В декабре 1922 г. число голодающих по губернии достигло 114,5 тыс. человек. По прогнозу, к весне 1923 г. эта цифра должна была вырасти до 172 тыс.[1570]
В январе 1923 г. чекистские прогнозы оправдались. Положение крестьян было плачевным. Но, в отличие от прошлого года, они не умирали от голода, благодаря поддержке крестьянских комитетов общественной взаимопомощи.[1571] Сбор ранней весной 1923 г. всех видов продналога, в том числе в голодавшем Каширинском уезде, вызвал у крестьян подавленное настроение. Никаких волнений, брожений и прочих проявлений открытого недовольства в 1923 г. уже не наблюдалось.[1572]
Различные невзгоды не оставляли крестьянство и других губерний Урала. В Башкирии безоружное население донимали волки, которые средь бела дня врывались в деревню и резали остатки скота.[1573] В Екатеринбуржье сельские жители продолжали терпеть нападения остатков вооруженных банд дезертиров численностью в 3-15 человек.[1574]
Среди крестьян Вятской губернии с сентября 1922 г. были «заметны некоторые тревоги и опасения по причине скорого сбора натурналога».[1575] Налог действительно собирался трудно: к 20 декабря 1922 г. было собрано 86% от плана, в крестьянских настроениях доминировали подавленность и враждебность к советской власти. Мало что изменилось в положении сельского населения и весной 1923 г.: крестьяне были обеспокоены, хватит ли хлеба до следующего урожая. Летом 1923 г. беспокойство крестьян усилилось из-за плохих видов на урожай. В конце года в целом спокойное настроение вятского крестьянства омрачилось несоответствием между ценами на сельскохозяйственную и промышленную продукцию. Малый урожай 1923 г. позволил выполнить единый сельскохозяйственный налог к середине декабря менее чем наполовину.[1576] Жизнь деревни на исходе третьего года НЭПа оставалась скудной и ненадежной.
Во второй половине 1922 г. жизнь в городах все более очевидно входила в нормальное русло. В Уфе летом 1922 г. восстанавливался запущенный в прошлые годы парк «Свободы», налаживался разрушенный там цветник, ремонтировались расположенные на его территории здания. В декабре в бывшем Доме крестьянина открылся театр и концертный зал «Эрмитаж». Газеты запестрели рекламными объявлениями. В конце 1922 г. уфимцы могли найти в них, например, рекламу «лучшего уфимского пива», выпуск которого должен был начаться не позднее середины декабря. Для пропаганды его достоинств открыто упоминалось его дореволюционное происхождение — прием, немыслимый в прежние годы. Рекламировался производитель пива «качеством и крепостью довоенного времени» — пивоваренный завод №1 Башпрома, или бывший завод наследников В.И. Видинеева. С 12 декабря начинался также отпуск пива товарищества «Новая Бавария».[1577]
Улучшилось санитарное состояние Оренбурга — еще недавно одного из эпицентров массовых заболеваний. Летом 1922 г. холерных вибрионов не было обнаружено ни в реке Урал, ни в водопроводе, ни даже в канализационных трубах. В городе вновь действовали кинотеатры «Люкс», «Аполло», «Кино-Палас», «Городской театр». В октябре на углу Введенской и Гостинодворской улиц Оренбурга открылось отделение московского универмага ГУМ, составившее конкуренцию частным соседям и активно посещаемое публикой. Благодаря преодолению массового голодного бедствия наступившая зима 1922 г. не была похожа на предыдущую, что особо отмечалось прессой:
«На улицах Оренбурга мы не видим толпы дрожащих от холода, едва передвигающих ноги голодных. Театры и кинотеатры полны нарядной публикой».[1578]
Летом 1922 г. постепенно приводилось в порядок санитарное состояние Челябинска. Эта тема в июне была специально затронута в информационных материалах Челябинского губотдела ГПУ:
«Введен один день в неделю бесплатного мытья в банях для несостоятельных граждан, а также понижена плата за воду. Началась разгрузка станции, отправлены все отставшие от поездов и безбилетные.
Санитарными инспекторами проводится осмотр города, зданий и учреждений, а также служащих различных учреждений и дезинфекционные работы».[1579]
С середины 1922 г. ощутимо улучшилось материальное положение получавших жалование. Если в 1920-1921 гг. максимальный рабочий паек на Урале составлял 45 фунтов муки, то в 1922 г. минимумом являлось 80 фунтов.[1580] В октябре 1922 г. Челябинский губотдел ГПУ в обзоре-бюллетене сопоставил заработки рабочих и служащих в губернии в первой половине и осенью 1922 г. По его данным, сентябрь отличался разнообразием ставок, благодаря чему более 50% работающих укрепили свое материальное положение. Средняя ставка рабочих и служащих кооперативных организаций — к этому времени они были переведены на денежный расчет — составляла 7 тыс. р., что позволяло приобрести по кооперативным ценам в шесть-восемь раз больше продуктов, чем в первом полугодии: шесть-семь пудов муки или два-три пуда мяса. Часть государственных промышленных предприятий была полностью переведена на денежный расчет, другая продолжала получать продпаек в счет зарплаты. На предприятиях первой группы заработок в среднем составлял 7,5 тыс. р. Рабочие предприятий второй группы помимо денег — 2200 р., позволявших приобрести на рынке 2,5 пуда муки или 30 фунтов мяса, — получали по 2 пуда муки, 12 фунтов мяса, 1,5 фунта жиров, 4 фунта соли. Если в первом полугодии 1922 г. рабочий на свою зарплату едва мог прожить сам, то в сентябре он мог содержать еще и двух членов семьи. Некоторые кооперативные организации устраивали, кроме того, коллективные посевы и обеспечивали своих работников продаваемыми по себестоимости обувью, мылом, табаком и прочими продуктами. Рабочие и служащие кооперативных организаций без труда могли содержать, помимо себя, трех членов семьи. Осенью 1922 г. заметно улучшилось материальное обеспечение работников советских учреждений, хотя их жалование было не столь щедрым, как в вышеназванных организациях: на него работающий мог содержать себя и только одного члена семьи.[1581]
Оплата труда становилась не только более обильной, но и регулярной. В документах политического наблюдения ближе к концу 1922 г. все чаще можно было встретить информацию такого рода:
«...рабочие снабжаются сообразно интенсивности работы каждого из них; работающему честно и аккуратно отпускается товар, иногда и за счет управления (государственной кожной промышленности — И.Н.), в сырых или мокрых отделениях рабочие снабжаются сапогами и даже фартуками, чтобы не так сильно портилась одежда рабочего, даются также и рукавицы. Жалованье в последнее время выплачивается аккуратно».[1582]
В связи с улучшением материального положения благодаря переводу на коллективные договоры поднималось и настроение рабочих, становясь устойчивым и, по терминологии политических органов, «спокойным».[1583] Рост материальной обеспеченности совпал с относительной стабилизацией рыночных цен, о чем Челябинский губотдел ГПУ летом 1922 г. писал следующее:
«...цены на рынке остановились в повышении и начали заметно склоняться к понижению. Резкое ограничение государством своего эмиссионного права выпуска денег и стремление к стабилизации курса рубля и усиленный приток товаров на рынок пред урожаем для созидания свободного капитала являются основными причинами понижения цен».[1584]
В обзоре-бюллетене Челябинского губернского ГПУ осенью 1922 г. содержалась также оптимистичная оценка позитивного воздействия НЭПа на промышленность:
«...НЭП сильно оказал свое влияние, промышленность начинает все больше и больше принимать живой вид, меньше закрытых предприятий. Много предприятий находится в состоянии ремонта, многие предприятия начинают возобновлять свою работу, работающие же предприятия начинают давать прибыль».[1585]
В конце 1922 г. первые плоды стали приносить государственные усилия по развитию кооперации. Так, Вятский губсоюз 9 ноября впервые выпустил свой хлеб на рынок по 1 тыс. р. за пуд, в результате рыночные цены на муку упали с 1700 до 1300-1400 р. [1586]
Некоторая стабилизация жизни и укрепление ее материального обеспечения позволяли перейти от повседневных забот о куске хлеба к планированию более длительной и честолюбивой перспективы. Симптоматична подача летом 1922 г. огромного количества заявлений в Оренбургский губпросвет от молодых людей, желающих поступить в ВУЗы Москвы и других университетских городов.[1587]
Однако не следует спешить с обобщением перечисленных положительных явлений в некую универсальную тенденцию. Рост материального благополучия населения был неустойчив и относителен, а для значительных социальных групп нищета и бедствие оставались горькой реальностью.
Кооперация и кустарная промышленность были еще слишком неразвиты, чтобы влиять на рыночные цены. В феврале 1923 г. Челябинский губотдел ОГПУ сетовал, что «работа кооперации по-прежнему слаба, вследствие отсутствия необходимых средств и товарных ценностей».[1588]