Жизнь Степана Бандеры: терроризм, фашизм, геноцид, культ — страница 24 из 200

327. Бандера также отдал распоряжение избить Стахива, редактора украинских газет Праця и Рада. Поскольку этот план не дал желаемых результатов, он приказал подложить в редакцию газеты взрывное устройство328. Кроме того, Бандера лично вручал яд тем членам ОУН, которым поручали совершать убийства и, соответственно, приказывали покончить с собой в случае ареста329. В тех случаях, когда члены ОУН испытывали сомнения в необходимости убийства украинцев (в том числе членов ОУН), Бандера проявлял настойчивость, поскольку был уверен, что украинцы, которых предполагалось убить, были «предателями» или «информаторами»330.

Вместе с тем, анализируя роль Бандеры, мы должны помнить, что он действовал в первую очередь как член организации и, следовательно, на его решения влияли как руководители, так и другие члены ОУН. В своем выступлении на Львовском судебном процессе Бандера заявил, что это именно он, не посоветовавшись с другими руководителями, приказал убить Перацкого, Юзевского и Кособуцкого. При этом он заявил, что в случаях, когда речь шла об убийстве украинцев, решения принимались «революционным трибуналом»331. По словам оуновца Малюцы (ил. 76), «отдельные методы», используемые Краевой экзекутивой, вызывали У Коновальца обеспокоенность, однако мы не знаем, касалось ли это убийства польских политиков, или украинцев, обвиняемых в «предательстве»332. Прокурор Желенский пришел к выводу, что руководство

в изгнании «наметило и организовало» это убийство, чтобы улучшить финансовое положение организации»333. В качестве источника этой информации Желенский процитировал документ из архива Сеника (к сожалению, не сохранившийся в годы войны)334. Вывод Желенского мог былъ полностью или частично мотивирован желанием арестовать Коновальца и других лидеров ОУН. проживавших за пределами Польши (чего польские класти не могли добиться без помощи других государств). Однако более правдоподобным представляется, что убийство Перацкого планировалось как Краевой экзекутивой, так и руководством в изгнании, при этом ведущая роль в этом вопросе принадлежала Бандере и Лебедю335.

Многие экстремисты оказались в ОУН еще до того, как Бандера стал главой Краевой экзекутивы, и, возможно, в части радикализации имел место процесс взаимовлияния между Бандерой и другими ревностными националистами - Шухевичем, Ленкавским, Лебедем и Стецько. Все они пришли в Краевую экзекутиву ОУН примерно в одно и то же время, а ранее вместе состояли в рядах ОВКУГ и СУНМ. Резонансные убийства или ограбления банков происходили и до того, как Бандера занял руководящую должность. Например, в августе 1931 г. Билас и Данилишин убили Тадеуша Голувко. В марте 1932 г. шурин Шухевича Березинский убил полицейского чиновника Э. Чеховского336.

Активность Краевой экзекутивы возросла именно в те годы, когда Бандера возглавлял референтуру пропаганды (1931-1933) и был Краевым Провідникам ОУН (1933-1934). В 1933 г. в Бюлетені Крайової екзекутиви ОУН на ЗУЗ был опубликован примечательный комментарий: «...террористические акты против наиболее видных представителей оккупационной власти являются примерами действий, в которых мы на равных оцениваем как их непосредственный эффект, так и их политикопропагандистский капитал... Последовательный террор в отношении врага и привлечение внимания масс к непосредственной борьбе создают положение, которое приближает нас к минуте решающего шага»337.

Первой пропагандистской акцией, благодаря которой Краевой экзекутиве удалось привлечь внимание людей, был траур по Биласу и Данилишину (в конце декабря 1932 - начале 1933 г.). Как пропагандист, Бандера понимал, что имена погибших сподвижников могут служить могущественными символами, укрепляющими чувства мести и коллективного единства. Ритуализация памяти о погибших националистах с превращением их в героев и мучеников - все это практиковалось и ранее. Основной вклад Бандеры в эту, как и во все последующие, кампанию заключался в том, что он сумел эффективно мобилизовать весь пропагандистский аппарат ОУН и донести до широких «украинских масс» информацию о героической гибели его сподвижников338.

Еще одним специфическим видом пропагандистской деятельности было возведение символических могил в честь павших солдат, обретшее массовый характер именно при Бандере. Эти акции, с помощью которых Краевая экзекутива пыталась воздействовать на «крестьянские массы», были предприняты осенью 1933-го и весной 1934 г.139 Коммеморации по погибшим устраивали и ранее, но их проводили только на местах фактического захоронения. С назначением Бандеры Краевая экзекутива стала призывать «украинские массы» возводить символические могильные холмы даже там, где не было захоронений погибших. Таким образом, украинцы получили возможность отдавать дань памяти своим павшим солдатам в гораздо более широком ареале340.

Чаще всего такой могильный холм сооружали сельские жители, после чего его освящал священник. Позже, если холм не уничтожали, возле него устраивали панихиды и демонстрации или отмечали праздники (1 ноября, Троицу и т.д.). Польские власти, как правило, уничтожали эти холмы, трактуя их как символы украинского национализма и неповиновения польскому государству. В отдельных случаях украинские селяне, вооруженные в основном мотыгами и вилами, ставали на защиту этих сооружений. Так, 6-8 июня 1934 г. во время одного из таких мероприятий звон церковных колоколов сообщил жителям с. Тростянец о прибытии полиции. Более тысячи человек туг же пришли к месту события, чтобы защитить могильный холм от вооруженных полицейских. «Это украинская земля!» -выкрикивали крестьяне341.

Нередко местные жители пытались восстановить уничтоженные полицией холмы, что приводило к многочисленным столкновениям и жертвам с обеих сторон. В некоторых районах Восточной Галичины конфликты у могильных холмов имели черты гражданской войны. Желая отомстить, украинцы иногда перенимали инициативу: сносили надгробия или полностью разрушали могилы польских солдат и полицейских342.

Другая пропагандистская акция лета 1933 г. была связана с ан-тиалкогольной кампанией организации Відродження. Этим акциям ОУН, Краевую экзекутиву которой уже возглавлял Бандера, придала идеологическое измерение, которое у них изначально отсутствовало343. В частности, оуновцы призвали украинцев не покупать спиртные напитки и табак, поскольку эти товары производились польским государством. Согласно логике ОУН, поляки притесняли украинцев, поскольку обладали монополией на произодство алкоголя и табака. Во время этой акции оуновцы призывали украинцев делать публичные заявления об отказе от Употребления алкоголя и курения табака. Пьющих, которые не сумели Удержаться от покупки алкоголя, избивали, а таверны, которые занимались

продажей алкогольных напитков, разрушали особенно те, которые принадлежали евреям344.

Одновременно с антиалкогольной кампанией Краевая экзекутива организовала еще одну массовую акцию антишкольную, во время которой украинских учеников призывали отказаться от использования польского языка, уничтожать символы польского государства (герб и портреты польских королей) и пропольские книги, а также разбивать оконные стекла в школах. Демонстранты, марширующие по селам, скандировали лозунг Геть з учителями-ляхами! ОУН призвала учеников каждое утро уведомлять своего учителя, что «на украинских землях украинского ученика должен учить украинский учитель на украинском языке и рассказывать об Украине». Другие ученики должны были аплодировать этому соответствующим образом. В рамках этой кампании ОУН выпустила 92 тыс. листовок и 9 тыс. брошюр, распространив их преимущественно в школах. Частью антишкольной кампании было и покушение на убийство куратора отдела образования Гадомского, предпринятое по приказу Бандеры оуновцем Северином Малой345.

Акции в польских школах происходили и ранее, особенно после реформы образования 1924 г., но, как и сооружение символических могил, до июня 1933 г. они не носили массового характера345. Следует учесть, что еще в двадцатые годы Бандера и другие оуновцы-краевики, будучи школьниками и членами ОВКУГ и СУНМ, практиковали такие акции, как опрокидывание государственных символов или срыв школьного патриотического мероприятия путем использования взрывного устройства с газом раздражающего воздействия347.

Еще одной акцией, организованной Бандерой и также имевшей сильный пропагандистский эффект, было покушение на убийство советского консула, совершенное во Львове 22 октября 1933 г. оуновцем Николаем Лемиком. Это убийство было совершено в знак протеста против голода в советской Украине. По словам Пидгайного, ОУН предприняла это покушение, поскольку хотела опередить УНДО, планировавшее выразить в связи с голодом официальный протест348. Значительную роль в подготовке этого теракта сыграл Бандера. Он выбрал исполнителя убийства, разъяснил ему особенности внутреннего устройства здания, снабдил пистолетом и даже заранее выдал ему деньги на новые туфли и одежду (для возможного участия в предстоящем судебном процессе). Во время покушения Лемик перепутал консула с секретарем консульства Алексеем Майловым, которого и застрелил, оказавшись у того на приеме. Спасаясь бегством с места преступления, Лемик ранил сторожа Яна Дзугая349.

Убийство секретаря консульства, а не консула, было достаточным результатом, чтобы вызвать у ОУН моральное удовлетворение. Лемик получил пожизненное заключение350. Несмотря на препятствия со стороны польских властей, как сам факт убийства, так и поледовавший за ним судебный процесс оуновцы использовали в своих пропагандистских антисоветских целях. В 1933 г. Бандера несколько раз встречался с Коновальцем, и, возможно, именно Коновалец убедил его устроить этот теракт. По словам Владимиры. Степан в это время находился под впечатлением от рассказов о голоде, которые он услышал от родственников, сбежавших в Ст. Угринов из советской Украины