581.
Поскольку все обвиняемые обжаловали приговор, 28-30 апреля 1936 г. состоялось рассмотрение дела в апелляционной инстанции. В апелляции Бандеры было указано, что мотивом его действий было желание
создать украинское государство и что, «в соответствии с этикой группировки, которую представляет Бандера», принадлежность к ОУН является актом, лишенным каких-либо признаков преступления582. Председатель спросил Бандеру, признает ли он себя виновным и хочет ли разъяснить свои действия, но тот снова стал отвечать по-украински. Председатель прервал его и сказал, что Бандера, как мы видим, не желает воспользоваться своим правом давать пояснения583.
В результате рассмотрения дела в апелляционной инстанции Чорнию и Раку сроки были сокращены с семи до четырех лет, а Зарицкой - с восьми до двух лет. Чорний был оправдан по обвинению в принадлежности к ОУН. Другие приговоры остались без изменений584. Горбовой направил в суд запрос на разрешение Лебедю и Гнатковской заключить брак в тюремной часовне585. В своих мемуарах Климишин рассказал, что в конце судебного процесса, когда подсудимым предоставили последнее слово, Бандера выкрикнул: Нас розсудить залізо і кров! Ему в ответ другие обвиняемые воскликнули Слава Україні!586
Львов. Второй судебный процесс над членами ОУН
Второй крупный судебный процесс, на этот раз - с участием двадцати трех членов ОУН, шесть из которых уже были осуждены в Варшаве, начался 25 мая 1936 г. во Львове. Вместе с Бандерой на скамье подсудимых находились: Роман Шухевич, Ярослав Макарушка, Александр Пашкевич, Ярослав Спольский, Владимир Янов, Ярослав Стецько, Богдан Гнатевич, Владимир Коцюмбас, Богдан Пидгайный, Иван Малюца, Осип Мащак, Евгений Качмарский, Иван Ярош, Роман Мигаль, Роман Сенькив, Екатерина Зарицкая, Вера Свенцицкая, Анна-Дария Федак, Осип Феник, Владимир Ивасик, Семен Рачун и Иван Равлик. Всех их обвиняли в принадлежности к ОУН, а двенадцать из них - в причастности к убийствам Бачинского и Ивана Бабия, подготовке убийств Антона Крушельницкого, Владислава Коссобуцкого, Генрика Юзевского, Алексея Майнова (сотрудника советского консульства во Львове), семиклассника украинской гимназии Королишина, а также в установке взрывного устройства в редакции газеты Праця. Защищали членов ОУН адвокаты Варшавского процесса, а также Степан Шухевич, Семен Шевчук, Филипп Евин и Владимир Загайкевич (ил. ЮЗ)587. В связи с тем, что процесс проходил во Львове, обвиняемым и их адвокатам было разрешено использовать украинский язык. Благодаря этому преимуществу некоторые из обвиняемых предоставили более развернутые свидетельские показания и задавали вопросы свидетелям. Самым нетерпеливо вопрошающим и разговорчивым был Бандера.
Здание на львовской улице Батория, где проходил процесс, находилось под усиленной охраной полиции. В зал суда по специальным пропускам было допущено около 70 человек. Последним обвиняемым, который вошел в зал суда незадолго до начала заседания, оказался Бандера. Войдя, он отдал фашистский салют: поднял правую руку и выкрикнул Слава! (или Слава Україні!). Все подсудимые ответили ему соответствующим образом588. Вскоре после этого жест-поступка заседание суда объявили открытым589.
Все обвиняемые заявили председателю Дысевичу, что они являются украинцами по национальности и, за исключением православной Свенцицкой, греко-католиками по вероисповеданию. Более того, Бандера, Мащак, Спольский, Янов и Стецько заявили, что они имеют украинское гражданство. Макарушка заявил, что он «по сути украинский гражданин, но временно польский». Когда председатель сообщил ответчикам, что украинского государства не существует, и спросил, хотят ли они зарегистрировать свое гражданство как «советский украинец», они ответили, что они отнюдь не советские.
В самом начале заседания обвиняемые снова заявили, что во время допросов применялись пытки. Так, Спольский сказал, что прежде чем он станет отвечать на любые вопросы, он хочет отметить, что полиция «приковывала его цепями, душила за шею, выкручивала руки и била ногами». Стецько также заявил, что и его заковывали в цепи. На вопрос, призывался ли он в армию, Бандера ответил так: «Да, в украинскую военную организацию». Стецько, Мащак и Бандера потребовали, чтобы председатель зачитывал обвинительное заключение на украинском языке. Их требование отклонили, поскольку ранее они не обращались с такой просьбой, а заниматься переводом в настоящий момент было уже слишком поздно590.
До начала судебного заседания Бандера, Янов, Стецько, Макарушка и Пашкевич условились, что все обвиняемые должны признать свои правонарушения и преступления, оправдывая их сложной ситуацией, в которую польское государство поставило украинский народ591. Янов, отвечавший на вопросы суда на третий день (27 мая 1936 г.), попытался действовать в рамках этого плана и начал с полемики с председателем. В ответ на предъявленные обвинения в принадлежности к ОУН, Янов ответил, что его обвиняют только «на основе субъективных фактов и “неофициального” волеизъявления украинского народа»592.
Стецько, которого допрашивали в тот же день, принялся отвечать в той же манере. В самом начале своего выступления он стал объяснять, почему он является членом ОУН и украинским гражданином. Он заявил, что в ходе допросов он признался в принадлежности к ОУН, так как
в течение трех дней его подвергали пыткам. Обвиняемый также сказал, что вступил в ОУН, так как «в данный момент обязанность каждого украинца -содействовать образованию независимого украинского государства». Это заявление было прервано прокурором. Адвокат Старосольский заявил, что, поскольку Стецько обвиняется в попытке отделить часть территории от польского государства, он должен иметь возможность объяснить, почему он хотел это сделать. Прокурор ответил, что Стецько хотел отделить территорию, так как он является членом ОУН, и в дальнейших пояснениях он не видит смысла593.
В своем выступлении Стецько произнес слова «Западная Украина», после чего председатель сразу же предупредил, что вышвырнет его из зала суда, если тот повторит это еще раз. Затем Стецько попытался объяснить, почему ОУН устроила антишкольную кампанию, и почему эта организация стала на революционный путь, но председатель снова его прервал. Затем он попросил Стецько разъяснить, воюет ли ОУН против СССР. Когда Стецько заявил, что борьба «на Востоке Украины идет точно так, как и здесь», председатель удалил его из зала суда. Перед выходом Стецько повернулся к публике, поднял правую руку и прокричал Слава Украіні! Поскольку это был уже третий случай демонстративного акта в зале суда, прокурор попросил удалить из зала суда журналистов и других наблюдателей. Адвокаты защиты выразили протест, но суд его отклонил, предупредив обвиняемых, что если подобное повторится, то суд снова вернется к этому вопросу и ужесточит свои меры. За свой фашистский жест Стецько был наказан водворением в карцер сроком на сутки594. Следующим ответчиком, допрошенным председателем, был Ивасик. Его показания в зале суда отличались от показаний во время допроса, что он объяснил применением к нему насилия (его заставляли сидеть на стуле девять дней и восемь ночей). Председатель заявил, что, хотя показания, возможно, и были получены с применением силы, они не обязательно являются недостоверными (это заявление было явным одобрением нарушения этики допроса). Далее он позволил себе сравнить человека, ведущего допрос, с отцом, наказывающим ребенка за проступок, который тот не хочет признавать595. После председателя выступил прокурор Юлиуш Прахтель-Моравянский, который задал Ивасику несколько подробных вопросов о пытках. Из ответов Ивасика стало очевидно, что его обвинения в применении насилия, вероятнее всего, преувеличены. Тем не менее прокурор не потрудился довести разъяснение этого вопроса до логического конца, как поступал в таких случаях Желенский в Варшаве596.
Последним обвиняемым, дававшим показания 27 мая 1936 г., был Спольский. Его свидетельства были краткими. Председатель заявил, что
Спольский обвиняется в принадлежности к ОУН, на что тот ответил: «Я допускаю, что изложенные в обвинительном заключении предположения относительно моего участия в преступлении, за некоторыми исключениями, верны. Я признаю, что состоял в ОУН, будучи полностью согласным с целесообразностью и адекватностью ее методов, ибо считаю ее правовой статус, оправданный самим фактом существования украинского государства с его тысячелетней историей...» На этих словах Спольского прервали и удалили из зала суда. Вероятно, он собирался сослаться на провозглашение украинского государства в 1918 г.597
На следующий день подсудимый Мащак попытался оправдать свои действия одним тем фактом, что он принадлежал к ОУН. Он расценивал членство в ОУН как патриотический долг и предполагал, что это превращало его действия в невинные и даже достойные восхищения поступки. Он начал свое выступление с того, что назвал себя украинским националистом. Затем он объяснил, что, поскольку Бабий был предателем, приговорить его к смерти было правильным решением. Отвечая на вопрос адвоката Загайкевича о «деле его жизни», он сказал: «Служить моему народу и отдавать ему все силы было заданием всей моей жизни. Я мог сделать это только в ОУН, куда я и вступил». Адвокат завершил это заявление аргументом, что Мащак выбирал не личное благосостояние, а благосостояние народа, и спросил его, почему он выбрал ОУН. Мащак ответил: «Я считаю, что идеология ОУН является единственной, которая может помочь мне освободить мой народ». В ответ на это заявление прокурор выразил протест и сказал, что «принадлежность к ОУН является отдельно наказуемым уголовным преступлением»598. Макарушка продолжил: «Я признаю, что принадлежал к ОУН и занимал должность главы контрольно-разведывательной референтуры, но я не признаю, что это была моя вина. Моя деятельность была законной в свете украинских актов и законов». В этом месте председатель прервал его комментарием: «Однако мы судим с позиции закона, который имеет силу здесь и сейчас»