Все это понятно, но вряд ли можно назвать философией, тем более стоической. Было бы гораздо более впечатляюще, если бы эти люди смогли предотвратить антагонизм в отношениях с людьми, с которыми они в основном соглашались. Они должны были сосредоточиться на своей работе, на самосовершенствовании.
Как и мы.
В любом случае, история все расставила по своим местам. Работа Аристо и его вопросы, хотя и были быстро вытеснены пришедшими после него стоиками, произвели большое впечатление на молодого Марка Аврелия. В возрасте двадцати пяти лет, через поколение или два после Сенеки, Марк обнаружил, что читает Аристо, и был настолько потрясен вызовом вопросов Аристо, что не мог спать и вынужден был отойти от них. Вместо того чтобы видеть в еретика, он увидел человека, призывавшего его не заучивать, а практиковаться и тренироваться, пока добродетель не станет второй натурой. Как он писал своему учителю риторики Фронто:
Сейчас труды Аристо радуют и мучают меня одновременно. Когда они учат добродетели, они, конечно, восхищают меня; но когда они показывают, насколько мой собственный характер не соответствует этим образцам добродетели, ваш ученик часто печально краснеет и сердится на себя за то, что в двадцать пять лет он не впитал в свое сердце ничего из доброго мнения и чистого разума. И вот я плачу наказание, я сержусь и грущу, я завидую другим людям, я пощусь. В плену у этих забот я каждый день откладываю на следующий, чтобы написать.
Короче говоря, забудьте о заповедях. Не зубрите правила. Просто делайте это.
Маркус хорошо знал историю своей школы. И он знал, что все догматические споры в конце концов сводятся к нулю. Все исчезает. Все превращается в пыль или легенду, или не более того. Цитаты из книг, которые были утеряны со временем.
Все, что остается, сказал бы Аристо, это то, как мы прожили свою жизнь, насколько близко мы подошли к добродетели в те моменты, которые имели значение.
ХРИЗИПП-БОЕЦ
(Cry-SIP-us)
Происхождение: Soli
B. 279 Г. ДО Н.Э.
D. 206 Г. ДО Н.Э.
Когда-то в раннем детстве Хрисипп, человек, ставший третьим лидером стоической школы, познакомился с бегом - видом спорта, который изменил его жизнь. Бег в античном мире, как и сейчас, не похож на другие виды спорта. Борьба - это испытание силы и стратегии между двумя равными бойцами, сцепленными телом к телу. Метание мяча или копья - это подвиг техники и координации, измеряемый расстоянием.
Но бег, особенно бег на выносливость, с его заранее определенной длиной и разделенными дорожками участниками, - это такая же битва разума и тела с самим собой, как и соревнование с кем-либо или чем-либо еще.
Какая связь между философией и бегом? Никакой. Но между стоицизмом, философией выносливости и внутренней силы - преодолением своих границ и измерением себя по высокому внутреннему стандарту, и бегом на дистанции?
В данном случае совпадение очень велико, особенно для такого молодого человека, как Хрисипп, родившегося в портовом городе Соли (Киликия) и впервые участвовавшего в олимпийском забеге на дистанцию, например в долихосе - трехмильном забеге , которому нет современного аналога. Долихос не был трехмильной петлей, как современные кроссы или даже трековые соревнования, такие как забег на 5000 метров, а состоял из примерно двадцати четырех отрезков стадиона, которые выполнялись почти как спринты на баскетбольной площадке.
Нетрудно представить, как формируется стоический разум, когда его создатель, Хрисипп, изо всех сил бежал вперед и назад, вперед и назад, не только пытаясь обогнать других бегунов, но и убеждая себя продолжать бег, когда он хватался за воздух, а мозг говорил ему остановиться. Пока он боролся за лидерство в стае бегунов, он бессознательно разрабатывал этические рамки, которые будут определять его жизнь и будущее стоической школы.
"Бегуны на скачках должны соревноваться и стремиться к победе изо всех сил, - скажет позже Хрисипп, - но ни в коем случае не должны ставить подножки своим соперникам или подталкивать их. Так и в жизни; нет ничего плохого в том, чтобы стремиться к полезным вещам, но делать это, лишая кого-то другого, несправедливо".
Но в основном Хрисипп готовился к долгим тренировкам в одиночку по прибрежным равнинам своей родной Киликии, что на территории современной Южной Турции, и готовился к испытаниям, которые готовила ему жизнь, и к подвигам интеллектуальной и физической выносливости, которых требовала философия.
Действительно, как и другие стоики, жившие в хаосе послеалександрийского мира, Хрисипп в свои ранние годы пережил мало мира. Киликия часто становилась объектом смертоносных набегов. В ответ на это его семья переселилась в Соли из близлежащего Тарса, но столкнулась с набегом другого рода, когда значительное имущество семьи было конфисковано, чтобы пополнить казну одного из бывших генералов Александра. Как и в случае с Зеноном, потеря состояния стала частью удачи, поскольку подтолкнула Хрисиппа к философии.
Это также привело его в Афины. Не имея практически никаких возможностей на родине и, вероятно, опасаясь, что тиранический режим может прийти к нему в следующий раз, Хрисипп, как и Клеанф до него, покинул родину в поисках чего-то лучшего. На протяжении многих поколений Афины привлекали не только лучших и самых ярких представителей эллинистического мира, занимавшихся философией, но и бесправных, разорившихся и потерянных. Хрисипп, как и Зенон и Клеанф до него, представлял собой смесь всех этих людей.
Мы не знаем точно, когда он прибыл в сияющий город знаний и торговли, но к тому времени наследие Зенона и Клеанфа уже прочно укрепилось. Их философия и слава распространились по всему греческому миру, и независимо от того, был ли еще жив сам Зенон к тому времени, когда семнадцати- или восемнадцатилетний Хрисипп прибыл в Афины, студенты должны были чувствовать его присутствие в каждом разговоре, в каждой книге и идее, которые они изучали.
Очевидно, что Хрисипп - его имя буквально означает "Золотой конь" - принес с собой энергию и настрой нового поколения. Эта энергия была упакована в тесную упаковку, поскольку мы также знаем, что он был небольшого роста, судя по статуе, воздвигнутой его племянником Аристокреоном, которая когда-то стояла к северо-западу от афинской агоры рядом со стоа Пойкиле. Диоген сообщает, что статуя была настолько мала, что ее полностью заслоняла статуя лошади, стоявшая рядом, что позволило одному из более поздних философов сделать каламбур, что Хрисипп был "спрятан в лошади".
Статуя, которая простояла достаточно долго, чтобы Плутарх написал о ней в 100 году нашей эры, говорит нам не только о его размерах. Надпись на ней гласила: "Аристокреон посвящает это своему дяде Хрисиппу, тесаку для узлов Академии".
Какие узлы? Критика, которой Клеанф подвергался со стороны поэтов и сатириков, была вызвана не тем, что его не любили. Стоицизм, с его растущей популярностью, стал мишенью для критиков и скептиков. Мы можем представить себе философские школы Афин того времени - эпикурейцев, платоников и аристотелианцев - сражающихся между собой как религии, каждая из которых утверждает, что имеет доступ к истинному богу.
Клеанф довольствовался тем, что отвечал колкостями или каменным молчанием. Когда стоицизм был всего лишь размышлениями Зенона или учениями Клеанфа, этого было достаточно. Но в какой-то момент школу нужно было защищать. Ее теории должны были быть подкреплены, доктрины определены и кодифицированы. Противоречия - даже в трудах этих двух первых мыслителей - должны были быть прояснены.
А еще были вызовы Аристо и те, кого он поощрял, - они сильно нависали над будущим стоицизма. Был Дионисий Отступник, который начинал как стоик и присоединился к конкурирующей школе, утверждавшей, что жизнь должна быть посвящена удовольствиям. Был и Герилл, который учился у Зенона, но в противовес Зенону считал, что знания важнее добродетели. Все эти голоса боролись, сомневались, противоречили друг другу.
Каким должен был быть стоицизм? Какого рода наставления и руководства он должен был предложить? Кто будет его лидерами?
Так на долю Хрисиппа выпала неблагодарная, но крайне важная роль защитника этой восходящей, но еще только зарождающейся школы. Когда Аристо опубликовал свою книгу "Против Клеанфа", именно Хрисипп счел необходимым написать ответ. Когда один из философов попытался поспорить с Клеанфом по какому-то незначительному логическому вопросу, именно Хрисипп вскочил и крикнул ему, чтобы тот перестал отвлекать своего учителя, и что если он хочет заняться этим вопросом, то Хрисипп готов к этому. И не просто готов, а, похоже, готов победить.
Пусть никто не думает, что идеи, меняющие мир, приходят сами по себе. Как позже сказал один мудрый ученый, их нужно впихивать людям в глотку. Или, по крайней мере, отстаивать и бороться за них.
Спустя годы Цицерон вынесет вердикт по одному из таких конфликтов, связанному с малоизвестным, но противоречивым стоиком Гериллом. Он "был отвергнут в течение долгого времени", - писал Цицерон. "Никто не оспаривал его напрямую со времен Хрисиппа".
Боец решил этот вопрос и отправил на свалку истории еще одного раннего претендента.
Позднее Сенека скажет о важности чтения и изучения других философий, как шпион во вражеском лагере. Действительно, первые годы карьеры Хрисиппа прошли не под локтями живых стоиков, а на стороне Аркесилая и Лацида, которые возглавляли Академию Платона. Дело не в том, что у него были противоречивые чувства, а в том, что он понимал: если стоицизм хочет выжить, ему придется учиться у своих более авторитетных соперников.
Мы можем представить себе Хрисиппа - конкурента, гонщика, отчаянно стремящегося к победе. Он изучал аргументы соперничающих школ, даже посещал занятия в школе платоников, чтобы выявить слабые места в их аргументах. Он изучал слабые стороны своих собственных аргументов, чтобы понять, в чем стоицизм должен совершенствоваться.
Иногда нет лучшего способа укрепить свою оборону, чем изучить нападение противника, и именно так поступает хороший философ. Сегодня мы назвали это "стальным оружием" - вам не нужно обманываться, предполагая худшее в идеях, против которых вы спорите. Вместо этого вы можете