Важно то, что мы делаем с тем или другим, и Гельвидий, воспитанный как стоик, не стал бы тратить впустую материал, который дала ему жизнь.
Добившись первой ступеньки магистратуры, получив должность квестора в Ахее, молодой Гельвидий достаточно отличился характером и успехами, чтобы жениться на дочери Фрасея Фаннии. Это было бы все равно что жениться на семье Катона, как это сделал Брут, только старик все еще был рядом, чтобы учить и вдохновлять. Как рассказывает Тацит, от Тразеи Приск узнал все о "духе свободы" и о том, как, "будучи гражданином, сенатором, мужем, зятем и другом", оказаться "равным всем жизненным обязанностям, презирающим богатство, решительным в праве, непоколебимым в страхе". Приск и его новая жена переехали в прекрасный дом в Риме, что стало поразительным переходом от его ранней жизни в лагерях на римской границе.
В 56 году Гельвидий получил должность трибуна плебса, где отличился, защищая бедняков от молодого казначея Ольбутрония Сабинуса, который злоупотреблял своими полномочиями, чтобы ликвидировать их имущество. Приск привел достаточно убедительные доводы против Сабинуса, чтобы Нерон вмешался и заявил, что будущие чиновники казначейства будут отвечать более высоким требованиям.
Это была вынужденная реформа, которую Нерону не понравилось проводить.
Особенности политической карьеры Гельвидия, как и некоторых других стоиков, остаются для нас загадкой до тех пор, пока она не отклонилась от курса и не вступила в открытый конфликт с правящим режимом. В 66 году нашей эры Фрасею было предъявлено обвинение в заговоре против Нерона. Предполагаемые симпатии Гельвидия к Бруту и Кассию времен Юлия Цезаря - возможно, услышанные в случайном замечании или написанные им самим - были использованы в качестве улики против его любимого тестя.
Вскоре после этого Гельвидия попросили помочь Фрасею совершить самоубийство. Не успела кровь Фрасея вытечь из его тела, как Гельвидий и его убитая горем жена вместе с двумя детьми были отправлены в далекую Македонию в изгнание.
Через два года, после смерти Нерона, Гельвидий был отозван в Рим императором Гальбой. В отличие от Рутилия Руфа, который предпочел остаться там, где он был, свободный от безумия Рима, Гельвидий был полон надежд и решил вернуться. Возможно, Нерон был лишь дурным сном - мимолетной тиранией - и новый император будет лучше.
Безусловно, первые действия Гельвидия свидетельствуют о наивной вере в стабильность Рима в то время. Почти сразу же он выдвинул обвинения в импичменте против Эприуса Марцелла, человека, который преследовал Фразею и его самого. Вера в институты своей страны быстро пошатнулась - сколько других сенаторов разделяли вину Марцелла, насколько справедливой была поддержка новым императором сына казненного предателя, - и в итоге Гельвидий снял свои обвинения. Через несколько месяцев Гальба был мертв, и начался так называемый "Год четырех императоров", в котором трон напоминал игру в музыкальные стулья.
Отхо, следующий император, пробыл у власти всего три месяца - как раз время, достаточное для того, чтобы Гельвидий получил разрешение похоронить Гальбу. После смерти Отхо Гельвидий получил должность претора, где быстро рассорился с новым императором, Вителлием, который продержался всего восемь месяцев. В ходе, должно быть, бесконечной череды неразрешимых, но изнурительных битв за волю, Гельвидий оказался загнанным в угол в 70 году н. э. в противостоянии с новым императором Веспасианом по вопросу о том, кто контролирует расходы империи - сенат или император.
Хотя эти конфликты за законодательное верховенство были реальными, стоическое презрение Гельвидия к государям, которое некоторые могли бы назвать дерзостью, несомненно, усиливало напряжение. Нам рассказывают, что Гельвидий, узнавший от Фразеи, что ничто незаслуженное не стоит уважения, стал называть нового императора личным, а не императорским именем. Действительно, на пике славы Веспасиана, после его триумфального возвращения из Сирии, Гельвидий был единственным сенатором, который решил обращаться к нему, как к простолюдину. Во всех своих преторских эдиктах Гельвидий отказывался признавать Веспасиана по его царским титулам.
Было ли это безрассудство или искренний отказ склониться перед тем, кого он не считал своим начальником? Или же он просто устал от бесконечной череды двуличных лидеров, с которыми Сенат был вынужден мириться?
Мы знаем, что со временем это неуважение стало более выраженным. Суетоний рассказывает, что Гельвидий начал напрямую выступать против Веспасиана. Эпиктет приводит обмен мнениями, в котором этот человек предстает как абсолютно бесстрашный:
Когда Веспасиан послал за Гельвидием Приском и приказал ему не входить в сенат, тот ответил: "В твоей власти не разрешать мне быть членом сената, но пока я им являюсь, я должен входить". "Ну что ж, входи, - говорит император, - но ничего не говори". "Не спрашивай моего мнения, и я буду молчать". "Но я должен спросить ваше мнение". "И я должен сказать то, что считаю нужным". "Но если ты это сделаешь, я предам тебя смерти". "Когда же я говорил тебе, что я бессмертен? Ты сделаешь свое дело, а я - свое: твое дело - убить; мое - умереть, но не в страхе: твое - изгнать меня; мое - уйти без печали".
Ты делаешь свое дело, я делаю свое, - говорит стоик. Ты будешь злым, я буду добрым. А все остальное пусть будет как будет.
Гельвидий, должно быть, знал, что этот подход недолговечен для этого мира или, по крайней мере, для Рима. Он продержался достаточно долго, чтобы наблюдать за строительством нового здания Капитолия и посвящением нового храма Юпитеру Капитолийскому. У Тацита мы видим Гельвидия Приска как некую одинокую, но полную надежд фигуру, пытающуюся дотянуться назад или вперед до более мирных времен, когда государство служило общему благу, а функционирующая республика затмила бы императорские излишества и кровавую смену Флавиев.
Этому не суждено было случиться.
Веспасиан, устав от того, что с ним возились и подрывали его авторитет, решил снова изгнать Гельвидия. Вероятно, о власти, которой все еще обладал Гельвидий, говорит то, что Веспасиан держал изгнанника поблизости, чтобы иметь возможность присматривать за ним. На самом деле это было больше похоже на камеру смертников.
Вскоре после этого Веспасиан приказал казнить Гельвидия.
Жена Гельвидия позже закажет празднование жизни своего мужа, но, как и в случае с лучшими стоиками, его наследие определяли не слова, а поступки. Эпиктет был вдохновлен им. Марк Аврелий ставил его в пример. И вот, 1 927 лет спустя, другой человек, который тоже вырос в бедности и был усыновлен, но влюбился законодательный орган своей страны - сенатор Роберт Берд * - в возрасте восьмидесяти пяти лет выйдет на трибуну Сената, чтобы выразить протест против чрезмерных действий своего собственного президента во имя "безопасности":
Гельвидий Приск высказал свое мнение; император Веспасиан убил его. В наш женоподобный век поучительно читать о мужестве. Есть члены Сената и Палаты представителей США, которые приходят в ужас, если президент Соединенных Штатов говорит им, призывает их голосовать определенным образом, что может противоречить их убеждениям. Так что в наши дни, когда людей с большим мужеством сравнительно немного, давайте возьмем листок из римской истории и вспомним Гельвидия Приска.
Когда его спросили, почему он произнес эту речь, Берд сумел непреднамеренно преподнести прекрасный урок из жизни Гельвидия Приска и тех храбрых стоиков, которые погибли, противостоя правлению Нерона и его преемников:
На мой взгляд, этот вопрос не имеет смысла, при всем уважении к вам за то, что вы его задали. По-моему, этот вопрос уже тысячу лет стоит на бумаге. Я отстаивал Конституцию. Я отстаивал институт. Если он не будет рассмотрен сегодня, то в будущем найдется кто-нибудь, кто придет и пролистает эти тома.
МУСОНИУС РУФУС
НЕСОКРУШИМЫЙ
(Mu-SOWN-ee-us ROOF-us)
Происхождение: Вольсиний, Этрурия
B. 20-30 ГГ. Н.Э.
Д. ок. 101 г. н.э.
Он мог быть Железным человеком Рима, но в конце концов ему бросил вызов только один император. Тразея был абсолютно бесстрашен, но его друг Гай Мусоний Руф тоже не боялся и, как оказалось, прожил такую сложную жизнь, что испытания Тразеи при Нероне показались ему забавными.
Мусоний Руф, родившийся в конном сословии в Вольсинии, Этрурия, во времена правления Тиберия, быстро завоевал репутацию философа и учителя. Даже во времена и после долгой истории блестящих стоиков Мусоний считался выше остальных. Среди своих современников он был "римским Сократом", человеком мудрости, мужества, самообладания и до мозга костей преданной веры в добро. Слава Мусония вышла за пределы его времени, и мы находим восхищенные упоминания о нем у всех - от христиан, таких как Юстин Мученик и Климент Александрийский, до Марка Аврелия.
Но в отличие от Сенеки и Цицерона, которые наслаждались своими местами на вершине римского общества, Мусоний был гораздо более скромной фигурой. Он не был рожден в сенаторском звании или в большом богатстве. Он не жениться на представительнице влиятельной семьи. Он не стремился к славе или власти. Да и, похоже, не считал их особенно важными.
Он считал, что похвалы и аплодисменты - это пустая трата времени как для аудитории, так и для философа. "Когда философ, - говорил он, - увещевает, убеждает, обличает или обсуждает какой-то аспект философии, если аудитория в своем энтузиазме и несдержанности осыпает его банальными и банальными словами похвалы, если она даже кричит, если она жестикулирует, если она тронута и возбуждена, и поколеблены очарованием его слов, ритмом его фраз и некоторыми риторическими повторами, то знайте, что и оратор, и его аудитория тратят время впустую, и что они слышат не речь философа, а выступление флейтиста."
По мнению Мусония, признаком успешного философа были не громкие возгласы сторонников. Это была тишина. Ведь это означало, что аудитория действительно думает - значит, она размышляет над сложными идеями, которые доносит до нее оратор.