946
Погромщики часто принуждали евреев совершать «большевистские» ритуалы. Некоторых заставляли распевать русские марши и выкрикивать «Слава Сталину!»947. В одном из таких эпизодов толпа окружила группу из 200-300 молодых евреев и евреек, которых заставили поднять руки вверх и исполнять при этом «русскую коммунистическую песню “Моя Москва”»948. В другом месте, неподалеку от Цитадели, также были замечены украинцы, конвоировавшие около ста мужчин, руки которых были подняты вверх. Этих людей заставляли кричать: «Мы хотим Сталина!» По свидетельству выжившей Казимиры Порай, все они впоследствии были убиты949.
Киноматериалы и фотографии, сделанные немецкими военнослужащими во время погрома, совпадают с воспоминаниями выживших. На многих из этих материалов запечатлены эпизоды, когда женщин бьют по лицу и другим частям тела (ногами, палками и другими предметами).
Многих женщин раздевали догола и в окружении толпы таскали за волосы, перекидывая от одного мучителя к другому. Некоторых просто гоняли по улицам950. Из свидетельских показаний выживших мы знаем, что погромщики насиловали женщин и били беременных ногами по животу, но в киноматериалах это не зафиксировано951.
Самый жестокий день погрома пришелся на 1 июля 1941 г. Во многих районах города погром продолжался и 2 июля, вплоть до вечера этого дня. По словам Монастера, погром начался в еврейском квартале, а на следующий день достиг и других частей города952. Так, 2 июля на спортивной площадке по улице Пельчинской (ул. Дмитрия Битовского) милиционеры и члены айнзацкоманд собрали неустановленное количество евреев. 2,5-3 тыс. человек из их числа были расстреляны в лесах поблизости Львова силами айнзацкоманд 5 и 6 из айнзацгруппы С, руководство которыми осуществлял Отто Раш. Феликс Ландау, член одной из айнзацкоманд, написал в своем дневнике, что первую группу евреев расстреляли 2 июля. 3 июля он написал, что «500 евреев привели на расстрел. Здесь, во Львове, было убито 800 человек»953.
3 июля 1941 г. украинские милиционеры вывели из квартиры «на работу» Лейба Велицкера, его брата и его отца. Их привели к зданию милиции, перед которым уже стояла группа евреев. Милиционеры отобрали молодых евреев, отвели их в подвал и избили там железными прутьями. Некоторые из них не смогли больше подняться. Остальные были доставлены на спортивную площадку на Пельчинского, на пути к которой их избивали милиционеры. Квалифицированных рабочих немцы отправили домой, а остальных в течение двух дней удерживали на площадке без еды и питья. В течение всего этого времени немцы и украинские милиционеры подвергали их пыткам, избиениям и жестокому обращению. Лейб и его отец наблюдали, как евреев куда-то увозили на грузовиках. Однако сами Велицкеры, отец и сын, вместе с другими евреями через два дня были освобождены954. Симона Визенталя (ил. 102) и еще примерно сорок евреев арестовали 4 июля 1941 г. и доставили в тюрьму. Их выстроили в ряд лицом к стене и приказали ждать казни. Однако, в отличие от многих других, Визенталь не был убит. Незадолго до того, как подошла его очередь, палач услышал от своего командира: «На сегодня хватит!» (Schluß für heute Feierabend!) На ночь Визенталя оставили в тюрьме, однако казни удалось избежать: его спас украинский милиционер, с которым он был знаком еще до войны955.
7 июля 1941 г. немецкие солдаты схватили Элияху Йонеса и других прячущихся евреев и приказали им разбросать известь по поверхности одного из дворов «Бригидок». По прибытии на место Йонес был ошеломлен запахом разлагающихся тел. Он вспоминал, что земля под
ногами была мягкой, как смола, и была покрыта трещинами шириной в пять сантиметров, поскольку не могла впитать в себя столько тел, сколько их было закопано на этом месте956.
После погрома львовские евреи были лишены прав и объявлены vogelfrei (вне закона). Ограбления их квартир часто происходили в присутствии жильцов. Евреям разрешали выходить на улицу только два раза в неделю: для покупок продуктов и других товаров957. По словам Генрика Шипера, это правило было введено Юрием Полянским (ил. 116), которого Державне правління Стецько назначило посадником міської управи Львова. Немецкие и украинские полицейские регулярно арестовывали евреев в их квартирах или на улицах города и привлекали их для выполнения различных «общественных» работ. Вечером 2 июля организованное насилие прекратилось, но убийства и издевательства продолжали происходить958.
Число жертв первого погрома, продолжавшегося с 30 июня по 2 июля 1941 г., оценить трудно. По оценкам юденрата, в первые дни оккупации Львова было убито около 2 тыс. евреев959. В отчете немецкой службы безопасности от 16 июля говорится, что «полиция задержала и расстреляла 7000 евреев»960. Историки Дитер Поль и Элияху Йонес, изучавшие погромы, пришли к выводу, что в эти дни погибло 4 тыс. евреев961, в то время как другой историк, исследовавший эти события, Кристоф Мик, считает, что было убито 7-8 тыс. евреев962.
Восстановление хронологии погрома показывает, что эта акция имела тщательно организованный характер. С немецкими формированиями, в состав которых входили подразделения полиции безопасности (Sісhеrhеitsроlіyеі) и внутрипартийной службы безопасности NSDAP (Sісhеrhеitsdіепst, SD), а также айнзацкоманды из айнзацгруппы С тесно сотрудничала и украинская милиция, созданная ОУН(б). По всей видимости, немцы согласовали дату погрома с ОУН(б) не позднее вечера 30 июня 1941 г., то есть вскоре после того, как они осознали, насколько популярной и мощной была ОУН(б) во Львове и какие манипулятивные и возбуждающие ярость возможности откроются перед ними, если они покажут местным жителям тела жертв НКВД. Немецкие и украинские исполнители преступлений не оставили никаких письменных документов, связанных с подготовкой к погромам, но другие источники свидетельствуют об этом вполне определенно. Например, по словам одного из свидетелей погрома, украинский милиционер предупредил об опасности еврейку, в которую он был влюблен. Он сделал это 1 июля в 5 часов утра, то есть за несколько часов до начала этого события963.
По-разному вели себя и немецкие военнослужащие. Некоторые из них снимали погром на пленку. Одной из причин такого поведения
было желание возложить вину за насилие на местное население964, Иногда офицеры вермахта проявляли сочувствие (имеется, например, свидетельство о том, что один офицер подарил еврею буханку хлеба)965. Однако другие немецкие военнослужащие унижали, издевались, пытали и расстреливали евреев, объясняя им при этом, что сами же евреи и несут ответственность за этот погром966. Об одном из немецких офицеров, рассуждавших подобным образом, Элияху Ионес оставил такие воспоминания: «После того как мы вынесли тела из камер, к нам подошел немецкий офицер. Он снял противогаз, [который носил из-за трупной вони], и обратился к нам, сказав, что из-за нас, евреев, “весь мир истекает кровью”, что мы спровоцировали эту войну, и из-за нас тысячи жертв гибнут на полях сражений. “Посмотри, что ты сделал!”- закричал он, указывая на огромную коллективную могилу во дворе тюрьмы. Мы стояли безучастно, не слышали его слов и не понимали, чего он от нас хочет»967.
Еще одной важной группой преступников, причастных к Львовскому погрому, была толпа - обычные граждане, в основном украинцы, однако среди этих людей были и поляки. Во Львове украинцы были меньшинством, но, в отличие от поляков, они не были запуганы ОУН(б); украинская пропаганда призывала их поддерживать процесс создания государства и мстить евреям. Часть украинских погромщиков прибыла во Львов из окрестностей города, поскольку их прельщала возможность присвоения собственности евреев968. В погроме также участвовала украинская молодежь, в частности студенты. Эммануэль Бранд узнал среди погромщиков украинского студента, с которым он учился в Учительскому інституті во Львове969. Ветеран Первой мировой Дмитрий Гонта, который одно время намеревался вступить в ряды львовской милиции ОУН(б), вспоминал в своих мемуарах, что некоторые студенты добровольно вызвались участвовать в погромах970.
Поляки также обнаружили среди жертв НКВД тела своих родственников, но в эти дни поляки совершили гораздо меньше злодеяний, чем украинцы, хотя во Львове их проживало существенно больше, чем украинцев. Львовские евреи поняли, что среди погромщиков также есть поляки, но они опасались их в меньшей степени, чем украинцев971. Максимилиан Борухович вспоминал, что украинцы вели себя агрессивнее других, а поляки пытались дистанцироваться от евреев как можно подальше972. Алиция Рахиль Хадер вспоминала, что толпа, издевавшаяся над евреями на одной из львовских улиц, «вроде бы состояла в основном из украинцев, но... также в ней были и поляки»973. Кость Паньковский и Юзеф Шрагер также заметили среди погромщиков поляков974. Евгений Наконечный вспоминал, что некоторые поляки носили желто-
голубые нарукавные повязки, но он не помнит такого, чтобы украинцы участвовали в погромах, и утверждал, что проводить связь между ОУН(б) и погромами — это антиукраинская пропаганда975. Польский учитель гимназии Ян Роговский вспоминал, как поляк смеялся над евреями, которых избивали украинские милиционеры976. Во Львовском погроме 1941г., в отличие от Львовского погрома 1918 г. и погромов лета 1941 г. на Северо-Востоке Польши, поляки не играли ведущую роль, поскольку украинские милиционеры и оуновцы внушали им страх. Кроме того, у немцев поляки пользовались меньшим расположением, чем украинцы977.
В ночь с 3 на 4 июля 1941 г. немецкие силы безопасности, состоявшие из членов СД, СС и айнзацкоманды 4а, расстреляли во Львове 25 польских профессоров и 17 членов их семей