Через полтора месяца к началу осени Сармат восстановил состояние душевного равновесия.
Пришло время выставки Сармата. Она была в сентябре, мальчику перевалило за год и два месяца. Наступила его вторая осень. Как же выглядел Сармат в день своего первого выхода в ринг?
Высокий, крепкий. Спина широкая, без выраженного верха, но с хорошей напружиной. Грудь широкая, спущена до локотков. Голова хорошая, очень изящная для такого крупного кобеля. При взгляде сбоку посреди щипца имеется небольшая ложбинка, придающая голове изысканное очарование. Обхват грудной клетки равен 105 сантиметрам, а подхват составляет 60 сантиметров. Задние лапы в комке, а передние — русачьи (образцовые, по старинным поверьям). Задние ноги потянуты. Не бочковатый, но и не лещеватый (сплюснутый с боков и тощий). Остряк, как и у Айны, хорошо заметный. Длина туловища на пару-тройку сантиметров превосходит высоту в холке (восемьдесят семь сантиметров). Псовина — тонкая и шелковистая, с легкой волной. На загривке в завитках, плавно переходящих в волну окружающей псовины. Муфта богатая. Спереди ее пряди свисают значительно ниже локтевого сгиба. Привес на правиле достигает тридцати сантиметров, как и уборная псовина на гачах. Кожа под белой псовиной розовая и нежная, словно у младенца (такая нежная кожа присуща всем борзым).
Не удивительно, что Сармат получил сразу «очень хорошо» — самую высокую для его возрастной группы оценку. Эксперт даже хотел поставить «отлично» и присвоить титул САС. Не сделал, так как не позволил возраст Сармата. Эксперт — молодой и видный темноволосый мужчина с грузинской фамилией — не сразу поверил, что перед ним недавно сгодовалый кобель («сгодовалый» — выражение старинных борзятников в отношении борзых, которым минул год). Он откровенно восхищался мощью и в то же время утонченной изысканностью статей Сармата, а особенно изяществом его красивой головы, принаряженной вдобавок по бокам отчесами в виде свисающих до трети шеи серег-спиралей. «Каков кобель! Сложен чудесно. Такой крупный корпус и такая изящная голова!» — повторил мужчина неоднократно.
Сармат нравится мужчинам! Он символизирует ту внешнюю и внутреннюю гармонию силы, красоты и благородства, которой не отказался бы обладать любой мужчина. В нем чувствуется мужская — волевая — сущность, мужественность и решимость. Это притягивает.
Сармат, как мне представляется, удался более всего в собак плещеевских — охоты помещика Плещеева, — которых считали собаками красоты идеальной. Борзые эти были рослыми, с длинными гордыми шеями, статные до изящества и резвые чрезвычайно. Но щипец с ложбинкой достался Сармату от собак охоты помещика Дурасова.
На первой выставке Сармат повстречался со своей мамой, которую я увидела впервые. Меня поразило сходство Сармата с матерью. Изящество и утонченность линий, правильность форм и голову он позаимствовал у своей мамочки. Кроме того, полностью совпадал их окрас вплоть до размера и расположения чубарых пятен на туловище. Коготки — и те у Сармата были разноцветными (черными и белыми), как у матери. Его мать сотворила свою копию в огромную величину — на двадцать сантиметров выше себя и вдвое шире — и выглядела в пару раз меньше сына. Она была правильно сложенной собакой и получила на выставке оценку «отлично». Мне вспомнилась примета, согласно которой сын, пошедший внешне в мать, должен быть счастливым по жизни. Примета касалась Сармата и поэтому отрадно отозвалась в моем сердце.
Мать Сармата после ринга выразила желание побегать, и была спущена с поводка. Она сделала по стадиону несколько кругов карьером. Пробежалась легко, быстро и возвратилась, не запыхавшись. Борзая будто хотела показать, на что способны ее дети, раз она способна так бегать.
Народная молва после выставки стали делать Сармату рекламу. Спустя неделю к нам домой прибыл гость, которого мы не знали и не звали. Это был кинолог и борзятник из другой области, славившийся большим количеством борзых.
Как только он ни осматривал Сармата, что только у того ни трогал, даже пасть — не убоялся — обследовал. Целоваться к мальчику полез, но Сармат пресек попытку предупредительным ворчанием.
В общем, гостю сильно понравился наш кобель. Не видал в своей жизни опытный борзятник такого кобеля. Пройдя в разговоре по краю темы о продаже борзых и услышав наше категоричное «нет» в отношении Сармата, кинолог убыл восвояси потрясенный, восторженный и опечаленный.
Сармат же на месяц захворал расстройством пищеварения. Ни с того ни с сего. Его будто сглазили. С тех пор я стараюсь не поддерживать разговоров о прелестях моих собак с незнакомыми людьми. Наоборот, говорю, что так себе собачки — ничего особенного.
Я прекрасно понимала мужика. Не всех мелкотравчатых небеса одаряют восхитительными собаками.
Мелкотравчатые — это борзятники, у которых одна или несколько борзых, а также одна или несколько их свор. Мелкотравчатый охотник отличается от охотника псового. Псовый — обладатель большого количества борзых, гончих, лошадей, охотных земель и многого другого. Он — преданье старины далекой.
Любая борзая прекрасна. Просто каждый борзятник мечтает о собаке, которой бы все восхищались, а он мог бы ею хвастануть. Ничто человеческое борзятникам не чуждо. И раньше каждый помещик-борзятник знал, какая его собака выдающаяся, какие выдающиеся собаки имеются у других помещиков, кто и у кого конкретно.
После получения высокой экстерьерной оценки Сармат возвысился в собственных глазах. Его походка приобрела уверенную упругость. Глаза налились кровью. Голову стал держать повыше. Свою выставочную оценку Сармат расценил как полное возмужание и решил, что вправе предъявить мужские права на Айну. Та перепустовала очередной раз еще весной, когда Сармату не было года. Продолжение рода ее не заботило осенней порой, поскольку пустовала она один раз в году. Сармат еще тогда, весной, смекнул, что перемены в Айне имеют прямое к нему отношение, но не мог догадаться, какое. Теперь же Сармат, так и не разобравшись в вопросах любви до конца, на Айну притязал постоянно и превратил нашу охоту в сущее недоразумение.
Он запрыгивал на Айну, как только мы входили в поля. Девочка не обращала внимания на страсть молодого кобеля и, коль рыскать мешают, высматривала добычу стоя. Если она видела зверя, то бросалась с места, стряхивая прилипшего сзади Сармата. Он догонял ее, ругал, мусолил уши и снова пристраивался сзади. Перемещаться по полю было невозможно. Ни о какой охоте в равнинку (как она называется с давних времен), когда борзятники с собаками выстраиваются в ряд на расстоянии друг от друга и идут ровным фронтом по полю, вспугивая и поднимая зверя, не могло быть и речи.
Муж пару раз стегал кобеля поводком, я ругала и трепала его за шкирку. Усилия были тщетны. Вязкий и озорной, набалованный и настырный Сармат не менял своего гадкого поведения. Конец позору на охоте положила Айна. В очередной раз, когда Айна делала угонку за зайцем, а Сармат, мешая ей с честью отохотиться, устремился изловить на повороте ее, а не зайца, она развернула бег навстречу кобелю и сбила того грудью. Удар был такой силы, что бедный кобель пролетел кубарем метров с десяток.
Вращение он сопровождал ариями с высоким звучанием. Закончив голосить и отряхнувшись, Сармат взялся за старое. Айна повторила маневр. В новом завихрении от столкновения с Айной Сармат потянул связку задней ноги. Он уже не просто голосил, а орал благим матом, поднимая и показывая всему миру травмированную лапу. Грязный от пыли и покалеченный, наш незадачливый герой-любовник от Айны отстал и на трех лапах кое-как доплелся до дому. Отлеживаясь и выздоравливая в течение недели, он непрерывно размышлял, двигая бровями и хмуро поглядывая на Айну. В конце концов решил затаить свои планы овладения Айной до лучших времен, которые, как видно, для него еще не наступили.
Охоте Сармат больше не препятствовал. Первое время кобель в полях опасливо сторонился Айны и краем глаза неуклонно следил, чтобы не оказаться у нее на пути. Айна воспользовалась добропорядочным поведением Сармата и занялась его обучением. Она показывала кобелю, как надо нажидать зверя, пригибаясь на передних лапах или полностью залегая на земле. Айна обращала внимание Сармата на заячьи экскременты. Они вместе обнюхивали их и совещались, соприкасаясь носами. С Айной Сармат осваивал передний рыск. Кобель серьезно относился к преподаваемой охотничьей грамоте. Ему повезло: его учила взрослая, успевшая отохотиться борзая. Айну же никто не учил. Она сама — в одиночку — покоряла мир, и тот ложился у ее восхитительно стройных ног!
Настала зима. Текла привычная жизнь. Рабочую неделю мы ждали с собачками выходных. Дождавшись, уходили подальше от города и наслаждались морозным воздухом, хрустящим под ногами снежком, падающими снежинками, которые порой обильно покрывали наши прогулочные куртки и густую псовину борзых. Яркое на белом фоне покрова земли солнце высвечивало ледяные алмазы в снежном убранстве деревьев и на утоптанной снегом проселочной дороге. Пасмурные дни совершенно не омрачали наш внутренний мажор, потому что вольная природа была для нас прекрасной в любую погоду и манила ощущением свободы. Природа звала к себе и в дождь, и в слякоть, и в снег, и в зной, честно обещая живой воздух, независимый ветер и необозримый простор.
Мы сознательно поддавались на любые провокации природной стихии и сливались с ней воедино, освобождаясь, очищаясь и обновляясь. Наши души взлетали, парили, резвились и, насладившись, возвращались в наши тела, как борзые возвращаются к своим хозяевам после угонки. А собаки возбуждали наш дух демонстрацией своего великолепного бега.
Бег Сармата отличался от бега Айны. Он бежал легко, без видимых усилий, тело его плавно изгибалось в процессе поскачки, телодвижения выглядели элегантными и эстетичными. Снег, воздетый его скачкой, кружился позади высокими, но аккуратными завихрениями. Айна скакала с заметным усилием, грубо и резко выгибая и выпрямляя спину, но чувствовалось, что ей это дается легко. Земля за ней извергала столбы снега. Она быстрее брала с места и опережала Сармата. Он догонял ее, но не перегонял. Сармат был более увертлив на поворотах, Айна — скоростнее. Она была разгулявшейся на море бурей, Сармат — бурей в начале.