О сложной расстановке партийно-политических сил на Урале свидетельствуют результаты выборов в Учредительное собрание, созыв которого был одним из лозунгов левого крыла освободительного движения в России со времен первой революции и прокламируемой целью революционного процесса 1917 г. Выборы в него, прошедшие в ноябре 1917 г., уже после формального провозглашения власти Советов в стране, продемонстрировали, что будущее большевиков оставалось весьма туманным и ненадежным. Их политических противников — эсеров, судя по итогам избирательной кампании, ждала более оптимистичная перспектива (табл. 7).
На Урале результаты выборов оказались для большевиков еще более неутешительными, чем по стране в целом, особенно если иметь в виду, что в партийных верхах этот регион по традиции считался оплотом большевизма. Уральская периферия направила в Учредительное собрание 12 большевиков, 28 эсеров, 2 кадетов и 17 представителей региональных и местных интересов. Удельный вес тех, кто отдал свои голоса за социалистов-революционеров, здесь был выше, чем в среднем в России. Правда, при более детальном рассмотрении итогов избирательной кампании в Учредительное собрание Урал напоминает сложную политическую мозаику (табл. 8). В Вятской, Оренбургской и Пермской губерниях большевики получили от 21 до 24% голосов участвовавших в выборах избирателей, что примерно соответствует среднероссийскому стандарту, причем в Оренбуржье наивысший по региону удельный вес сторонников большевизма является относительной величиной — в голосовании приняли участие чуть более половины избирателей (55%). Доля шедших за эсерами в Вятской и Пермской губерниях была выше российской нормы, а в Оренбургской и Уфимской — значительно ниже. Зато в двух последних более половины голосов было отдано за мусульманских регионалистов и казаков: и те, и другие в конечном счете отстаивали свое автономное существование и выступали за то, чтобы Петроград — какая бы власть там не была — оставил их в покое.
Таблица 8. Распределение голосов на выборах в Учредительное собрание на Урале (%)
Таблица 9. Численность большевистских организаций на Урале в 1917-1920 г.[182]
Таблица 10. Среднее количество газетных номеров одного периодического издания на Урале.[183]
Таблица 11. Удельный вес независимой печати на Урале в 1916-1922 гг. (%)
Внутри каждой из уральских губерний расклад сил и поведение избирателей серьезно различались. Преобладающая часть заводов оказалась оплотом большевиков, которым было отдано от 51% голосов в Нижне-Тагильском заводе до 94% в Миньярском. Большевиков поддержало также более двух третьих военнослужащих гарнизонов в городах Урала. В сельской же местности лидировали социалисты-революционеры, имея многократное превосходство по количеству собранных голосов.[184]
Результаты выборов в Учредительное собрание вызвали болезненную реакцию большевиков как в центре, так и на периферии, включая Урал. Из состава Советов стали изгоняться представители враждебных им партий, закрывались земства и городские думы. В Пермской губернии, где большевики пришли к власти раньше, чем в других частях региона, и где, как показала избирательная кампания в Учредительное собрание, кадеты имели относительно прочные позиции, дело дошло до репрессий и физической ликвидации лидеров комитетов КДП, которые были расстреляны в Екатеринбурге, Осе и Нижнем Тагиле.[185]
В вятском Прикамье и Оренбуржье судьба небольшевистских партийных организаций на первых порах была не столь трагична. В Вятке они вошли в состав Верховного совета по управлению губернией, в Оренбурге — в Комитет спасения родины и революции, возглавленный эсером В.Ф. Барановским. Однако вскоре позиции правых социалистов пошатнулись: в Вятской губернии — из-за скорого перехода власти в руки большевиков, в Оренбургской — из-за стремления казачьего руководства к более твердой и эффективной власти в условиях углубляющегося политического и хозяйственного кризиса. Эсеры и меньшевики целенаправленно оттеснялись от управления, а их организации и средства пропаганды ставились под контроль властных структур.[186]
Последний шанс на свободное существование умеренные партийно-политические течения на Урале обрели летом — в начале осени 1918 г. Воплощением «третьей силы» между большевизмом и «белым» движением стало Временное областное правительство Урала, в которое вошли два конституционных демократа, по одному народному социалисту, эсеру, меньшевику и двое беспартийных.[187] Наконец, Государственное совещание областных правительств и политических групп, собравшееся в Уфе в сентябре 1918 г., стало грандиозной и последней манифестацией российской многопартийности. Среди 170 его участников эсеры составляли почти две трети. Было принято решение о самоликвидации областных правительств, включая Уральское, и замене их общероссийской властью. Однако судьба избранного им Всероссийского временного правительства (Уфимской Директории), в которое вошли, помимо прочих, два эсера и один кадет, кажется символом заката политического плюрализма: через два месяца А.В. Колчак санкционировал свержение Директории и арест его членов-эсеров.
Одновременно начались преследования участников Съезда членов Всероссийского Учредительного собрания и руководства ПСР, находившихся в момент омского переворота в Екатеринбурге и выступивших против установления военной диктатуры. Начались аресты, высылки не успевших или не пожелавших скрыться членов Учредительного собрания, часть которых в декабре того же года по трагическому стечению обстоятельств пала жертвой офицерского самосуда в Омской губернской тюрьме.[188] Балансирование между большевиками и «белыми» при отсутствии убедительных предложений и достаточных сил для реализации «третьего пути» не могло продолжаться долго: оно толкало к поиску союзников справа или слева и грозило расколом собственных рядов. Так и произошло. Майская общепартийная конференция РСДРП 1918 г., а затем майское и августовское совещания при ее ЦК высказались сперва против коалиции с «белыми», а позднее — за сотрудничество с большевиками в борьбе с Колчаком. ЦК осудил позицию волжских и уральских меньшевиков, приведшую к участию их представителей в правительстве Комуча и Государственном совещании, исключив из партии членов делегации в Уфу.[189]
Аналогичные трения и чреватая разрывом внутренняя напряженность наблюдалась и у эсеров. В начале декабря 1918 г. в Уфе, после государственного переворота в Омске, оставшиеся на свободе и оказавшиеся в условиях подполья представители эсеровской фракции Учредительного собрания выступили против предложенной за несколько дней до этого лидером ПСР В.М. Черновым формулы «борьбы на два фронта», склоняясь к миру с большевиками. В самом конце 1918 г. в Уфе была избрана делегация эсеров для переговоров с советской властью. Утопичность формулы борьбы и против большевизма, и против «белого движения», на которой В.М. Чернов продолжал настаивать на IX Совете ПСР в июне 1919 г., провоцировала формирование в партии непримиримых крыльев, ориентированных на союз либо с «красными», либо с «белыми», и общее ослабление партии. Победы над Колчаком на Урале явно настраивали местных эсеров на тяготение к левой, «пробольшевистской» позиции. В августе 1919 г. уфимская организация ПСР через «Известия ВЦИК» обратилась к членам партии с призывом последовать ее примеру — признать советскую власть. К моменту закрепления большевиков на Урале организации других политических партий перестали быть в регионе сколько-нибудь значимой силой. Звезда их безвозвратно закатилась: в сознании населения они ассоциировались с теперь уже ненавистными «беляками», а в условиях необходимости думать исключительно о проблемах желудка — жить становилось все тяжелее — людям было не до партийных политик, сопряженных к тому же с риском быть заподозренным в «контрреволюционности». Небольшевистские партийные организации рассыпались под давлением равнодушия, враждебности или страха окружающих, массовых переходов бывших сторонников к большевикам, подозрительности и контрольных репрессий со стороны властей. Осколочные группки влачили едва различимое существование, а рапорты советской политической полиции — ЧК — ГПУ — и по стилю, и по содержанию напоминали жандармские донесения о прозябании партийных организаций социалистов, в том числе большевиков, за 2-3 года до начала революции 1917 г. В обоих случаях смысл лаконичных, часто ограниченных одной фразой сообщений был один: организаций социалистических партий нет или они себя ничем не проявляют, никакой деятельности не замечается. Согласно циркуляру из Екатеринбурга от 9 января 1922 г. «Всем губкомам и укомам области», эсеры еще существовали в Перми и Уфе, меньшевики — в Перми и Екатеринбурге, анархисты — в Екатеринбурге. При этом сообщалось, что социалисты-революционеры действуют «в разбросе». Попытка восстановить организации после X Совета партии (август 1921 г.) окончилась провалом из-за ареста руководителей. В сентябре-ноябре 1921 г. план ликвидации эсеров в Екатеринбурге «...не дал ощутимых результатов ни в смысле обнаружения организации, ни в смысле обнаружения произведений эсеровской печати». Хотя в сводке фиксировалось существование меньшевиков в Екатеринбурге и Чусовском заводе, это явно противоречило заявлению, что «организации как таковой нет». Несмотря на приезд на Урал в 1920 г. ряда меньшевистских лидеров, в том числе Н.Н. Суханова, попытка организоваться не удалась: члены выборного комитета вскоре были арестованы, что пресекло возможность создать организацию в дальнейшем. Анархисты ничем себя не проявляли, честно работая в советских учреждениях.