Аньке было плевать, какое мнение о ней и ребенке сложилось у Любы и Зои. Подумаешь, встретились на недельку, потом разойдутся, потеряются в городе – и все дела. Пусть перешептываются между собой, додумывают что-то, ерунда!
На третий день после родов Анна познакомилась в комнате гигиены с Анжелой. Та курила в форточку, и была не в застиранном больничном прикиде, а модном домашнем халатике и красивых расшитых тапочках на босу ножку, при чем один тапок был снят, и Нютка заметила педикюр на пальчиках.
- Хочешь? – заметив жадный взгляд, предложила дамскую сигаретку на тот момент еще незнакомка.
- Не откажусь! – Анька с наслаждением затянулась, вкус был не привычный, мягкий ванильный. – Я – Анна!
- Анжела, - отозвалась барышня и спрыгнула с подоконника, как-то сразу ловко угодив в снятый тапок ступней. – Рожала?
- А что, можно оказаться здесь по другому поводу? – не удержалась от ехидства молодая мамочка.
- Можно, - в голосе девушки было что-то такое, и облегчение, и оправдывание, и бахвальство. – У меня были искусственные роды.
- Не проще ли аборт?
- Не проще, - тон в тон отозвалась Анжела. – После аборта бывают осложнения, гормональные сбои. А я еще и замуж когда-нибудь выйду.
- Что же за этого своего не вышла? – Анна невольно почувствовала превосходство новой знакомой над собой и старалась самоутвердиться.
- Он – женатый человек. Большая должность. У меня не было цели разрушать его семью, - серьезно ответила барышня. – Достаточно того, что он вытащил меня из того дерьма, где я плавала до встречи с ним! Ребенок – это моя ошибка. Теперь – она устранена, - голос немного дрогнул, показав, что ничто человеческое Анжеле было не чуждо.
И Анька, сама от себя не ожидая того, вдруг выложила свою историю, начиная с того момента, как познакомилась с Сергеем. Рассказала об отношении к новорожденному ребенку, про Германа, и вызов в Германию. Все то, что зрело, жгло изнутри своей нечаянной спелостью: вдруг забудешь снять – и все, сгниешь на корню! Анжела слушала очень внимательно. А потом предложила именно тот выход, который и не чаяла разглядеть ее собеседница.
- Встретимся сегодня после вечернего кормления. Здесь. Конечно, если не передумаешь.
- Я тебе буду должна что-то?
- Ни-че-го, - нараспев пропела барышня и выпорхнула в коридор, будто фея-крестная из Золушки.
Глава 12. Небо дурим.
Алла, как и многие, не любила ночных телефонных звонков. Они могли нести только плохие вести. И даже если все-таки все оказывалось не так ужасно, как рисовало воображение, оставался кислый привкус на душе: почему новость прилетела не дневной или утренней птахой, почему разбередила самое дно, подняло мутные осадки. Это, конечно, не относилось к чему-то ожидаемому, запланированному.
Но этот звонок оставил не просто кислое ощущение. Коктейль из крови и слез, наверное, был бы приятнее! Незнакомый мужской голос довольно холодно произнес, что Журавлевых Аллу и Василия ожидают в роддоме, по поводу ЧП. При этом, что же именно произошло, и с кем, не говорилось, да и девушка так растерялась, что не догадалась спросить. Ладно, папина машина всегда теперь дневала и ночевала под окнами, все - равно «копейка» никому не нужна.
Приехали в роддом. Алла быстрым шагом, стараясь поменьше цокать каблучками – раннее ведь утро – прошла в кабинет врача, вызвавшего ее. Тот сидел за столом, низко опустив голову, сутулясь, и что-то писал. Молодой еще, в сущности, мужчина, но что-то в его позе говорило о навалившейся уже усталости старости. Может, конечно, дело в ночном дежурстве. Он ведь даже не заметил, как вошла Алла и встала на пороге. Пришлось еще раз постучать, теперь уже с этой стороны.
Тот час в девушку впились тяжелые серые глаза с красными веками, вонзились, как два ножа, даже дыхание сперло от смутной вины.
- Вот так, так, - протянул врач. – Играться, значит, будем. Пришли, ушли. Здесь, моя хорошая, не дискотека! Вы уж определитесь.
- С чем, - немного запинаясь, прошептала Алла.
- Вот я подготовил бланк отказа. Даю пять минут. Думайте, - он подтолкнул к девушке бумажку. – Пока вы прогуливались, у вашего сына поднялась температура, начал кричать, не могли успокоить…
- Что с ним? – встрепенулась Аленка, она, наконец, начала понимать, что мужчина просто спутал ее с сестрой, только, где же тогда Анна, уж не эта тайна ли спровоцировала ночной звонок.
- С мальчиком все в порядке, у детей бывает, когда вдруг поднимается температура.
- Слава Богу! – выдохнула девушка.
- Итак? – взглядом указал на бумажку на столе врач.
- Вы не поняли… Я приехала по вашему звонку. Я не Анна, я – Алла Журавлева. Мы – близнецы, - объяснила Аленка.
Мужчина очень внимательно посмотрел на нее, потом вздохнул и убрал бланк отказа обратно в папку, развел руками и виновато улыбнулся.
- Значит, зря набросился. Извините. Если приглядеться, вы отличаетесь, конечно. Но у меня уже третье дежурство подряд, мало персонала.
- Я понимаю, - кивнула девушка, поэтому и серый вид, воспаленные глаза. – А где Аня?
- Не знаем. Она ушла каким-то образом. И обнаружили, только когда мальчик стал кричать, - покачал головой врач. – Вы, надеюсь, понимаете, к чему это ведет?
Он принялся объяснять, что должен будет вызвать милицию, они запротоколируют, что мать бросила ребенка. И даже если Анна вернется, малыш все - равно останется у них, пока не вынесется решение, что его могут забрать близкие родственники: отец и, получается, тетя.
- Это дело не быстрое, пройдет не один месяц. Придет комиссия, будет смотреть условия проживания…
Мужчина (девушка мельком глянула на табличку – Прытков Николай Валентинович) продолжал говорить, не замечая, что Алла внутри себя принимает очень важное решение, пытается перевернуть ситуацию так, чтобы преломить проблему. Или хотя бы сделать ее менее острой, хотя бы для маленького человечка.
- Простите, - перебила новоиспеченная тетя, - можно и по-другому. Без милиции, без комиссий.
Николай Валентинович удивленно приподнял бровь.
- Вы исправляете сейчас в документах «Анна» на «Алла». Я иду в палату. И, - девушка сглотнула, необходимо было сделать кодовую точку, - Кирилка, - все, пути назад быть не может, она уже дала имя! – становится моим сыном. Анне он был не нужен, у нее другая дорога! А малыш не должен страдать!
- Это не по закону, - прошептал мужчина, но рука его уже тянулась за ручкой.
- Зато по-человечески, - так же тихо ответила Аленка.
Еще до утреннего кормления она была в палате. В больничном халате, с беленьким платочком на голове. Только плоский абсолютно животик отличал ее от всех других мамочек. Зоя и Люба косились в сторону девушки, но вопросов не задавали.
Когда принесли малышей, Алла взяла Кирилла очень осторожно, невольно прильнула щекой к его головенке. Маковка пахла так вкусно, что невольные слезы защекотали горло.
- Родной мой, - приговаривала, кормя из бутылочки, - маленький, Кирилка. Мы все выдержим! Мы с тобой и дедушкой знаешь, как будем жить! Лучше всех! Только ты не болей…
Малыш косился на новую маму из-под золотистых ресниц, и будто недоумевал, а где же его титя со сладким молочком, почему это его кормят по-другому. Быстро высосав бутылочку, он и не подумал заснуть. Алла умилялась над его деловым видом, над тем, как он изучает ее лицо. И понимала, что всю ее душу насквозь пронизала любовь. От Кирилла сладко пахло молоком, детством, чем-то страшно близким. Когда пришло время расставаться, девушка даже расстроилась.
- Ну, давай, Журавлева, давай, - ворчливо говорила медсестра. – Тебя, как подменили сегодня. И гляди-ка, пеленки поменяла. Я ж показывала, как пеленать надо. Что так слабо завернула?
- Ему же не удобно, - попробовала защититься Алла.
- Надо, так, как надо, - женщина забрала мальчика, положила его на каталку к соседкам и увезла.
Аленка вышла в комнату гигиены. Ополоснула холодной водой горящие щеки, потом увидела пристальный взгляд через зеркало, и оглянулась. На нее смотрела белокурая худощавая незнакомка. Она, как обратила внимание девушка, чем-то походила на нее и сестру, только была постарше, и как-то хищнее что ли, даже не опытнее, а матерее.
- Передумала все-таки? – молвила, растягивая слова, хищница. – Или не решилась? Кишка тонка. Могла бы и предупредить.
- Вы решили, что я – Анна? – грудную клетку разбивал молот сердца; это был единственный шанс, узнать, где сестра, и Алла не собиралась его упускать.
- А то – нет? – хмыкнула незнакомка. – Склерозом мне пока рано страдать. Где вещи-то мои?
- Я не Анна. Я ее сестра. И мне бы очень хотелось узнать, куда она делась?
Анжела метнулась к выходу. Но Аленка была ловчее, и крепко схватила ее за запястье. Обе девушки тяжело сверлили друг друга взглядами, как бойцы на ринге. В молчании прошло минуты две, хорошо, что никто не зашел в это время. Не выдержав морального прессинга, первой сдалась, как ни странно, старшая.
- Отпусти руку, больно! – она потерла покрасневшую кожу. – Я вечером дала Аньке свою одежду и ключи. Сказала адрес. Просила позвонить мне, когда придет. А она – молчит! Тут захожу, вижу знакомую рожу, что я должна была подумать?
- Идем к Николаю Валентиновичу, или кто там будет! Расскажешь все!
- Нет, уж! – Анжела опустила голову. – Я адрес тебе скажу. Меня в это дело не впутывай. Это у вас свое, семейное, я человек – крайний.
Через полчаса адрес, по которому ушла Анна был известен и врачу, и отцу. Алла терпеливо ждала известий. Ожидание скрашивал Кирюша. Молотил по воздуху своими кулачками, метился пальчиком в рот, скашивал глазенки к носу. Тетя-мама наблюдала за этими нехитрыми играми. Кормить, естественно, пришлось опять из бутылочки. Зоя с Любой вопросов так и не задавали. Видимо, решили, что просто молоко пропало. Сама Аленка с ними общаться не рвалась, чтобы не возникли ненужные подозрения.
Сведения об Анне поступили только в пять вечера. Прытков Николай Валентинович вызвал девушку к себе в кабинет. Когда она вошла и села на предложенный стул, долго молчал, прятал взгляд.