599.
Линия поведения, которую избрал Шухевич, отличалась тем, что он предпочел давать ложные показания и делать патриотические заявления, которые, по мнению его адвоката и родственника Степана Шухевича, могли бы найти понимание у судей и уменьшить меру наказания600. Председатель предъявил Шухевичу обвинения в принадлежности к ОУН и, согласно показаниям Пидгайного, подстрекательстве Лемика к убийству советского консула. На это подсудимый патетически ответил: «Я признаю свою принадлежность к ОУН. Я вступил в ОУН по зову сердца! Но я не приказывал Лемику убивать советского консула»601. Далее ответчик солгал, сказав, что он не имеет ничего общего с боевой референтурой Краевой экзекутивы ОУН, а связь с этой организацией он утратил примерно с 1928 г.
Он заявил, что в ряды ОУН вступил только в 1933 г., и его изначальной задачей было посредничество в разрешении конфликта между радикальными и менее радикальными фракциями ОУН602.
Подсудимый Пидгайный, еще один клиент и родственник адвоката Степана Шухевича, также предоставил суду ложные показания, целью которых было придать большую достоверность показаниям Романа Шухевича. Так, Пидгайный заявил, что в действительности главой боевой референтуры Краевой экзекутивы был он, тем самым пытаясь освободить от ответственности настоящего рукодителя этого сектора Романа Шухевича603. Пидгайный также утверждал, что это он, а не Шухевич или Бандера, предоставил Лемику пистолет, которым тот убил Майлова604. В дополнение к этому «акту милосердия», проявленному по отношению к Шухевичу, Пидгайный, как и ряд других обвиняемых, заявил, что он состоит в ОУН, но ни в чем не может быть виновным, так как пребывание в ОУН является для него патриотическим долгом605.
Бандера давал показания 5 июня 1936 г. Он говорил более подробно, чем другие обвиняемые. На этот раз председатель не прерывал Бандеру каждый раз, когда тот позволял себе пропагандистские выпады, так как ему, возможно, было интересно услышать, что сочтет нужным сказать Провідник Краевой экзекутивы. Председатель ознакомил Бандеру с предъявленными ему обвинениями, на что подсудимый ответил: «Я не признаю никакой вины, и я ни в чем не виновен, так как все мои революционные действия были исполнением моего долга». Затем он попросил председателя предоставить ему возможность разъяснить все «факты, обстоятельства и мотивы» дела606. Председатель спросил Бандеру, является ли одним из его мотивов стремление отделить Восточную Малопольшу от польского государства. В ответ Бандера сказал: «Общим мотивом ОУН является возрождение и образование независимого украинского государства... в том числе на украинских землях, которые сегодня принадлежат польскому государству»607.
Продолжая свои показания, Бандера назвал себя «главой ОУН на западноукраинских землях и комендантом УВО», что вызвало недовольство у председателя608. Бандера признал, что это он приказал убить Бачинского, поскольку расследование, проведенное ОУН, установило, что Бачинский был информатором609. Он также завил, что Бабий был приговорен судом ОУН к смертной казни за «предательство народа». Он сказал, что Бабий, «как директор филиала украинской гимназии, пытался обучать школьную молодежь в духе подчинения польскому государству, -подвергал гонениям украинских националистов и зашел в этом так Далеко, что брал на себя роль полицейского агента. Однажды он поймал Украинского ученика, раздававшего листовки ОУН не в помещении
гимназии, а во время церковной службы, и вызвал полицию»610. Бандера объяснил, что он был зол на Бабия, поскольку тот учил своих учеников, что украинский патриотизм совместим с лояльностью к польскому государству. У Бандеры с Бабием были личные счеты. Однажды Бандера помогал своему однокласснику обмануть Бабия на экзамене, на чем был пойман. За это Бабий отобрал у Бандеры удостоверение личности и передал его в полицию611.
Бандера также подробно рассказал о покушениях на убийства советского консула и редактора газеты Антона Крушельницкого (ил. 75), а также о подрыве редакции газеты Праця. Он подчеркнул свою решающую роль как в этих делах, так и в приказе об убийстве советского консула612. Лемик, в свою очередь, подтвердил, что распоряжение об убийстве он получил от Бандеры613. Бандера также утверждал, что «действия против большевиков» были необходимы, поскольку «большевизм - это форма и система, которыми Москва поработила Украину, и он как движение противоположен национализму в общественной и мировоззренческой плоскостях». Далее обвиняемый утверждал, что «на восточных украинских землях идет жестокая борьба буквально за все, что только можно, поскольку большевики уничтожают украинские территории». По словам Бандеры, об этой борьбе никто не знал, поскольку «Советская Украина отделена от цивилизованного мира не только китайской стеной, но и поясом коммунистов, чекистов и красноармейцев»614. Продолжая рассуждать о коммунистах, Бандера утверждал, что, «поскольку большевики используют физические методы борьбы, мы также должны применять такие же методы к ним»615.
Бандера с гордостью заявил о том, что именно он отдал приказ об убийстве Коссобуцкого, ибо, «будучи комиссаром тюремной стражи во львовской тюрьме [«Бригидки], последний преследовал и притеснял украинских политзаключенных». Глава Краевой экзекутивы также приказал убить Юзевского, поскольку «он был представителем польского государства... и фактически лидером польской политики на Волыни»616. С помощью адвоката Горбового Бандера сделал показания о поступках, в которых его не обвиняли, в том числе об антишкольной кампании лета 1933 г. Вероятно, это было сделано по просьбе Бандеры или ОУН, с тем чтобы эта информация попала в заголовки газет и как можно большее количество людей узнали об «освободительной борьбе» ОУН617. Горбовой также попросил Бандеру «изложить свою биографию и ключевые аспекты, повлиявшие на его мировоззрение»618. В своих заявлениях Горбовой допускал, что мотивом, который побуждал его клиента отдавать приказы об убийствах, могла быть месть619.
На 16-й день заседания (16 июня 1936 г.) некоторых членов ОУН вызвали в суд в качестве свидетелей, на процессе вновь возникла проблема фашистских приветствий. Первым был Лебедь, который по-прежнему не признавал свою принадлежность к ОУН. Выйдя из зала суда, он поднял правую руку в сторону подсудимых и выкрикнул Слава Україні! Стецько и Янов ответили ему таким же фашистским приветствием620. Следующим был Лемик, убийца Майлова. Закончив давать показания, Лемик направился к выходу и также поприветствовал других подсудимых поднятой рукой и словами Слава Україні! Последним свидетелем в этот день был Александр Куц. По примеру Лебедя и Лемика, он также продемонстрировал украинский фашистский салют. Прокурор вновь предложил закрыть процесс от общественности, но суд отклонил это ходатайство621. По цензурным соображениям любые упоминания о фашистских приветствиях снова были удалены из газетных репортажей622.
24 июня 1936 г., на 21-й день судебного разбирательства, с речью выступил прокурор Прахтель-Моравянский. Ссылаясь на Копsріracjа, брошюру ОУН, изданную на польском языке в 1929 г., он заявил, что ОУН не всегда скрывает свои преступные деяния, а иногда, наоборот, обнародует их, чтобы привлечь внимание общественности, как это и происходит на данном судебном процессе623. Он задал риторический вопрос: кого же представляют такие члены ОУН, как Шухевич и Бандера? И сам же на него ответил: «Они всего лишь члены террористической организации, и они не представляют украинский народ. ОУН не может представлять народ, так как эта организация осуждается большинством украинского общества, что в данном случае является правильным решением»624. Прахтель-Моравянский заявил, что родственники обвиняемых также не испытывают симпатии к организации; ее деятельность вызывает у них только одно чувство -сожаление. Наконец, он сказал, что обвиняемые, возможно, совершили свои преступления исключительно по политическим мотивам, но «это Польша, и действующий польский закон не допускает превознесения преступлений»625.
26 июня 1936 г. выступление Прахтель-Моравянского было приостановлено, с тем чтобы предоставить возможность высказаться обвиняемым. Подсудимый Малюца сказал, что «каждая идея должна сдать свой экзамен перед лицом смерти. ОУН это сделала, а я нет. На Варшавском процессе я действовал предосудительно, но я сделал это в расстроенных чувствах, а не потому, что идея была плохой»626. Стецько сказал, что «цель его жизни - свободная Украина, и он не предаст ее даже под пытками»627. Янов заявил, что он действовал осознанно и был уверен, что у него только один путь. Он сказал, что его позиция связана с верой. Ссылаясь на Освальда Шпенглера, он сказал, что наступает момент, когда Украине
понадобится новая религия - украинский национализм. Только эта религия, по мнению Янова, может позволить украинцам пережить угрозу коммунизма и другие невзгоды628.
Следом за Яновым выступил Бандера, который то изображал из себя Робин Гуда, защищавшего бедных украинцев от подлых поляков и «советских русских», то заявлял, что он является фашистским лидером порабощенного народа и Проводником всех украинцев, объединенных национализмом и борьбой за независимость (согласно принципу, в соответствии с которым ОУН представляет украинскую нацию, а Бандера - ОУН). Эта речь стала одним из самых важных публичных выступлений Бандеры. Она вдохновляет украинских националистов и в наши дни (они считают ее главным интеллектуальным достижением Бандеры): «Прокурор сказал, что группа украинских террористов и их главари заняли свои места на скамье подсудимых. Я хочу сказать, что мы, члены ОУН, не террористы, так как ОУН осуществляет свою политическую деятельность по всем направлениям национальной жизни»