Таблица 1. Максимальная численность всероссийских политических партий России.[166]
Таблица 2. Максимальная численность организаций всероссийских политических партий на Урале.[167]
Таблица 3. Размещение партийных организаций на Урале.[168]
Таблица 4. Размещение партийных организаций на Урале по типам поселений (%).[169]
Таблица 5. Динамика численности партийных организаций на Урале в 1917 г.[170]
Таблица 6. Удельный вес большевиков в социал-демократии Урала в 1917 г. (%)
Таблица 7. Результаты выборов в Учредительное собрание (%). [171]
Партийные новообразования предположительно были обусловлены двумя факторами. Во-первых, состав населения Урала в годы мировой войны изменился в связи с его пополнением выходцами из западных и центральных территорий Российской империи, которые прибывали на Урал в поисках работы в военных производствах и брони от армейской службы, бежали из разоренных войной губерний, искали более надежные условия существования. Они приносили с собой опыт, выработанный в других регионах страны во время первой революции и в последующие годы. Процесс инструментализации прежнего опыта активизировался во второй половине 1917 г. в связи с ростом военных гарнизонов в городах и дезертирства с фронтов Первой мировой войны. На Урал стали массированно заноситься впечатления от военной жизни и развития революции в других местностях России. Во-вторых, новые организации эсеров, социал-демократов и кадетов возникали в 1917 г. зачастую не на «пустом месте», а там, где ранее существовали группы более правых, в том числе радикально-монархических союзов. Так, большевистские организации образовались в селе Березовском и Нытвенском поселке, эсеровская — в поселке Давлеканово, где ранее действовали исключительно отделы Союза русского народа. Нужно учитывать, что выбор той или иной партии в 1917 г. имел еще в большей степени случайный характер, чем в 1905-1906 гг., а само вступление для многих было проникнуто символическим смыслом, служа актом идентификации себя с новым строем или воплощая ожидание новой жизни. Это раздражало многих партийных активистов с дореволюционным стажем, а некоторых из них побуждало к выходу из своей партии. Во время судебного процесса против бывшего председателя Челябинского комитета КДП и члена Учредительного собрания Е.И. Снежкова в октябре 1920 г. выяснилось, в частности, что в ноябре 1917 г. он вышел из кадетской партии из-за «переполнения партии элементами, пришлыми из черносотенных партий».[172]
Местный акцизный чиновник К.Н. Теплоухов так описал настроение собравшихся на первое, организационное собрание КДП в апреле 1917 г. в Челябинске:
«Народу собралось много — из всех слоев, — выступали различные ораторы. Большинство присутствующих были не левее умеренных октябристов, но стеснялись публично заявить об этом и почти единогласно решили поддержать кадетов... Кстати, и Врем[енное] Правительство — большинство кадеты».[173]
Организационное строительство партий в 1917 г. проходило, таким образом, в обстановке бестолковой суеты. Люди умеренного политического темперамента плыли по течению и, считая неудобным противиться духу времени, оказывались в составе левых либералов. Ситуация усугублялась ретивостью новых ревнителей партийного строительства, которые заочно записывали в популярную весной 1917 г. партийную организацию всех своих сослуживцев, внося за них вступительный взнос из своих средств. В результате многие и не подозревали о своем членстве в кадетской партии, пока оказавшиеся у власти большевики не начали преследовать своих политических противников.[174]
Еще в большей степени волна случайных и конъюнктурных вступлений захлестнула ПСР, породив такой, характерный и для Урала, феномен, как «мартовские эсеры». Один из мотовилихинских социалистов-революционеров Н.И. Леденцов объяснил головокружительный рост его организации — к концу марта 1917 г. она разбухла до 2,5 тыс. человек — тем, что в нее вошли бывшие городовые, крупные торговцы и члены бывших черносотенных союзов.[175]
Численность партийных организаций не следует легковерно принимать за точный показатель силы партий. Тем не менее, количество членов партии может служить приблизительным ориентиром при изучении динамики роста многопартийности. Используя известные данные о численности организаций различных партий и экстраполируя средние показатели по малочисленным организациям на группы, количество участников которых неизвестно, можно представить себе развитие партийного ландшафта на Урале в 1917 г. (табл. 5)
На протяжении 1917 г. стремительно изменялась численность всех партийных представительств на Урале. Головокружительный взлет пережили большевистские организации, количество участников которых с марта по октябрь увеличилось более чем в 150 раз. Количество участников отделов КДП на Урале поступательно росло, но темпы роста были на порядок ниже, чем у социалистических партий. Судя по всему, либеральная доктрина имела своих последовательных сторонников, но их количество было невелико. Эсеры лидировали по численности до лета, после чего рост их групп затормозился, а осенью из их организаций начался отток. Аналогичную эволюцию пережили меньшевики, теряя членов своих организаций с лета-осени 1917 г., часть которых, как и бывшие эсеры, пополняла ряды большевиков. В итоге удельный вес большевиков в уральской социал-демократии поступательно увеличивался (табл. 6).
В процессе вытеснения меньшевиков большевиками тон задавал Средний Урал, на котором уже к середине апреля 1917 г. концентрировалось, по данным Ф.П. Быстрых, до 62% уральских большевиков, а в Екатеринбургском уезде — 35%.[176]
Очерченные выше тенденции развития многопартийности на Урале в 1917 г. свидетельствуют о повышенной, лихорадочно-болезненной динамике, угрожавшей самому существованию партий. Ускоренное партийное строительство создавало лишь видимость расцвета политического плюрализма, но не обеспечивало стабильности партийного ландшафта. Быстрые и резкие колебания в развитии многопартийности отражали ее слабость и являлись симптомами ее скорого заката.
Партийная жизнь в 1917 г. бурлила. Многочисленные партийные конференции и активное участие партий в десятках губернских, областных и уездных съездов Советов, крестьянских, конфессиональных, профессиональных и прочих общественных форумов — И.С. Огоновская насчитала их 39[177] — были прекрасными декорациями для эффектного выхода на политическую сцену. Повышение статуса земства — колыбели российской многопартийности и одного из эпицентров партийной и квазипартийной деятельности в поздней Российской империи — до уровня системы государственного управления в обстановке легализации партий также создало благоприятные условия их существования. Выборные кампании 1917 г. в земские и городские органы, Советы и КОБы превращались в своеобразные партийные праздники и смотры политических сил.
В этой конкуренции большевики были одним из многих участников, не самым сильным и отнюдь не обреченным на успех. За пределами горнозаводской зоны, а отчасти и внутри нее, более перспективной силой казались эсеры и меньшевики — герои романтизированного террора и кропотливых будней кооперации и военно-промышленных комитетов в последние годы существования империи. Весной-летом 1917 г. наибольшим влиянием на Урале пользовались социалисты-революционеры. Сельская местность являлась их абсолютным доменом, особенно в Уфимской губернии. Удельный вес эсеровских объединений среди всех партийных образований Урала достигал 75%.[178] Большевики, напротив, представляли собой незначительную силу. На 1-м областном съезде Советов рабочих и солдатских депутатов в Перми в мае 1917 г. они не смогли провести ни одного решения, кроме переноса исполкома областного Совета в Екатеринбург. К середине лета 1917 г. лишь 12% Советов региона находились под большевистским влиянием.
Апогеем свободной партийной конкуренции на Урале стали муниципальные выборы летом — в начале осени 1917 г. Они принесли эсерам убедительную победу. В Оренбурге социалисты-революционеры завоевали в городской думе 56 из 67 мест. Аналогичным были результаты в Уфе, Челябинске и других городах Южного Урала. Более сложное соотношение партийных сил и относительно развитый партийный ландшафт Среднего Урала и пермского Прикамья привели к более дифференцированным результатам и отсутствию абсолютного партийного большинства. В Перми в августе 1917 г. социалисты заняли в городской думе 47 мест из 76, в том числе 27 — эсеры, 10 — меньшевики, 8 — большевики.[179] В Екатеринбурге на проходивших тогда же выборах в городскую думу эсеры получили 44 места из 90, большевики — 17, кадеты — 10.[180]
Однако за лихорадочной активностью партий в 1917 г. маячила их скорая агония. Политической общественности, учитывая ее структурные пороки, жить оставалось недолго.
В первые недели после прихода большевиков к власти в Петрограде и ряде центров Урала многопартийность, словно по инерции, продолжала действовать. В ноябрьский состав Екатеринбургской городской думы вошли 39 большевиков, 19 эсеров, 15 кадетов, по 2 меньшевика и христианских демократа, по 1 представителю от сионистов, бундовцев, мусульманских националистов, Еврейской демократической партии.