- Спасибо! – в спину поблагодарила Тася.
Ключ повернулся легко и как-то знакомо. Просто удивительное ощущение. Словно вернулась к себе домой, после долгой отлучки. А ведь Тася никогда не была здесь, да и самого Ивана Петровича знала только по скупым рассказам отца: был, дескать, у деда родной брат, служил в каком-то важном ведомстве, с родными связей не поддерживал, семьи не имел – и все.
Шагнула внутрь, ожидая почувствовать запах пыли и старости. Но комната встретила наследницу не в пример лучше соседки: солнечными зайчиками, прыгающими по стеклам и зеркалам и фотографией в рамке на столе. Тая с удивлением узнала себя маленькую, молодого еще отца и деда. Любительский черно-белый снимок, аналог которого был утерян в пожаре, поставившем точку на жизни родителей.
- Ну, здравствуй, - прошептала неведомо кому.
Поставила дорожную сумку, сняла куртку и берет. Потом подошла к окну и с шумом распахнула раму. Снизу взвилась стайка воробьев.
- Я бы не советовала открывать окна, - соседка опять застала Таю врасплох, застыв у порога. – Паровое отопление уже отключили, а тепло не скоро будет, дом отсыревает.
- Да, - кивнула поспешно. – Хотела поблагодарить, тут чисто.
- Это не моя заслуга, - поморщилась дама. – Вечером придет Галя, скажете спасибо ей, - и ушла.
Похоже, соседка была с норовом. И считала ее кем-то, вроде захватчика. Ничего, с этим легко можно разобраться. По условию завещания, Таисье предстояло прожить в квартире не меньше года, но ведь не обязательно в компании совладельцев. В конце концов, у нее имеется приличная сумма. Вполне хватит, чтобы расселить троих соседей – знающие люди подсказали, куда можно обратиться.
Кстати, о знающих людях!
Тася присела на стул и набрала номер:
- Я на месте, Свет! Да, добралась отлично. Соседи? Думаю, не хуже, чем у всех. Но пока познакомилась только с одной. Импозантная дама в возрасте, - она не старалась приглушать голос, и, услышав шебуршание в коридоре, усмехнулась. - Ну, ладно, пока, созвонимся еще.
Света - надежный мост в прошлую жизнь. Там, где был неплохой антикварный магазинчик, разросшийся из обычной комиссионки, где Таисья владела трешкой в центре и новенькой иномаркой. Где утро начиналось с надежды на лучшее, а вечер заканчивался в полном одиночестве. Где была накатанная колея, с которой, казалось, уже не свернешь.
Тася принялась обходить свои владения. Две смежных комнаты. Неожиданно современная мебель, впрочем, так только казалось, потому что, перестук по дверце, обнаружил дерево, а не пластик. Интересно, почему при своей должности Иван Петрович всю жизнь прожил тут, а не переехал в отдельную квартиру? Сейчас бы проблем не было.
Тася провела пальцем по полированной столешнице, сдула пыль. На улице чья-то автомагнитола громогласно возвещала: "Вот, новый поворот, и мотор ревет"... Поистине, пророческие слова.
Вечером состоялось знакомство с остальными соседями. Галя - Г.В.Васильева - оказалась хохотушкой лет за тридцать, матерью одиночкой двух сопливых близнецов - Вовки и Вальки. Она пришла в полседьмого вечера, приняла Таино "спасибо" и пригласила на чай. А Абдулзакиев М.З. - Муса - представитель некой творческой профессии, явившийся в изрядном подпитии и громогласно возвестивший:
- Приветствую вас, други! День закончен. Сомненьям и потерям всем конец! И кто-то может быть оставил росчерк в таинственной глуши чужих сердец, - вдруг рухнул прямо посреди коридора.
- Поэт? – поинтересовалась Таисья.
Галя кивнула, печально вздохнув:
- Главное, его об этом не спрашивай. А то присядет на уши по поводу несостоятельности современной литературы и автографами завалит.
- А есть на чем заваливать? – усмехнулась наследница.
Хохотушка задумалась, а потом пожала плечами и ответила невпопад:
- Нет, так сам принесет. Давай, хватай его за ноги, надо убрать с дороги, а то в прошлый раз мои через него на велике катались. Не поверишь, Мусе ничего, а у мальчишек синяки во все коленки.
Тася, морщась от непривычного занятия, подхватила соседа. Ей еще никогда не приходилось заниматься столь странным занятием. А Галя, вероятно, была привычная, настолько ловко у нее все получалось.
- Свет, ты не поверишь. Я здесь неделю. А как будто год уже. Одна - считает меня врагом и захватчиком. Другая - просит забрать сыновей из детского сада. Третий - порывается занять тысчонку-другую, - Тая хохотнула.
В пересказе подруге все выходило не так уже катастрофически. А вот как передать то, что жить на одной территории с еще кем-то - это не так светло и романтично, как показано в "Покровских воротах"? Туалет и ванная по совместительству постоянно оказывались занятыми кем-то другим, в кладовке рядом с кухней нашлось место для чего угодно, но только не для вещей из бывших комнат Ивана Петровича, а чай, кофе и сахар незаметно перекочевывали из Таиной посуды в неуказанную собственность.
- Я вчера вечером устроила собрание. Объявила, что нашла риэлторов, готовых расселить нашу коммуналку. Галя с Мусой не против. Даже, наоборот, весьма воодушевились. Конечно, плачу же я. А вот Эмма Витальевна категорически заявила, что уйдет из жизни в этих стенах... Какое пророчество? Бог с тобой, Светка! В тюрьму садиться из-за сумасбродной старухи?... Ну и шуточки у тебя, подруга!... Ладно, давай, привет супругу.
Тая с легким раздражением кинула телефон на диван. Поднялась и подошла к зеркальному шкафу. Раздвинула створки. Одежду она закончила разбирать еще вчера, что-то выбросила, что-то отдала местным нуждающимся. Теперь надо перебрать бумаги. Их у Ивана Петровича было не мало. Видимо, не имел привычки выбрасывать. Или хранил по долгу службы?
Галя съезжала первой. Она с легкостью согласилась бы на что угодно, лишь бы поближе к садику и работе, и не на соседей. Но Тая посчитала нужным выбирать из нескольких вариантов. Особенно хорош был третий: отдельная квартира в новом районе. Светлая и уютная. Она и стоила на порядок дороже всех остальных.
Однако Галя, посоветовавшись с Эммой Витальевной, отказалась туда переезжать.
- Таечка, я не хочу слишком уж пользоваться твоей добротой, - смущенно упаковывая вещи, которые точно не пригодятся в ближайшее время, объясняла соседка. – Ты подыщи что-то подешевле, что ли. Мне же грех жаловаться.
Конечно, грех жаловаться! С зарплатой операционной медсестры и двумя сыновьями без мужа. Тая злобно глянула в сторону отстраненно помогающей Семилесовой. Видно, о своем лесе заботится, старуха, и не при чем высокопарные фразы, что умрет в этой квартире.
- У меня хватит средств расселить вас всех, - громко и безапелляционно заявила Тая.
- Не сомневаемся, - спокойно отозвалась Эмма Витальевна. – Но это не повод, чтобы сейчас отдавать лишнее, за то, что через год будет стоить в разы дешевле.
- Вы ясновидящая? – злобно прищурившись, спросила наследница.
- Нет. Просто слежу за новостями, - старуха спокойно выдержала ее взгляд. – Там рядом, в пяти метрах от дома, будет прокладываться дорога. Сами представляете: шум, выхлопные газы. Поэтому кто поумнее, сейчас там квартиры продают, чтобы после не продешевить.
Галя вдруг вспыхнула румянцем и вытряхнула вещи, так любовно складываемые в коробку, на пол.
- Давайте не будем торопиться. Вот подешевеет, тогда и купим. И пусть дорога. Я поставлю пластиковые окна, ничего слышно не будет.
Тая с шумом выдохнула, чтобы нечаянно никого не обидеть, грозящими сорваться с языка, словами.
- Мы лучше пойдем и посмотрим еще варианты. Эмма Витальевна, больше нигде ничего вести не планируется? – спросила с едва прикрытым сарказмом.
Муса, когда съехала Галя, заскучал. Тая предположила было романтические устремления соседа, но не слишком, признаться, походил он на безответно влюбленного. Скорее, его желудок затребовал Галиных супов и небольших заначек медицинского спирта.
Поэт попробовал постоловаться с оставшимися соседками. Но Эмму Витальевну – он побаивался, а Таисья – быстро свела на нет его гастрономические порывы, пообещав обратиться к участковому.
- Устала я, Светка, - докладывала по телефону подруге. – Поводила этого Абдулзакиева и туда, и сюда. Ему все не нравится. Еще, не поверишь, отбрехивается стихами. У самого - конура-конурой, а подавайте ему хоромы царские. Завтра, чтобы неповадно было, поведу его в одну квартирку, на соседей. Скажу, не хочешь, пеняй на себя.
Но Муса захотел. Очень захотел. Соседкой там оказалась миловидная барышня с шоколадными глазами и аппетитными формами. Тая, едва сдерживая смех, наблюдала, как распушил хвост Абдулзакиев, как принялся рифмовать мудреные комплименты. А будущая его соседка млела и томно закатывала очи. У нее - выходил возраст, а замуж очень хотелось. Такой удачный вариант...
Тася с инструментами, баночками растворителей и отверткой замерла около двери. Сколько на ней слоев. Как колец у дерева, говорящих о целых поколениях, канувших в небытие. Снять их безжалостно. Обнажить первозданную красоту, объявить работу мастера. Думал ли он, что его творение постараются так испортить. Люди-люди. Ушли со своей историей, а эта шикарная вещь хранит ваше надругательство.
Девушка подковырнула табличку с именем дяди. Зачем она тут?
Двойственная мысль: зачем она тут? Табличка? Тая? И нет ответа.
Вспомнила бумаги Ивана Петровича. Деловые выкидывала, не читая. Прямо в картонных папках с надписью - "Дело". Записки, дневниковые записи, какие-то черновики мельком пробегала глазами. Художественной ценности они не представляли. Но у дяди был легкий слог и интересный взгляд на некоторые привычные вещи. Личную переписку Тася посчитала нужным сжечь.
А вот у гардероба оказалось двойное дно. Там лежала еще одна папка. Ей, вероятно, грозила бы участь своих предшественниц, не раскройся она, будто предлагая проникнуться некой тайной. Тася прочитала.
Досье на некоего Семилесова Виталия Павловича. Отца несговорчивой Эммы? Настоящие документы. Вынес с работы? Зачем? Насколько Тая поняла из обрывочных высказываний старухи, Ивана Петровича она недолюбливала, если не больше. Не в досье ли причина?