Прошло лето. Осенняя слякоть вымывала из души остатки накопленной радости. Катька дотемна каталась по троллейбусным кругам, потом в подсобке отрабатывала гостинцы и пешком уходила домой. Через пустырь, мимо стройки и еще два квартала. Иногда девушку провожали. Но чаще – одна.
Катька шла с тяжелыми сумками и не боялась. Может быть, просто не умела этого. Может Господь хранил. Никто не встречался на ее пути. Бывало, собака шмыгнет мимо, а то и пристроится шустрым шагом рядом, за что у крыльца получит чуток колбаски.
Было самое темное время, когда земля уже вычернела вся, а снегом еще не убелилась. Дорогу на пустыре развезло. Девушка шла медленно и осторожно, чтобы не упасть. Впереди раздался гогот и свист. Несколько малолеток и их ухажеров промчались мимо Катьки на мотоциклах по громкое «Бум-бум!» подобия музыки. Волна грязи окатила девушку. Она остановилась, недовольно мыча, и принялась оттираться. Только потом двинулась дальше. У забора стройки мотоциклы с подростками встретились девушке еще раз. Она вжалась в гнилые доски спиной и недовольно проследила молодежи вослед. Внутренний Катькин зверь говорил, что от малолеток веет злобой. Они не мужики из депо, они другие. От них надо держаться подальше.
Девушка явно представила себя собакой, которая скалит клыки, лает, а сама бочком-бочком прячется, поджимая хвост. Лохматая дворняга, беспородная, почти бесправная на фоне лощеных пикинессов.
У Катьки даже слух обострился по-собачьи. И в момент этого обострения она услышала тоненький всхлип. Даже не всхлип, наверное, и не стон. Что-то тревожащее, безумное. Девушка принялась прощупывать доски забора – должна же быть здесь дыра.
Или лаз… Вот же, чтобы пробраться, нужно было лечь пузом и ползти. Катька знала, что одежда после этого будет очень некрасивая. Возможно даже испорченная совсем. Но бередящий сознание звук не прерывался. Поэтому девушка легла и проползла под забором. Зацепившись в каком-то месте пальто, неосторожно дернула. Ткань с громким треском потеряла клок, щедрый и некрасивый. Но Катьке было это не важно. Она, как заправская ищейка шерудила по видимому пространству, заглядывала под кучи щебня и строительного мусора, пробегала мимо цементных залежей и кирпичных кладок. Об острую арматуру достаточно глубоко поранила ногу. Кровь залила ботинок, но девушка не останавливалась. Наконец, звук, уже почти неслышный, привел Катьку к яме, куда строители сливали помои. В зловонной жиже, не понятно каким чудом держась на плаву, мяукал новорожденный ребенок.
Из горла девушки исторгся вопль. Она перевесилась через край ямы и поймала найденыша. Больше сердцем, а не умом понимая, что в таких грязных тряпках малышу будет очень плохо, Катька сняла с себя пальто, добравшись до чистой кофты и блузки, разделась, подрагивая от холода, до бюстгальтера, и перепеленала ребенка в сухое. Потом натянула на себя верхнюю одежду.
Аккомпанемент из младенческого мяуканья подстегивал девушку. Она, как загнанная в клетку самка, искала выход в заборе стройки. Не тот собачий лаз, а человечий, через который можно выйти вдвоем, через который, возможно, пронесли ребенка на смерть. А она должна вынести на жизнь. Катька, пожалуй, впервые за много лет думала такими сложными образами.
С неба вдруг повалил снег. Стало холодно. Болела нога. Грязь хлюпала не только снаружи, но и внутри ботинок.
Малышу, однако, видимо, стало комфортно, и он заснул на руках своей спасительницы. Только чмокал губами, и слепо ворочал головой.
Катька, наконец, нашла плохо прикрепленную доску, и выбралась со стройки. Надо было спешить. Найденышу надо было оказать помощь. Девушка осознавала, что в его случае одной сомнительной чистотой и теплом не отделаешься.
Недалеко была станция «Скорой помощи». Ноги сами вели Катьку туда, где люди в белых халатах, куда увезли маму. Пусть потом она была неподвижной, непохожей на себя. Но они пытались помочь. Они, значит, знали, только не успели…
Время… Девушка очень боялась, что и сейчас оно быстро закончится. Что она не успеет…
Мимо Катьки проехала машина с мигалками. Остановилась в нескольких метрах. Дверь приоткрылась.
(- Ну, чего ты, Серега! Не видишь что ли, пьянь! Нарожают, нелюди…)
Девушка замычала, протягивая извивающийся кулечек. Пусть из машины неслось что-то не слишком вежливое. Но там были УМНЫЕ. Почти как мама…
Дверь захлопнулась и машина уехала. Катька вдруг поняла, что все бесполезно. Что она ничего не может. Что она никто в этой жизни. Что ее собачья сущность – только жалкая дворняга, не интересная породистым кобелям и сукам… Этот детеныш… Он хотел плакать, но сил у него не было. Как и у девушки. Она присела на обочину и стала рыдать.
Время уходило. Оставался холод и одиночество. Катька пожалела, что не пошла в депо. Там мужики. Свои. Знакомые до мелочей. Они бы знали, что делать.
Девушка плакала и плакала. Содрогаясь, забывая все на свете. Это было вселенское горе. Потому что в этом несовершенном мире осталась только недоумистая Катька и полумертвый подкидыш у нее на руках. Потому что все остальные не хотели им помочь. Может быть всех остальных и не было? Может, они исчезли все в день ухода мамы? И только казались в воспаленном Катькином мозгу.
Девушка, пожалуй, почти не осознала, когда ее приобняв проводили в приемный покой, принялись отпаивать чаем, переодели в больничный линялый фланелевый халат. Найденыша забрали. Он был живуч, как все ненужные дети.
На вопрос врача:
- Как вас зовут?
Девушка ответила:
- Чеаа давака, - потом немного подумала, замотала головой, замычала сквозь стиснутые зубы, а потом выдавила. – Неее… Катька я!
Ледяное сердце.
Никита работал в службе такси «Санта». Работал в основном на «постоянке» - это когда клиент заказывает машину на весь день, ты его возишь, ждешь. Киту это нравилось – спокойнее, можно подремать, книжку почитать, музыку послушать. А то мотаешься из одного конца города в другой, и не знаешь, кого тебе через несколько минут везти придется.
В этот раз ему выпадало дежурить 31 декабря, а если точнее, то с 31-го по 1-е, с 12.00 дня до 12.00 дня. Что ж, бывает. В прошлом году так Серега маялся. У Никиты, в отличие от него, ни жены, ни детей. Можно покататься. Мама с папой посидят спокойно перед телевизором. Катька уйдет гулять с одногруппниками, или пригласит кого-нибудь к себе.
Хорошо бы кто-нибудь машину заказал на несколько часов.
Кит заглянул в офис, громко поздравил девушек операторов. Заметил на столе пару бутылок шампанского (что ж, им не на колесах ездить), отметил, что сегодня дежурят одни безмужние – может и сами вызвались, чтобы в одиночестве не праздновать.
- Никита! Тебя сегодня на все дежурство заказали! – громко сообщила Клавдия. – Через час ждут тебя на Проспекте, дом 26. Мороз Иван Иванович. С ним девочка одиннадцати лет – пристегни ремень детский.
- Ага, спасибо! Здорово! Новый год с Морозом! Не иначе, ты постаралась, - подмигнул Никита операторше (она уже с полгода строила глазки парню, но была не в его вкусе).
Клавдия покраснела и улыбнулась. Кит протянул ей шоколадку, припасенную именно для такого случая.
- Если освободишься раньше, можешь приезжать, - смущенно пригласила девушка.
- Освободишься, пожалуй, - вздохнул Никита. Я освобожусь, и на боковую, домой. Мне еще второго выходить…
- Ну, тогда, пока, - Клавдия махнула рукой, но не отошла, пока он заполнял дорожные документы, сидела рядом, подперев подбородок рукой, и глядела.
У подъезда дома Никита стоял недолго. Клиенты подошли быстро. Большой, солидный дяденька, лет шестидесяти пяти, с аккуратной седой бородой. Из-под котиковой шапки виднелся собранный резинкой хвост густых белых волос с кудряшками на конце. Вообще, Мороз действительно напоминал Деда Мороза, только современного. Те же кустистые брови, лукавый взгляд из-под прищура, крупные правильные черты лица. Большие руки. Одежда другая, но не будет же реальный Дедушка ходить в красной шубе и валенках, скорее в теплой дубленке и фирменных ботинках.
Девочка с ним тоже вполне подошла бы на Снегурочку: светленькая, худенькая, высокая. В белой шапочке с большим помпоном, белой шубке, белых сапожках. Судя по одежке, дедушка с внучкой не бедствовали, кризис их не коснулся, или весьма поверхностно…
Кит улыбнулся своим мыслям, пока девочка пристегивалась на заднем сиденье, а Мороз усаживался впереди.
- Куда едем?
Дед оглянулся на внучку:
- Ну, штурман…
- По елкам! – скомандовала девочка.
- Сашенька, - Иван Иванович притворно нахмурился. – Сколько можно-то?
- Тогда по горкам, - подумав, ответила девочка. – А потом – на главную елку.
- Ты нас повози по городу, мы покатаемся, посмотрим, - Мороз уже сам решил все объяснить Никите, - внучка не с нами живет, в пригороде. На каникулах только здесь. К двенадцати нам надо быть на главной елке. Заберешь нас с праздника в два ночи, и свободен.
- Так машина же до завтра заказана, - удивился Кит, мысленно прикинув, сколько Мороз переплатил.
- Ничего, - мужчина подмигнул водителю. – Это подарок, считай.
Никита посмотрел в зеркало на девочку. Сашенька смотрела в окно и улыбалась. Казалось, ей все нравилось. Где же она живет?
- Мы с мамой далеко живем. У меня мама бизнес-леди. Перед Новым годом у нее отчеты, подведения итогов, планирование будущего. А я к деду с бабушкой приезжаю на каникулы, - парень даже не понял, может он произнес свой вопрос вслух?
- Музыку поставим? – поинтересовался Никита.
- Что-нибудь легкое, без слов, можно? – девочка чувствовала себя явно в своей тарелке.
Парень поставил «инструменталку» и поехал. Они неспешно объезжали все знакомые ему ледяные городки, ненадолго останавливались возле каждого. Дед с внучкой выходили. Саша каталась с горок, осматривала ледяные фигуры. Потом ехали дальше. Казалось, что девочка ищет что-то, но что конкретно, не знала сама. Никиту это не смущало. В его навигаторе были занесены все ледяные городки – запас был основательным, до 12 вечера точно хватит.