60.
Наше исследование будет классифицировать движение, режим или идеологию как фашистские только в тех случаях, когда они будут отвечать основным критериям, изложенным в вышеупомянутых концепциях фашизма. Во-первых, мы будем рассматривать фашизм как движение только при условии, что в исследуемом движении был установлен принцип фюрерства, практиковался культ этнического и политического насилия, а массовое насилие рассматривалось как продолжение политики - то есть эти движения были полностью или в значительной степени антидемократическими, антимарксистскими, антилиберальными, антиконсервативными, тоталитарными, ультранационалистическими, популистскими, расистскими, антисемитскими или милитаристскими. Во-вторых, мы будем рассматривать фашизм как движение при условии, что оно пыталось захватить власть, установить фашистскую диктатуру, которая предусматривала палингенезис, то есть радикальное политическое и культурное возрождение нации для предотвращения ее «дегенерации». В-третьих, мы должны иметь в виду разницу между консервативными или военными режимами, такими как режимы Антонеску, Хорти или Пилсудского, и фашистскими режимами, характерными для Италии Муссолини и Германии Гитлера, а также режимами, которые временами функционировали как фашистские, но в долгосрочной перспективе
сочетали национал-консерватизм и фашизм (режимы Франко и Салазара).
Также нам следует учитывать, что крайне правые националистические движения, которые пытались захватить власть и установить диктатуру, в течение последовавших за такими действиями лет часто изменяли свою идеологию и свое отношение к фашизму: когда им было удобно, они фашистизировались и называли себя фашистами. Позже они могли утверждать, что они никогда не были фашистами. Аналогичным образом они могли объединять национализм с фашизмом и другими крайне правыми идеологиями, такими как расизм или антисемитизм, взятыми в разных пропорциях, и, следовательно, не быть ни типично фашистскими, ни националистическими или расистскими.
Фашизм. Национализм.
Праворадикалы
Разбираясь с сущностью фашизма, необходимо вкратце обозначить разницу между фашизмом и национализмом, двумя довольно тесно связанными феноменами. Современная трактовка национализма как политической программы, инструментализирующей и мистифицирующей прошлое в целях формирования национального сообщества и создания национального государства, известна с конца XVIII - начала XIX века61. Национализм был побочным продуктом Французской революции и порожденной ею современной политики. Кроме того, на него повлиял романтизм. Националистические движения принимали самые разные формы, в зависимости от социальных и политических условий групп, которые применяли или принимали эту идеологию. Радикальные черты национализм приобрел на рубеже XIX-XX вв. Согласно Георгу Моссе, национализм стал «жизненной системой, которая послужила основой для всех фашистских движений». Распространению фашизма, который, по словам Штернхеля, на первом этапе был «синтезом органического национализма и антимарксистского социализма», также способствовал опыт массового насилия, приобретенный во время Первой мировой войны. Фашизм стал самой радикальной формой национализма, но его собственная идеология и цели отличались от установок национализма. Хотя национализм и фашизм были подвержены влиянию расизма и антисемитизма, они не были расистскими или антисемитскими в одинаковой степени. Наконец, мы должны согласиться с тем, что, хотя национализм и фашизм отличаются по своей сущности, границы между ними часто исчезают, особенно когда идет речь об ОУН и усташах, которые считали себя националистическими «освободительными движениями», связанными с другими фашистскими движениями62.
В межвоенный период Бандера и ОУН называли себя «националистами», однако считали ОУН близким к таким движениями, как
итальянский фашизм, национал-социализм, «Железная гвардия» и им подобным. В этом исследовании они будут называться, в зависимости от контекста, националистическими или фашистскими. Лица или группы, которые в годы «холодной войны» или после распада СССР установили культурную, духовную или эмоциональную преемственность между собой и ОУН межвоенного периода (ее лидерами, членами или политикой), будут называться, также в зависимости от контекста, «националистами», «неофашистами», «праворадикалами» или «крайне правыми». «Неофашизм» в этом исследовании трактуется как послевоенное возрождение фашистских идей и эстетики в условиях, когда основные фашистские государства перестали существовать, а фашизм как идеология был полностью дискредитирован злодеяниями, совершенными нацистской Германией и другими подобными движениями и режимами.
Термины «фашизм», «праворадикалы» или «крайне правые» не являются взаимозаменяемыми. Термин «праворадикалы» также является двусмысленным. С одной стороны, начиная с 1950-х, его широко применяют политологи, когда рассматривают деятельность ультранационалистических, антикоммунистических,
фундаменталистских или популистских партий. С другой стороны, ученые используют его в более общем контексте, когда дают определение модерным радикальным националистическим движениям, которые возникли в Европе в конце XIX в. В целом термин «фашизм» имеет более конкретный смысл, чем термин «праворадикалы». Он связан с определенным видом «праворадикальных» движений, появившихся после Первой мировой, таких как итальянские фашисты и национал-социалисты, и рядом других небольших партий или организаций, которые стремились прийти к власти и установить режим фашистской диктатуры63.
Сакрализация политики и дихотомия «героизации-демонизации» Сакрализация политики - это теоретическая концепция, связанная с ранее обсуждавшимися понятиями культа, мифа, харизмы и фашизма. Эмилио Джентиле, один из ведущих теоретиков этой концепции, утверждал, что тоталитарные движения и режимы имеют тенденцию сакрализировать политику и создавать политические религии. Как отмечает Джентиле, «сакрализация политики имеет место, когда политика задумана, живет и представлена посредством мифов, ритуалов и символов, предполагающих веру в сакрализованную светскую сущность, преданность верующих сообществу, их энтузиазм, боевой дух и готовность жертвовать собой в целях защиты и победы движения»64.
Анализируя радикальную и революционную форму украинского национализма, на которую в значительной степени повлияла религия, важно
иметь в виду, что «сакрализация политики не обязательно приводит к конфликту с традиционными религиями. Она также не приводит к отрицанию существования любого сверхъестественного высшего существа»65. Напротив, связь между политической и традиционной религией очень сложна. Политические религии заимствуют религиозные элементы и «превращают их в систему убеждений, мифов и ритуалов», вследствие чего границы между ними часто размываются: обычные люди превращаются в адептов, политические символы становятся сакрализированными, а национальные герои воспринимаются как светские святые66.
Джентиле отметил, что сакрализация политики в XX в. прижилась еще в годы Первой мировой, когда сразу в нескольких странах для легитимизации насилия использовали Бога и религию. После войны религиозные символы использовали даже атеистические или антирелигиозные движения, с тем чтобы придать вес своим идеологиям и привлечь массы в свои ряды. Очень распространенными атрибутами милитаристских и тоталитарных движений были культ павших героев и мучеников, символизм смерти и возрождения, преданность и возвеличивание нации, мистические свойства крови и жертвоприношений67. Еще одним важным проявлением политической религии, особенно в украинском контексте, стала сакрализация государства. Поскольку ранее украинцам не удалось создать свое государство, стремление добиться этого в будущем стала для украинских революционных националистов вопросом жизни и смерти68.
В силу особых политических обстоятельств небольшая группа украинских националистов-революционеров, базирующаяся главным образом в диаспоре, осталась верной традиции сакрализации политики и в послевоенное время. Культ Бандеры, как до, так и после его гибели, сочетал в себе различные религиозные элементы. Впоследствии Бандера был объявлен мучеником. Для изучения этого вопроса мы будем применять методику Джентиле и концепцию «насыщенного описания» (thick description) Клиффорда Гирца, пробираясь, путем описательного анализа ритуалов и различных агиографических предметов, к пониманию значения культа Бандеры, а также той роли, которую это явление сыграло в изобретении украинской традиции69.
С явлением сакрализации также связана дихотомия «героизации-демонизации». Это понятие также будет рассмотрено в данном исследовании, но оно не должно помешать нам раскрыть детали биографии Бандеры и истории его движения. Деление людей на героев и злодеев, друзей и врагов является неотъемлемым элементом тоталитарных
идеологий. Главный вопрос, на который предстоит ответить в этой связи: какие запросы удовлетворяла идеология, изображая Бандеру в качестве героя или же злодея? Кем он был на самом деле70?
Изучение феномена Бандеры, ОУН и украинского национализма должно также рассматриваться в контексте СССР и советской идеологии. ОУН считала Советский Союз своим главным врагом - как до, так и особенно после устранения большинства евреев и поляков с территории Украины. Воплощение в Украине послевоенных планов ультранационалистической революции Бандеры основывалось на действиях против советской власти. Советская пропаганда, что еще важнее, создала собственный образ Бандеры, который повлиял на отношение к Бандере в странах Западного блока в годы «холодной войны», а после распада СССР - в постсоветской Украине. Следовательно, важным аспектом настоящего исследования является изучение «советских» вопросов, связанных с Бандерой и украинским революционным национализмом