проектами.
Культ Бандеры, разросшийся в годы «холодной войны», был типичным крайне правым националистическим и неофашистским культом, тем не менее многих украинцев диаспоры это обстоятельство не насторажива-
ло и они охотно принимали участие в деятельности «харизматических сообществ», устраивающих коммеморации Бандеры. Некоторые из них поклонялись Бандере, поскольку Провідник вызывал у них восхищение еще со времени Варшавского и Львовского судебных процессов (другие -помнили его по событиям 1941 г.). Некоторые украинцы позитивно относились к культу Бандеры, поскольку они были украинскими патриотами и исполнение ритуалов в честь Бандеры и «борцов за свободу» из УПА виделось им эффективным способом протеста против советского режима.
Молодые люди, воспитывавшиеся в диаспоре, были приобщены к культу Бандеры своими родителями, друзьями или молодежными организациями, такими как СУМ и «Пласт». Безусловно, часть представителей «харизматического сообщества» - по крайней мере те из этих людей, кто, являясь ветераном ОУН и УПА, был причастен к Холокосту и сотрудничал с немцами в годы войны, - были хорошо осведомлены как о злодеяниях украинских националистов-революционеров, так и о фашистизации движения и коллаборационизме. Они также понимали, что коммеморации Бандеры и поклонение ему как украинскому национальному герою и жертве советского режима -удачный способ отодвинуть в тень вопросы, связанные со злодеяниями ОУН и УПА, равно как и другие «неудобные» моменты из истории ОУН. Тем не менее некоторые представители украинских общин, возможно, не знали о злодеяниях ОУН и УПА, поскольку Армстронг и другие историки не рассматривали эти аспекты в своих исследованиях, а само по себе наличие культа Бандеры позволяло предположить как само собой разумеющееся, что герои и мученики не убивали мирных жителей и не сотрудничали с нацистами.
В послевоенный период не только крайне правые круги украинской диаспоры, но и многие другие антисоветские группы, в том числе ведущие политики крупнейших и наиболее влиятельных стран Западного блока, называли лидеров ОУН(б) антисоветскими «борцами за свободу». В пятидесятые годы Бандера давал интервью на радио, в которых он заявлял западногерманской аудитории, что ОУН и УПА состоят из патриотических борцов за свободу, сражавшихся против режима нацистского и продолжающих борьбу с режимом советским.
Стецько, призывавший в письмах к Führer’у, Duce, Poglavnik’y и Caudillo признать провозглашенное украинское государство, в 1966 г. был объявлен Почетным гражданином канадского г. Виннипег. В 1983 г. его приглашали в Капитолий и Белый дом, где «последнему премьеру свободного украинского государства» оказывали прием Джордж Буш и Рональд Рейган. 11 июля 1982 г., в день проведения «Недели пора-
бощенных народов», над Капитолием США развевался — символизируя свободу и демократию, но никак не этническую чистку и геноцидный фашизм, - красно-черный флаг ОУН(б), официально принятый этой организацией в 1941 г. Никто не понимал, что это был тот же самый флаг, который в июле 1941 г. развевался над зданием мэрии Львова и другими учреждениями, и что те, для кого этот флаг что-то означал, подвергали гонениям и убивали мирное еврейское население.
Образ Бандеры, который создавала советская пропаганда, был полностью противоположным тому, каким его видела украинская диаспора. Враждебный советский нарратив возмущал эмигрантов и косвенным образом способствовал радикализации их правых кругов, в том числе упрочению культа Бандеры. Согласно советской идеологии, Бандера и его сторонники предали украински