Осенью, после взятия Красной Армией Казани (10 сентября), возникла реальная возможность перехода ее частей в наступление. В это время ей противостояли три армейские группировки. На пермском направлении были сосредоточены чехи и сибирские части под общим руководством Р. Гайды. Самарское направление прикрывали Народная армия под командованием В.О. Каппеля и С.Н. Войцеховского, 1-я Чехословацкая дивизия и 3-й Уральский корпус М.В. Ханжина. Южная группировка включала части Отдельной Оренбургской армии А.И. Дутова и отряды уральского казачества. К концу октября «красными» были заняты Поволжье и значительная часть Южного Урала, в ноябре — Ижевск и Воткинск, зимой 1918-1919 гг. — Уфа, Бирск, Оренбург, Орск. Успеху «красных» на Урале содействовали, помимо прочего, уход в конце 1918 г., после капитуляции Германии в Первой мировой войне, Чехословацкого корпуса с фронтов гражданской войны, а также отрезвление населения по поводу возможностей «белых» обеспечить мирное и надежное существование. Одним из проявлений массового недовольства была переориентация Башкирского правительства в феврале 1919 г. с борьбы против советской власти на сотрудничество с ней, вызванная растущим разочарованием режимом А.В. Колчака, при котором перспектива национальной автономии оказалась наглухо закрытой.
Между тем, до окончания регулярных боевых действий на Урале было еще далеко. Одновременно с осенне-зимним успехом «красных» на северном участке фронта Сибирская армия Р. Гайды потеснила 3-ю Армию и в конце декабря 1918 г. заняла Пермь, захватив тысячи красноармейцев и богатые военные трофеи.
После серьезных продвижений «красных» и «белых» на рубеже 1918-1919 гг. линия фронта на два месяца стабилизировалась, рассеча Урал подобно безобразному шраму. Фронт растянулся с севера на юг на 1400 км. «Белых» представляли Сибирская армия Р. Гайды, Западная (реорганизованная из 3-го Уральского корпуса) армия М.В. Ханжина, Отдельная Оренбургская армия А.И. Дутова, Отдельная Уральская армия Н.А. Савельева (затем — В.С. Тостова). Им предстояло столкнуться с 1-й — 5-й и Туркестанской армиями «красных». К весне 1919 г. друг другу противостояли войска общей численностью около 200 тыс. человек и примерно с равными силами. Обе стороны готовились — правда, с разной интенсивностью — к предстоящим столкновениям.
В начале 1919 г. колчаковское командование приступило к реорганизации вооруженных сил и подготовке стратегического плана войны на весну-лето 1919 г. В марте «белое» наступление переросло в крупный стратегический успех: Западной армией вновь были заняты Бирск, Уфа, Стерлитамак, Белебей, Бугульма, Бугуруслан, выход к Волге снова оказался возможным; Сибирская армия овладела Воткинском, Ижевском, Елабугой, Сарапулом и некоторыми другими населенными пунктами Прикамья: на юге казаки атамана А.И. Дутова заняли Орск и двигались на Оренбург.
Лишь после этого началась переброска дополнительных боевых контингентов «красных» на восток. 10 апреля 1919 г., с созданием двух групп — Северной (2-я и 3-я Армии) и Южной (1-я, 4-я, 5-я и Туркестанская армии) — «красный» Восточный фронт был реорганизован. В конце апреля Южная группа «красных» перешла в наступление и в мае 1919 г. заняла Уфу. Незначительное тактическое отступление «белых» обернулось серьезным поражением, чему способствовали и переход на сторону «красных» нескольких воинских формирований, и отягощенная личными амбициями несогласованность в действиях «белого» армейского руководства. Весеннее контрнаступление Красной Армии, впрочем, еще не означало окончательной победы большевиков: одновременно с наступлением «красных» на южном участке фронта «белые» на северном участке взяли Глазов. Решающие победы Красная Армия одержала лишь в июле, взяв под свой контроль всю территорию Урала. Последними из значительных центров были завоеваны Екатеринбург (14 июля) и Челябинск (24 июля). Стратегически ошибочная для «белых» Челябинская операция и августовское отступление А.И. Дутова из Троицка ознаменовали конец вооруженной борьбы за Урал.
Эта борьба в связи с многочисленностью противоборствующих сторон, неопределенным и постоянно меняющимся соотношением сил носила затяжной и особо разрушительный характер, который отягощался архаизацией форм борьбы из-за преобладания в армиях представителей бывшего крестьянского сословия на фоне понижения профессионального уровня и слабой дисциплины в войсках. Это проявилось как в бесчисленных и безнаказанных актах насилия в отношении гражданского населения — погромах, поджогах, грабежах, — так и в широком применении, особенно на Южном Урале, тактики ведения боевых действий, известной со времен пугачевщины: налетов, быстрых передвижений, неожиданных атак, осады и обороны городов.[95] Эти характеристики в равной мере приложимы как к «белым», так и к «красным». Политический хаос 1917 - начала 1918 г. приобрел на Урале в течение года гражданской войны новые, невиданные размеры. Населенные пункты по несколько раз меняли своих «хозяев», каждый из которых по причине неустойчивости ситуации и материального оскудения очень легко и быстро превращался из «освободителя» в грабителя местных жителей. Практика репрессий и реквизиций превращала противоборствующие стороны, калейдоскопом мелькавшие перед глазами измученного населения, в близнецов и каждый раз вызывала разочарование вскоре после того, как очередную власть встречали хлебом-солью.
Восстановленная весной-летом 1919 г. советская власть воспринималась первоначально как недолговечная, или, по выражению одного из видных советских руководителей Уфимской губернии Б.М. Эльцына, как «десятая власть»: «...то эсеровщина, то учредиловцы, то коммунисты, то чехи, то опять коммунисты, то Колчак, то коммунисты...».[96]
В силу сложного переплетения многих обстоятельств — небывалых разрушений, развала управленческих структур, деградации условий жизни и политической одержимости вернувшихся к власти большевиков — выход из гражданской войны на Урале имел затяжной и болезненный характер. Война не сменилась миром — она получила второе издание, приобретя на этот раз характер крестьянской войны, затянувшейся еще на два года.
Насильственное изъятие продовольственных запасов сельского населения участниками гражданской войны сменилось после ее окончания нереалистичными заданиями по продовольственной разверстке со стороны советской власти, выполнявшимися с не меньшими жестокостью и равнодушием к судьбе обобранного населения. Его положение, таким образом, с окончанием гражданской войны не изменилось к лучшему. Скорее наоборот: пока шла война, оставались надежды на приход какой-нибудь «доброй» власти. Теперь крестьянско-казачьему населению приходилось надеяться только на себя. Ряд обстоятельств облегчал возможности сопротивления: в горной, лесной и степной частях Урала после прекращения боевых операций скрывались десятки тысяч дезертиров из «белой» и «красной» армий, у населения в годы Первой мировой и гражданской войн были накоплены значительные запасы неучтенного оружия, а советская власть была еще слишком слаба для организации скоординированных и массированных действий против повстанцев.
В период с августа 1919 по февраль 1921 г. зафиксировано не менее 30 случаев серьезного, выходящего за локальный уровень, сопротивления уральского населения представителям «диктатуры пролетариата».[97] По всей территории региона действовали партизанские отряды численностью от одного десятка до двух с половиной тысяч участников. Будучи чрезвычайно подвижными, эти отряды предпочитали курсировать на границах территориально-административных образований, подальше от губернских центров, которые пока еще были не в состоянии должным образом скоординировать свои действия, ограничиваясь борьбой с «бандами» поодиночке. Их состав был крайне непостоянным и пестрым: ядро их составляли, как правило, дезертиры или, во всяком случае, люди, имевшие навыки военной службы, а основную и текучую массу — сельское население, измотанное политикой «военного коммунизма». Естественным спутником повстанческих отрядов являлся сильно развившийся в последние годы уголовный элемент, предавая их облику и деятельности разбойный характер.
Осенью 1919 г. повстанческое движение охватило приграничные районы Екатеринбургской, Уфимской и Челябинской губерний, ряд уездов Пермской губернии. В первой половине 1920 г. оно приобрело особо ожесточенный характер в Уфимской губернии, где тяготы разверсточных поборов усугубились невниманием властей к национальным проблемам башкир. Еще в период сотрудничества лидеров башкирских автономистов с Москвой весной 1920 г. А.З. Валидов в беседе с В.И. Лениным с горечью констатировал:
«Среди наших русских товарищей господствует идея, что при строительстве большого здания социалистической России цементирующая роль принадлежит только русскому народу. Они считают, что уважение к восточным людям, вроде нас, станет главной причиной распада российского общества».[98]
Подобное недоверие представителей центральной и местной властей к национальным движениям приобрело в практике продовольственных отрядов самые грубые формы дискриминации, замешанной на ксенофобии исполнителей продовольственной диктатуры. В результате в феврале 1920 г. в Мензелинском уезде вспыхнуло крестьянское восстание «Черного орла», быстро распространившееся на Белебеевский, Бирский и Уфимский уезды и перекинувшееся затем на соседние Вятскую, Казанскую и Самарскую губернии. Лозунги движения имели антикоммунистический характер и отражали неприятие крестьянами политики «военного коммунизма», в организации которого обвинялись «переродившиеся» из революционеров в угнетателей большевики: «Советы без коммунистов», «Даешь свободную торговлю», «Да здравствует партия большевиков, долой коммунистов». Летом того же года невыполнимо высокие планы по сбору продразверстки и чудовищно жестокие формы их реализации на фоне грядущего неурожая, а также мобилизация уставших от многолетней войны казаков на польский фронт вызвали взрыв казачьих и крестьянских восстаний в Ор