- Ты иди, - предложила женщина девушке. – Василий там один с девчонками. А нас и так двое!
Галя ушла. Иринке стало так вдруг одиноко, такая тоска навалилась, такой вдруг ненужной себя почувствовала. Вот, у других – праздник. А что у нее? Тем более, что и схватки внезапно прекратились.
- Может, пойду я? – женщина встала в дверях ординаторской, опершись на косяк.
- Куда это? – старшая грозно взглянула на пациентку. – Сама рожать надумала!
- Так не рожаю же.
- Родишь, - сурово резюмировала медсестра. – Сейчас врач придет, родишь.
Ирину определили в палату, где кроме нее было еще пятеро рожениц: две ее возраста, две, наверное, уже даже слегка за сорок, а одна, постоянно лежавшая лицом к стене – совсем молоденькая, лет семнадцати. Женщины достали каждая свой нехитрый домашний провиант, выложили все на одну тумбочку, так и встретили новый год. Только самая юная, так и не поворачивалась к ним, ни с кем не разговаривали и не знакомилась.
Ирину пришлось стимулировать. Почти полтора суток лежала она под капельницами. Родила только третьего января. Мальчика. Ребенок даже не вскрикнул. Мать отметила синюшность новорожденного и безвольно свисавшие ручки и ножки, а потом вдруг потеряла сознание.
Очнулась быстро. Спросила про ребенка, но все только отводили глаза и переводили разговор на другую тему.
Потом пришла врач. Измерила пульс, проверила живот.
- Все в порядке. Переводиться будем в послеродовую палату.
- А сынишка мой, - прошептала Ирина.
- Будет еще сынишка, если захотите. Под каким именем мужу отдавать?
- Илья, - ответила женщина сквозь слезы.
В послеродовой палате оказались все те же, с кем новый год встречали, знакомиться не пришлось. И даже молоденькая лежала, все так же, отвернувшись к стене.
Встретили Ирину молча, про ребенка не спрашивали, видимо, медсестра предупредила. Женщина была благодарна. Хотелось тоже отвернуться лицом к стене и плакать, плакать, плакать…
Принесли малышей на кормление. Привезли на каталке. Белые, длинненькие столбики. Раздали матерям. Ирина чувствовала тягучесть в груди. Невостребованное молоко давило. Было очень больно. Но боль физическая немного делала терпимее боль душевную. Женщина смотрела, как другие берут малышей, стараются наглядеться, натискаться за несколько отведенных минут.
Только молодушка так и не повернулась на призыв сестры.
- Климова! – несколько раз повторила та. – Бери ребенка. Голодный ведь!
Ребенок капризничал. Но молодая мать, как лежала лицом к стене, так и не пошевелилась.
- Нет, посмотрите на нее! – начала стыдить медсестра. – Родное дитя для нее…
- Можно я покормлю? У меня грудь набухла, больно уже, - перебила Ирина.
Медсестра посмотрела на мать, на малыша, на дверь. А потом махнула рукой и протянула ребенка Ирке.
Это был мальчик. Очень худенький, красненький, с золотистым пушком, выглядывающем из-под пеленки. Малыш схватил сосок женщины и принялся сосать. «Голодный какой» - с теплом подумала Ирина. Ребенок быстро наелся и заснул. Женщина улыбнулась, понюхала нежную кожицу. Пахло очень вкусно. Молоком, нежностью, теплом…
Мальчика теперь на кормление приносили ей. Молодая мамаша повернулась на второй день, пристально посмотрела на Ирину и сына. Куда-то вышла…
На следующий день молодушку выписали. Ирине ее «сладкого мальчика» не принесли.
- Как это? – со слезами она спрашивала медсестру. – Она же и смотреть на него не хотела! Оставит ведь, сдаст в детдом! Почему со мной не поговорила!
Женщина плакала без перерыва сутки. У нее подскочила температура, начали делать какие-то уколы. Но они не помогали. Ужасно кружилась голова, болело сердце и душа. Хотелось побыстрее домой, чтобы забыть запах мальчика, его пушок на теплой макушке.
Ирина встала среди ночи, чтобы пойти в туалет. Дошла до поста. Доковыляла еле-еле. Вдруг начало мутить. Стало больно в груди. Женщина почувствовала, как меркнет свет перед глазами… Ее душа вылетела из тела, пронеслась над городом, заглянула в лица спящих Аллки и Анки, нашла ребенка с золотистым пушком на голове, ехавшего в вагоне на руках у матери, и увы, больше не вернулась в тело…
Глава 6. И городу дорог огород у дороги.
На время похорон сначала Илюшеньки, потом Ирины, Серафима забирала девочек к себе в деревню. Малышки привольно чувствовали себя с крестной матерью и двоюродными старшими сестрами и братом. Аленка и Нютка были самыми младшими, любимыми. А из-за полусиротства – балуемыми не только членами семьи, но и всеми деревенскими соседями. Кто леденца принесет, кто игрушку нехитрую смастерит, кто одежонку подсунет, а муж Серафимы свалял настоящие валеночки. Сестрички топали в них во дворе: от коровника к сараю, от козы Глашки к борову Пашке. Деловито кормили животных, тайком слизывали снежинки с пуховых варежек, пока не отшлепал двенадцатилетний Димка.
Аня была бойчее, говорливее. Забиралась ко всем на колени, могла подластиться, если что. Про мать и отца почти не вспоминала. Тем более, в деревню приехала и Галя, взявшая отпуск по семейным обстоятельствам. Нютка звала ее «няня», задорно смеялась на всю избу и чаще получала по «пятой точке» за шкодливость.
Аленка была тише. Как дичок смотрела на приходящих гостей. Разговаривала редко, но понятнее. Она вообще была смышленее сестры. Но все меньше обращали на нее внимание. Девочка плакала по вечерам, просилась домой, «маму, папу», Дюку – любимую куклу, которую забыли при сборах.
Василий приехал почти сразу после того, как похоронили Ирину.
Серафима смотрела, какой брат серый, заторможенный, глаза потухли. Обводит избу, дом невидящим взглядом, будто не узнает. А обнял девочек – ожил, закопался носом в ароматные макушки. Анька тотчас принялась отбиваться, рассказывать последние новости. А Алла – прижалась всем тельцем к отцу, носом захлюпала, повторяла только: «Мама, мама»…
- Уехала мама, - гладил Василий дочку. – Далеко-далеко. Но ты, доча, верь, она нас очень любила!...
Серафима предлагала оставить девочек у нее, хотя бы на «пока». Но брат воспротивился.
- Что я, не отец! Приезжать в гости будем, а жить будут со мной, как и прежде.
Галина уехала вместе с ними.
Так и жили. Жениться Василий больше не надумал. Смотрел за дочками и за папу, и за маму. Галя вышла замуж, уже когда маленьким сестричкам было по десять лет. Все смеялись, что мужа специально выбирала, чтобы с девочками поближе быть: за соседа, этажом ниже.
Нютка так и осталась заводной, веселой, но недалекой. В школе училась посредственно, но участвовала во всех театральных постановках. Была заводилой.
Алена росла послушной. Училась на отлично. Читать начала лет в пять. Сама записалась в библиотеку. Она была надеждой учителей на всех олимпиадах. Ей пророчили золотую медаль.
На каждые каникулы девочек отвозили к Серафиме в деревню. Там они были, как дома, своими. Все их знали. Но Анну любили, а с Аллой советовались.
- Пошли на дискотеку! – вертясь перед зеркалом звала Нютка. – В книжках мужа не отыщешь!
- А на что мне муж в пятнадцать? – удивлялась Аленка. – Ты и сама не больно хвостом крути, принесешь в подоле, я с племянником возиться не буду!
- А куда денешься? – хохотала сестрица. – Ты ж все - равно дома сидишь!
Алла рассказывала Гале о выкрутасах Анютки. Но Галина только пожимала плечами. Отец допоздна работал, его беспокоить по такому поводу не хотелось. Приходилось молча смотреть на похождения сестры.
Когда девочки заканчивали школу, Аленка еще ни разу не целовалась, а Анка сменила уже всех парней из округи. И сестра подозревала, что время они проводили не только в романтических свиданиях.
Девушки были близняшками. Но одну все считали красавицей, а вторую – так себе, серенькой мышкой.
Поступали сестры в разные учебные заведения: Алла – на инфак в институт, а Анна – на продавца в училище.
- У меня еда будет и блат! А твоей писаниной сыт не будешь, - говорила Нютка.
Сестра затыкала уши и погружалась в повествование книги. Устала она от этой потребительской философии. Ох, устала!
Глава 7. Коза ждала бала, а лабала джазок.
Анна проучилась полгода в училище, когда заговорили, что будут переделывать его в колледж. И не абы какой! С последующим зачислением в университет. Правда, зачислять будут не всех, а тех, кто учится на отлично, или кто сможет оплатить сразу всю дальнейшую учебу… Училась Анька посредственно, без души. Значит, остается только денежный путь… Поговорить с отцом? А что у него есть? Работа. Платят не очень. Особенно после смены денег…
Да, хорошо она дала по карману, эта смена денег. Отец копил на новую машину, чтобы поменять «копейку» на «девятку», складывал на книжку. А денежки – тю-тю, ищи теперь. Снять и поменять не успели.
Как и страховка на их с Аллкой восемнадцатилетние. Ну, выплатил батя ее досрочно. Должны были они с сестрицей получить через полгода по две тысячи каждая. Мало того, деньги пропали, так и что сейчас две тысячи? На помаду не хватит!
Пожалуй, пора позаботиться о своем будущем самой. И не так, как Аленка: за книжками, скоро все зрение испортит… Нужно найти мальчика-мажора, или, еще лучше, богатого «папика». Он и за учебу заплатит, и шмотки прикупит.
Анка считала себя красивой! И личико удалось, и грудка, и попка на месте. Почему бы из этого не сделать капиталовложение? Девушка купила себе модную курточку на отложенные деньги, перешила старые джинсы – получилась шикарная мини-юбочка. Туфельки на высоком каблуке. И все, супер-стар готова!
Анну склеили на первой же дискотеке. Солидный такой мужик с брюшком. Сергей. Подошел у входа, спросил имя, свободна ли. Девушка и рада была стараться. Улыбалась во весь рот, вертела телесами. А мужик пригласил ее к себе. Анка подумала, и не поехала. Не потому, что себя берегла, а чтоб цену набить.
Сергей позвонил по оставленному Анной номеру телефона. Сам. Через дня три-четыре. Назначил встречу в кафе.