у, поэтому очищенные волости Курганского уезда, в свою очередь, во избежание громадных потерь, при столкновении более или менее с организованными отрядами коммунистов, должны немедленно объединиться и создать роты, батальоны и полки, а также дивизии (если встретится надобность). Причем командиры рот и батальонов избираются собранием повстанцев, а командиры полков — представителями по одному от каждой роты и батальонов.
Если Ваши объединенные силы не будут достигать хотя бы двух дивизий для образования районной армии, то они должны войти в подчинение начальнику ближайшей районной армии, смотря по удобству в стратегической отношении, но не должны прерывать тесной связи и с теми частями войск, какие входят с Вами в соприкосновение».[2106]
В период активного расширения площади западносибирского восстания военное руководство повстанцев стремилось сохранить порядок на подконтрольных территориях, не допустить обычных в таких ситуациях необоснованных репрессий и самочинных расправ. 13 февраля 1921 г. Архангельский центральный штаб издал приказ «Всем военным штабам и сельсоветам» следующего содержания:
«В связи с арестами паразитов-коммунистов и даже неизвестных личностей и беспартийных возникает много различных неприятностей на почве личных счетов некоторых граждан, что крайне неблагоприятно отзывается на местном населении, а потому должны быть устранены, в силу чего центральный штаб настоящим приказывает всем комендантам, всем заведующим местами заключения деятельно рассматривать причины подобных арестов, сомнения в виновности арестованных выносить для обсуждения и рассмотрения таких вопросов пленумом волостного военного штаба, посылать сельским обществам для дачи удовлетворительных и обстоятельных отзывов. Местных неизвестных личностей и беспартийных собирать отдельно от коммунистов, впредь до выяснения подробной их характеристики, как равно военнопленных солдат, сдавшихся без сопротивления, содержать под стражей, не смешивая с коммунистами, никаких издевательств, самосудов над арестованными ни в коем случае не учинять. Виновные будут привлечены к самой строгой ответственности по военному времени. Настоящий приказ вступает в законную силу».[2107]
Если беспорядки на селе в значительной степени были делом рук женщин, то повстанчество было исключительно мужским занятием. Фрагментарные сведения о возрасте его активных участников свидетельствуют, что реквизиционный произвол в равной степени коснулся всего крестьянства, сгладив наметившееся в последние десятилетия существования Российской империи противостояние старшего и младшего поколений. Среди 126 активных участников повстанческого движения, представших в конце февраля - начале марта 1921 г. перед выездной сессией окружного революционно-военного трибунала Приурво Челябинского района, были представители всех возрастных групп. Их средний возраст составил 33 года, но около трети из них не перешагнули 20-летнего рубежа. Более половины находились в возрасте от 20 до 49 лет, каждому десятому повстанцу было от 50 до 59 лет, встреча лись и 60-ти и даже 70-летние.[2108]
Жестокие репрессии и, главное, разразившийся в 1921 г. голод, сломили крестьянское сопротивление. В августе 1921 г. информационная сводка Вятской губчека констатировала: «Несмотря на такой тяжелый переживаемый момент, среди крестьян голодных районов не слышно выкриков и угроз по адресу коммунистов и Советской власти, нет и стремления к разграблению ссыппунктов, продскладов, — крестьянство всецело стремится каким-либо путем протянуть эту голодную зиму...».[2109]
К концу 1921 г. голодное крестьянство осознало свою беспомощность перед лицом продовольственной катастрофы и покорилось судьбе. Уфимский губернский отдел ЧК рапортовал о ситуации в деревне в декабре 1921 г.: «Крупных волнений и беспорядков за отчетный период не было, т.к. голодающее население активно реагировать на свое положение не в состоянии и, вымирая сотнями и тысячами, все же ждет помощи от государства».[2110] Как и другие категории населения, крестьяне во имя выживания вынуждены были прибегать к незаконным, но скрытым от посторонних глаз, моделям адаптации в неблагоприятных обстоятельствах, отказавшись от демонстративного недовольства.
Участь деревни в революционной катастрофе свидетельствует о малой эффективности традиционных форм крестьянского протеста как инструмента борьбы за существование и, в целом, ограниченных возможностях сельского население приспособиться к новым условиям.
Выработанные населением многообразные методы адаптации к чрезвычайным условиям позволяли одним вести полуголодное существование, другим — держаться на плаву, третьим — процветать посреди всероссийской «разрухи». Вместе с тем, старые и новые приемы получения, перераспределения или сбережения средств существования еще не гарантировали выживания. Дефицит продуктов питания и предметов массового спроса, режим хронического недоедания требовали особых бытовых навыков и вели к стихийной трансформации потребительских стандартов, к понижению и огрублению культуры потребления.
3.3. Привыкание к бедности: злоключения культуры потребления
«Выгодное для большинства народа устройство его быта зависит больше от качества самих людей, нежели от государственных форм...»
«Криминализация» жизни в российской катастрофе заставляла «маленького человека» быть всегда настороже. Опасности подстерегали его на улице со всех сторон: нужно было быть готовым к тому, что к нему в любой момент может забраться в карман воришка, что его попытаются обмануть на рынке, на который каждую минуту могла нагрянуть милицейская облава. Он мог стать жертвой грабежа и самосуда, ареста и обыска, мошенничества и давки в очереди за продуктами. Было опасным показаться на улице в нетрезвом виде и покидать жилище с наступлением темноты, когда улицы пустели, а дома затворялись на все запоры.
Повышенная концентрация опасностей заставляла смиряться со многими бытовыми неудобствами, не представлявшими непосредственной угрозы для жизни. Они были вызваны дружным действием ансамбля многообразных обстоятельств. Политические потрясения в стране спровоцировали сложную и неуправляемую цепную реакцию, повлияв — и прямо, и опосредовано, — на крушение быта. Революция привела к невиданному сокращению материальных и организационных возможностей власти. Перед лицом «великих» событий излишними мелочами стали казаться внесение общегосударственных и местных налогов, чистка улиц и выгребных ям, выделение средств на ремонт тротуаров и водопровода, поддержание ассенизационного дела, больниц, школ и приютов. В условиях невиданного ослабления государственного контроля у вчерашних подданных российской короны голова пошла кругом: открылись небывалые возможности для безнаказанного разбазаривания и растаскивания казенных средств. Заботившиеся о минимуме бытовой благоустроенности муниципальные службы оказались в положении «пасынков» государственной машины, а затем стали жертвами гонений на «пережитки прошлого». Гражданская война и многократная смена власти, волны беженцев и переселенцев, «военно-коммунистические» преследования рыночных отношений и голодная катастрофа первого года НЭПа — все это ставило обитание в молодой Российской Республике на грань невозможного и превращало повседневную жизнь в школу равнодушия к бытовому комфорту.
В столицах, более или менее приобщенных к плодам европейской материальной цивилизации, распад повседневности приобретал более динамичный и драматичный характер. В 1918 г. жители Петрограда бросали квартиры и имущество на произвол судьбы, покидая голодную столицу в поисках хлеба. Город являл «нищету без прикрытия».[2111] Из-за замершего дорожного движения центральные улицы второпрестольной зарастали травой. На них, напротив бывших дворцов, по несколько дней лежали прикрытые рогожами трупы лошадей. Собаки окровавленными мордами вгрызались в их внутренности. Группы детей, наблюдая эти сцены, безобразно хохотали. Спешившие по тротуарам взрослые мельком косились на отвратительное зрелище, стараясь не замечать происходящего.[2112]
На Урале, где, как обычно в провинции, история протекала медленнее, деградация быта началась с более низкой стартовой отметки и была менее динамичной, не столь стремительно достигая столичного уровня одичания. С 1917-1918 гг. горожане стали испытывать неудобства, вызванные упадком городского хозяйства. Расшатались никем не ремонтируемые дощатые тротуары. Перестали чиститься улицы. Летом жители городов изнемогали от зноя и пыли на дорогах, которые больше не поливались, и от зловония, распространяемого базарами и общественными уборными, пребывавшими в состоянии антисанитарии[2113] Дворы национализированных домов были покрыты гниющим мусором, навозом и кухонными отбросами.[2114] Осмотр одной из уборных на пароходной пристани в Вятке в июне 1918 г. обнаружил следующее:
«...отхожее место темно, неблагоустроенно, с переполненной выгребной ямой, сток для мочи завален экскрементами; пользующиеся отхожим местом, вследствие темноты и отдаленности желоба, мочатся непосредственно на пол, и жидкость из отхожего места, смешиваясь с навозной жижей, вытекающей из смежного нечищеного хлева, пропитывает доски стока к отхожему месту и разливается далее по двору, распространяя зловоние».[2115]