отдельными заводами — не только государственными, но и частными — осуществляли персонально ответственные перед правительством уполномоченные.
Если ВОПУ преимущественно ориентировалось на административное вмешательство в экономику, то правительство А.В. Колчака пыталось в большей степени подключить механизмы рыночного регулирования, что, впрочем, не означало существенного смягчения государственного экономического курса. После установления военной диктатуры Уральский промышленный комитет был заменен институтом главноуполномоченного по уральской промышленности, что ознаменовало смену коллегиальности единоначалием. Во имя повышения компетентности руководства производством было создано Государственное экономическое совещание с участием представителей предпринимателей.
В основе программы оздоровления промышленности, разработанной вышеназванными горнозаводскими ведомствами областного правительства Урала, лежали, наряду с установлением единоначалия, задачи повышения производительности труда и прекращения финансирования нерентабельных производств. Рост эффективности виделся во введении сдельной оплаты труда и ряде мер по социальной защите рабочих. Министерства и ведомства временных областных правительств, ведавшие рабочим вопросом и представленные умеренными социалистами, разработали в 1918 г. пакет документов об охране труда, часть которых затем была использована в законотворческой деятельности режима А.В. Колчака. При нем вступили в силу законодательные акты о страховании рабочих, о биржах труда, правилах найма и увольнения и ряд других. Эффект социальной политики был, однако, невелик. В условиях дальнейшего упадка промышленности биржи труда фактически вынуждены были ограничиться регистрацией безработных без реальной помощи им; закон, гарантировавший увольняемому рабочему выходное пособие в размере двухмесячного жалования, сплошь и рядом нарушался; введение сдельной оплаты труда сопровождалось понижением тарифных ставок, а свобода профессиональных союзов сводилась на нет репрессиями в отношении их активистов.
Отказ от поддержки дефицитных предприятий при введении заниженных фиксированных расценок на промышленную продукцию и ураганном развитии инфляции реально означал закрытие предприятий и рост безработицы. Только за время существования ВОПУ и Уральского промышленного комитета было закрыто 125 предприятий. Всего за период с середины 1918 г. до середины 1919 г. численность рабочих на уральских заводах понизилась на 40%, а их количество на металлургических предприятиях в среднем сократилось с 1074 до 395 человек. В результате к середине сентября 1919 г. на металлургических заводах и рудниках трудилось около 90 тыс. рабочих — вдвое меньше, чем в 1916 г. [257]
Несмотря на все усилия антисоветских режимов, общей тенденцией оставалось снижение объемов производства на Урале. За год изготовление чугуна сократилось более чем в четыре раза, мартеновского металла — почти в 2,5 раза. Правда, в отдельных отраслях и производствах падение объемов выработки и производительности труда было остановлено. Так произошло на южноуральских угольных копях, где производительность с января по май 1919 г. повысилась почти вдвое.[258]
Динамика производственной деятельности в отдельных горнозаводских округах существенно различалась. Ряд из них находился в состоянии застоя, производя продукцию в стабильно низких объемах (Белорецкий, Сысертский округа). Для других был характерен относительный рост. В январе-мае 1919 г. производство в Златоустовском округе выросло с 11% до 41% от уровня 1914 г., в Ревдинском соответственно с 10% до 53%. Некоторые хозяйства лихорадило: в Кыштымском горном округе ежемесячные производственные показатели колебались между 143% и 8% продукции по отношению к среднемесячным показателям 1914 г., в Сергинско-Уфалейском — между 100% и 16%.[259]
В целом же картина хозяйственной жизни Урала оставалась безрадостной. В июне 1919 г, незадолго до возвращения большевиков, управляющий Пермской губернии сообщал министру внутренних дел о ненормальных условиях существования уральских заводов из-за отсутствия топлива, сырья и расстройства транспорта.[260] Действовал лишь каждый пятый завод, количество неисправных паровозов составляло 75%, производство железа и стали не превышало 9% от предвоенного уровня, чугуна — 14%. Наиболее ощутимым для населения было свертывание производства товаров массового потребления. По данным съезда представителей уральской промышленности в мае 1919 г., производство спичек по сравнению с довоенными объемами сократилось вдвое, а бумаги, масла и мыла — вчетверо.[261] В результате гражданской войны на Урале было разрушено 70% предприятий, потери уральской промышленности, по неполным данным, оцениваются в 539 млн. золотых рублей.[262]
Гражданская война на Урале, помимо разрушений технической базы промышленности, оставила после себя трудовые ресурсы в растерзанном состоянии. Вместе с оборудованием и технической документацией «белые» вывозили инженеров, техников, мастеров и значительную часть квалифицированных рабочих. К началу 1920 года для укомплектования немногих действовавших предприятий нужны были не менее 60 тыс. рабочих и 10 тыс. инженерно-технических служащих. На предприятиях ряда округов Среднего Урала не осталось ни одного инженера.[263] Хозяйственная жизнь в регионе едва теплилась.
После возвращения большевиков на Урал промышленное производство в течении двух лет стремительно падало, достигнув нулевой отметки. «Очищая» территорию от антисоветского режима, новая власть безоговорочно — за «враждебное происхождение» — разрушила систему управления промышленностью, которая была ориентирована на экономическую целесообразность и могла дать маломальский эффект. Вместо нее в спешном порядке нагромождались новые хозяйственные учреждения, лишь усиливая беспорядок в управлении. В начале июля 1919 г. — в период завершения боевых действий на Урале — ВСНХ создал полномочную Уральскую комиссию для восстановления промышленности и системы управления ею, а ВЦСПС учредил на Урале организационно-инструкторское бюро. Одновременно Реввоенсовет 3-й Армии без ведома ВСНХ основал Уральское организационное бюро по восстановлению промышленности, которое во избежание путаницы и мешающей делу конкуренции вскоре было распущено и реорганизовано в Пермский губернский СНХ. Уральской комиссией было создано Бюро отдела металла (БОМ) ВСНХ, в задачу которого входили формирование аппарата управления предприятиями и организация производства. По причине сохранения старых проблем формирование системы регулирования промышленной деятельностью шло в том же направлении, что и у прежних режимов — по пути реставрации «оригинального строя» и усиления принципа единоначалия. За лето 1919 г. на крупных предприятиях повсеместно возникли фабрично-заводские комитеты, переименованные позднее во временные управления. Сложилась первоначальная структура уральских металлургических округов, которые неизбежно воссоздавали старые границы горнозаводских хозяйств. В конце 1919 - начале 1920 г. с целью концентрации скудных средств и людских ресурсов сформировалось пять районных правлений, подчиненных БОМ ВСНХ. Весной 1920 г. началось свертывание промежуточных и чрезвычайных органов: БОМ и Урало-Сибирская комиссия были распущены, вместо последней была основана новая организация, получившая в сентябре 1920 г. наименование Промышленное бюро президиума ВСНХ на Урале (Уралпромбюро). Заводоуправления, работавшие первоначально на коллегиальной основе, были реорганизованы весной 1920 г. на бюрократических принципах персональной ответственности.[264]
Предпринятые усилия организационного характера были не в состоянии преодолеть структурные пороки горнозаводской системы и остановить необратимое разрушение производства. В конце 1919 г. на Урале работало 14 доменных и 16 мартеновских печей, 49 прокатных станов, или треть действовавших в июле 1918 г. Через год в регионе функционировали лишь две домны и шесть станов, мартеновские печи были полностью остановлены.[265] Чтобы представить себе масштабы деградации российской промышленности, стоит упомянуть, что 5 млн. пудов чугуна, выплавленные на Урале в 1920 г., составляли 70% произведенного в стране. Систематическое снижение производства привело к тому, что Урал по объемам выплавки чугуна был отброшен к уровню 70-х гг. XVIII в. Немалую роль в этом процессе играл развал транспорта. Следствием этого была архаизация транспортных средств, среди которых гужевой вышел на одно из первых мест. Но крах уральского сельского хозяйства вызвал нехватку лошадей, продовольствия и фуража, вследствие чего традиционное использование конной тяги на заготовке и подвозе топлива было крайне ограничено. В результате, зимой 1919-1920 гг. была заготовлена приблизительно третья часть необходимого топлива, к февралю 1920 г. на заводы было доставлено лишь 3,4% заготовленных дров. В 1920 г., когда потребности промышленности и лесозаготовок в фураже были удовлетворены на треть, уральская металлургия получила всего половину нужного количества дров и древесного угля.[266]
Другой проблемой являлось отсутствие необходимых материальных ресурсов для оживления промышленности. Из денежных средств, выделенных в первой половине 1920 г. на металлургию Урала, 75% ушло на выплату зарплаты, 11% — на заготовку материалов. О рентабельном производстве в таких условиях не могло быть и речи. Отсутствие достаточных материальных стимулов к труду вынуждало рабочих искать дополнительные средства к существованию, что вело к затуханию хозяйственной жизни на заводах во время сельскохозяйственного сезона. Так, в Вятской губернии численность рабочих Пестовского чугуноплавильного и чугунолитейного завода с января по август 1920 г. сократилась с 11 до 7 тыс., Климковского чугуноплавильного завода — с 7 до 3 тыс., Омутнинского завода — с 17 тыс. до 12,5 тыс.