Наконец, преимущественно потребительский характер товарообмена в условиях чудовищной инфляции превратил продукты питания длительного срока хранения, прежде всего муку, в своеобразную валюту и предпочтительную цель коммерческих операций. В октябре 1920 г. информационная сводка Пермской губчека сообщала:
«Спекуляция ввиду создавшихся условий в продовольственном отношении захватила буквально всех, и всякий служащий и рабочий, имеющий возможность что-нибудь стянуть у себя на предприятии, тянет и спекулирует в большинстве случаев, конечно, на хлеб. В городах предметом спекуляции являются мыло и соль, мануфактура и другие технические товары, в чем нуждается деревня. [...]
От спекуляции несвободны так называемые ученые люди. Так, профессора и преподаватели Пермского государственного университета воруют керосин, спирт из лабораторий и меняют в деревню на продукты. Врачи спекулируют своими знаниями, требуя не денежного вознаграждения, а продуктами».[2012]
Приведенная цитата, особенно ее окончание, свидетельствует, что «спекуляция» трактовалась в разгар «военного коммунизма» еще шире, чем накануне революции. Этот ярлык наклеивался на любое проявление материальной заинтересованности и желание пополнить нищенский паек, выжить на который было более чем проблематично.
В связи с размахом таким образом интерпретируемой «спекуляции» власти сбились с ног в стремлении покончить с ней. Прежде всего, контрмеры были направлены на ограждение продотрядов от конкуренции мешочников. 4 сентября 1920 г. Челябинский губернский продовольственный комитет издал обязательное постановление следующего содержания:
«Ввиду усиливающегося притока мешочников, в целях беспощадной борьбы с ними приказывается всем заградотрядам, волисполкомам, сельсоветам, районной и железнодорожной милиции и гражданам Челябинской губернии:
1. Всех лиц, приезжающих в деревни для приобретения продовольственных продуктов, объявленных к сдаче по разверсткам, как-то хлеб в зерне и муке, грубый фураж, скот, без разрешения Челябинского губернского продовольственного комитета, задерживать как мешочников и препровождать в Челябинск для предания суду ревтрибунала, а продукты конфисковать и передавать в соответствующий райпродком.
Примечание: Лиц, закупающих в деревнях другие продукты, как: мясо, масло, яйца и битую птицу и проч. в количестве, вызывающем подозрение в спекуляции, надлежит также задерживать как мешочников.
2. Домохозяев, продающих продукты, указанные в §1, обложить сверх разверстки количеством продуктов, равным количеству, проданному мешочнику.
3. В случаях, когда тот или иной домохозяин продолжает продавать продукты, немедленно его арестовывать и препровождать в Челябинск для предания суду ревтрибунала.
4. За неисполнение настоящего приказа виновные будут привлекаться к суровой ответственности».[2013]
По большому счету, у карательных служб не доходили руки до мелкой бытовой «спекуляции». Наряду с потребительским мешочничеством, их внимание все более привлекал расцвет профессиональной и организованной, крупной криминальной торговой активности. Так, в июле 1920 г. Екатеринбургская губчека сообщала о раскрытии шайки профессионалов-«спекулянтов», состоявшей в основном из советских служащих. Продажей кожи, мануфактуры, марли, нормированных продуктов питания с государственных складов на вольный рынок занималось 38 человек.[2014] В том же месяце в Кургане были обнаружены незаконные манипуляции с почтовыми продовольственными посылками: почтовые служащие по соглашению с московскими и петроградскими нелегальными предпринимателями посылали в столицы почтовые отправления на крупные суммы.[2015] В сентябре в Челябинске было привлечено к ответственности за организованную торговлю спиртом более 20 человек. Двое служащих губздравотдела брали его со склада по подложным требованиям, после чего спирт продавался по цепочке, в основном — в притон, возрастая в цене до 20-30 тыс. р. за бутылку.[2016] В февральской сводке Челябинской губчека 1921 г. отмечался рост «спекуляции» и приобретение ею более организованного характера: все чаще встречались объединения нескольких лиц вокруг одного, которое поддерживало связь с другими группами. При арестах представителей таких сообществ они не выдавали «головку», надеясь на скорую амнистию и вознаграждение преданности.[2017]
1921 г. еще более подстегнул активность мешочников. Смена правительственного курса на более «либеральный», неурожай 1921 г. и шквальный рост безработицы стимулировали взлет стихийного массового товарообмена. С его разрешением, как сообщала екатеринбургская пресса, в глухие уголки Урала двинулись все, включая профессоров, которые ездили группами, официально — с целью чтения лекций.[2018] Перебои в выплате продовольственного пайка советским служащим Чердыни летом 1921 г. парализовали работу местных учреждений: «Служащие почти все регулярно не занимались, т. к. приходилось ходить по деревням работать или чего-нибудь менять из одежды на хлеб».[2019]
В августе-сентябре 1921 г. на железнодорожных станциях и в поездах, как и в прошлые годы, царили суета и давка. Половина вагонов была заполнена кочующими «спекулянтами» с ящиками и мешками.[2020] По сообщению вятских чекистов, «преобладающее число спекулянтов: советские служащие и рабочие; причины спекуляции в большинстве случаев — поддержка своего существования и своей семьи».[2021] Правда, перевозка продуктов из-за развития голода в деревне становилась все менее прибыльной и более опасной. Из Верхнеуральского уезда, например, еще в июне 1921 г. сообщалось об агрессивном поведении местных жителей:
«Едущие крестьяне из других деревень с купленным или променянным на различные предметы хлебом голодным населением задерживаются, хлеб отбирается. Если крестьянин возражает против захвата хлеба, население его убивает».[2022]
Так называемая «спекуляция» в годы революционной катастрофы на Урале лишь в незначительной степени и преимущественно на первых порах была нацелена на экономическую выгоду. Постепенно и все в большей степени «спекуляция» превращалась в самую массовую технику выживания.
Описанные выше техники выживания в экстремальных условиях революции позволяют прийти к выводу, что пользование ими было сопряжено со многими сложностями и опасностями и, главное, требовало определенных стартовых возможностей. Успешное приспособление к существующим режимам, теневое производство, доступ к распределительной системе предполагали способность к реальной или мнимой социальной активности, наличие профессиональной подготовки или материальных ресурсов, определенного возрастного, а желательно, и образовательного статуса. Исключение, казалось бы, составляет «спекуляция», в которую оказалась вовлечена преобладавшая часть населения, включая женщин и детей. Но и ее успех зависел от уровня материально-организационного потенциала. Между тем, революционные потрясения вызвали беспрецедентный распад общества и его маргинализацию. Выбрасывание значительной части общества на обочину системы заставляет задаться вопросом: как приспосабливались к жизни в чрезвычайной ситуации наиболее слабые? К каким техникам выживания прибегали социально обделенные группы, прежде всего женщины и дети? Описанные выше техники выживания в экстремальных условиях революции позволяют прийти к выводу, что пользование ими было сопряжено со многими сложностями и опасностями и, главное, требовало определенных стартовых возможностей. Успешное приспособление к существующим режимам, теневое производство, доступ к распределительной системе предполагали способность к реальной или мнимой социальной активности, наличие профессиональной подготовки или материальных ресурсов, определенного возрастного, а желательно, и образовательного статуса. Исключение, казалось бы, составляет «спекуляция», в которую оказалась вовлечена преобладавшая часть населения, включая женщин и детей. Но и ее успех зависел от уровня материально-организационного потенциала. Между тем, революционные потрясения вызвали беспрецедентный распад общества и его маргинализацию. Выбрасывание значительной части общества на обочину системы заставляет задаться вопросом: как приспосабливались к жизни в чрезвычайной ситуации наиболее слабые? К каким техникам выживания прибегали социально обделенные группы, прежде всего женщины и дети?
Отвечая на этот вопрос, нельзя обойти молчанием такую в значительной степени табуизированную в российской исследовательской литературе тему, как проституция. Новейшие исследования убеждают, что в дореволюционной России распространению этого феномена были поставлены жесткие рамки благодаря достаточно эффективному организационному и юридическому урегулированию и бдительному государственному контролю.[2023]
Статистические данные о проституции на Урале в предреволюционные десятилетия свидетельствуют как о скромных ее размерах, так и о информированности официальных служб по этой проблеме. В 1897 г., согласно материалам всероссийской переписи, среди 10-миллионного населения четырех уральских губерний было всего 1089 проституток, треть которых проживала в губернских центрах.[2024]