[25].
Так в первой половине XIX века люди изобрели еще один способ заглушить свою мучительную экзистенциальную жажду – они уверовали в целительную силу искусства, способного открыть человеку одну из граней бытия.
«Назад, к вещам!», или феноменология восприятия
Помните юмористическую миниатюру Жванецкого «Авас» в исполнении Райкина и Карцева? В ней изображен человек, напрочь лишенный чувства юмора. Он не может понять смысла простейшего анекдота из жизни. Задача анекдота – вызвать у слушателя смех с помощью неожиданного контраста, нелепости, ведь в этом суть комичного. Но в миниатюре Жванецкого рассказчик сталкивается с непониманием слушателя: тот не способен усмотреть смешное в забавном диалоге. Поэтому рассказчик вынужден многократно повторять шутку. Это не помогает. Тогда он пытается объяснить ее суть. Но объясненный анекдот – уже не анекдот. Впрочем, теперь для зрителя смешной становится сама ситуация.
Этот пример подходит для того, чтобы показать, чем на протяжении двух с половиной тысячелетий занималась философия, пытаясь объяснить природу вещей и передать с помощью слов их вкус, запах и цвет. По мере того как объяснений становилось больше, философия все дальше уходила от сути самих вещей, пока они не оказались за гранью понимания. Вместо реальности они теперь имели достаточно тезисов, определений, формулировок, терминов и философских законов, которые можно обсуждать до бесконечности.
В словаре когнитивной науки есть такое понятие – ментальные репрезентации. Когда человек получает информацию о мире с помощью чувств и ощущений, то есть в результате опыта, мозг проводит анализ этой информации, сопоставляет ее с той, что уже хранится в его памяти, и затем создает из переработанного материала ментальный образ. После этого человек может репрезентовать этот образ – передать его в словесной форме другому человеку. Тот, в свою очередь, получив порцию вновь репрезентованной информации и расшифровав ее в собственном мозге, аналогичным путем создает на ее основе новый ментальный образ и передает его дальше. Образы движутся по нервным волокнам, летят по воздуху, проникают из мозга в мозг, многократно расшифровываются и вновь зашифровываются и т. д. Не подкрепляемые свежими ощущениями и фактами из психической жизни реального человека, они теряют первоначальную достоверность и со временем превращаются в такую же искаженную копию реальности и уже «не работающий» посыл, какой представляет собой анекдот, разъясняемый человеку, лишенному чувства юмора.
В XIX веке, когда философия в очередной раз стала бродить по кругу, среди мыслителей, осознающих, что с их философией что-то не так, от безысходности стали появляться лозунги «Назад, к Канту!» или «Назад, к Гегелю!», словно эти философы действительно олицетворяли собой суть бытия. Увы, течения, возникшие в ответ на новые лозунги, не внесли существенных изменений в старую философию.
В те годы философский поиск стал утрачивать строгую научную последовательность и зачастую опирался на случайные предпосылки и факты психической жизни человека. Так, например, философы-позитивисты были убеждены, что знание, исходящее из опыта, можно считать абсолютно надежным, а основной формой, в которой знание должно существовать, они называли банальное эмпирическое описание фактов. Не принеся практической пользы и вместе с тем устав от строгости и зауми, философия утрачивала научность.
Позже немецкий философ Эдмунд Гуссерль назвал эту проблему психологизмом в науке. Именно Гуссерль стал тем исследователем-первопроходцем, который пришел на смену прежним философам и предложил принципиально новый взгляд на теорию познания.
Прежде всего, надо заметить, что по образованию Гуссерль был математиком, а потому являлся ярым приверженцем строгого научного метода. Однажды обратив внимание на современную ему философию, он сделал два важных наблюдения.
С одной стороны, та логика, которую использовала философия, не была достаточно объективным методом. Философы-позитивисты считали, что их логика может черпать факты из психической жизни человека, а это делало ее субъективной, давало волю для бесконечных фантазий[26]. Психологизм в науке ведет к антропоцентризму в истине, утверждал Гуссерль. Он верил, что для любой науки – будь то философия, психология или физика – принципы логики должны быть едины, и предлагал на их основе создать универсальный, общий для всех наук метод – наукоучение. Этот метод, по его мнению, придаст любой науке (не только философии или психологии) необходимую строгость.
С другой стороны, современная Гуссерлю философия в большой степени оставалась продолжением двухтысячелетнего герменевтического учения и путалась в нескончаемых интерпретациях. Невероятно усложненная и абстрагированная немецкой философией, она окончательно разорвала связь с реальным бытием, которое так настойчиво, многословно и безуспешно пыталась объяснить. Гуссерль утверждал, что первым и основным методом исследования бытия должно быть непосредственное созерцание – очевидность, ибо там, где заканчивается очевидность, начинается философская заумь, а заумь ни в коем случае не может считаться истиной, поскольку она непонятна.
Гуссерль говорил, что прежние философы, исследуя объекты мира, видели их такими, словно они находятся вне сознания – в пространстве и времени. Он называл это наивным взглядом на мир – естественной (натуралистической) установкой.
Наивно смотрящий не понимает, что на самом деле он видит образы, которые находятся в его сознании: ему кажется, что он наблюдает физическую действительность. К тому же он наделяет увиденное ценностными и практическими характеристиками, что еще больше искажает картину.
Я уже приводил пример с солдатом и генералом, когда говорил о виртуальном и реальном. Глядя на человека в погонах, солдат не видит реальности, он видит генерала. То же самое можно сказать о всей прежней философии: она работала с искаженными значениями.
Естественной установке сознания Гуссерль противопоставил феноменологическую, суть которой – смотреть на мир ясным взглядом чистого сознания. «Назад, к вещам!» – так звучал тезис Гуссерля, с которого берет начало наука феноменология. Основное ее правило: между сознанием и созерцаемым объектом не должно быть искажающей призмы стереотипов и предубеждений.
Процесс перехода от естественной установки к феноменологической Гуссерль назвал феноменологической редукцией. По сути, это духовная практика, которая очищает сознание от всевозможных культурных, философских, бытовых, психофизических и прочих наслоений.
Чистое феноменологическое восприятие – это открытое отношение к миру, умение видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Философ-феноменолог, смотрящий на генерала, прежде чем распознать в нем генерала, увидит перед собой живое существо, а уж затем – человека мужского пола, военного и т. д.
Умение и привычка быть феноменологически открытым не только существенно расширяют возможности теории познания, но и ощутимо повышают качество жизни, дают возможность глубже заглянуть в суть вещей, почувствовать реальный вкус бытия, ощутить его полноту. Недаром метод Гуссерля оказался одним из самых влиятельных среди учений XX века.
К сожалению, нет данных о том, что сам Гуссерль успешно использовал метод феноменологической редукции на практике. А один из его бывших студентов рассказывал, что, когда у Гуссерля спросили, как именно практиковать его метод, он с раздражением ответил: «Откуда, черт побери, я могу это знать? Я ведь философ!»
От общественных установок к реальности человеческого бытия
Бурные события XX века и непродуктивность классической философии, тяготеющей к абстрагированию бытия, послужили тому, что на основе некоторых предшествующих концепций (Кьеркегора, Шопенгауэра, Ницше и др.) и под влиянием феноменологии стало формироваться новое мировоззрение, в центр которого была поставлена личность человека.
«То, что со мной происходит, – вот, что важно, – заявил новый мыслитель. – То, что я чувствую – совокупность всех этих с детства переживаемых мной состояний, которые всегда со мной – в ощущениях или памяти, – вот, что собой представляет мое настоящее бытие. Без него нет и меня. Каково оно – таков и я. Сначала было существование – оно началось еще до того, как я впервые подумал о себе, и затем – день за днем, событие за событием, переживание за переживанием – оно создавало меня, пока я не стал тем, кем я есть: человеком, совершающим осмысленные поступки. Бытие предшествует сущности, оно ее порождает, а значит, мое личное бытие – это и есть все, из чего состою я». Так экзистенциализм (от слова existentia – «существование») противопоставил себя всей предшествующей идеологии эссенциализма (от essentia – «сущность»), свойственной схоластическому мышлению. Эта новая концепция, согласно которой человек, не полагаясь ни на высший разум, ни на судьбу, ни на общественную мораль, сам себя создает и всецело несет ответственность за собственные поступки, посулила человеку новый вид свободы – свободу выбора.
Экзистенциализм изображает одинокого человека, заброшенного в чуждый ему иррациональный мир, в котором он испытывает глубокую душевную опустошенность. В нашем мире человеку приходится противостоять нескончаемому количеству противоречий и всякого рода трудностей, навязанных ему обществом. При этом у него нет инструкции, которая научила бы его сопротивляться им. Но есть общественная мораль: она навязывает иллюзии и учит вытеснять в подсознание даже самые серьезные экзистенциальные проблемы. Человек живет в постоянном напряжении и страхе. Общественные установки уничтожают его бытие, подменяя иллюзиями и бесконечным ожиданием, и до тех пор, пока он не примет волевое решение и не сделает выбор, он в буквальном смысле находится за пределами существования. В этом смысле экзистенциализм – учение об осознанном действии.
Трудно судить, насколько экзистенциализм научил людей действовать осознанно и принимать ответственность за свои поступки, но нет сомнения в том, что он повлиял и продолжает оказывать влияние на современное общественное и личное мировоззрение.