кращению продукции полеводства и троекратному — животноводства.[297] С 1920 по 1922 г. количество крестьянских хозяйств, не обеспеченных рабочим скотом, увеличилось с 59,6 тыс. до 91,7 тыс., или на 54%; хозяйств, не имевших никакого скота, стало больше почти на 10 тыс., или на 65%. Зловеще выглядит сокращение численности беспосевных хозяйств с 14 до 11 тыс.: за этой цифрой скорее всего скрывается факт их самоликвидации или вымирания.[298]
Таблица 12. Посевная площадь 4-х губерний Урала.[299]
Таблица 13. Состояние сельского хозяйства в уездах Пермской губернии
Таблица 14. Состояние скотоводства в Екатеринбургской губернии (%)
Таблица 15. Изменение поголовья рабочего скота в Оренбургской губернии (%)
Таблица 16. Динамика распада сельского хозяйства на территории Челябинской губернии в 1916-1922 гг. (%)[300]
Таблица 17. Средняя обеспеченность крестьянских хозяйств Челябинской губернии посевной площадью и скотом (на двор)
Таблица 18. Состояние сельского хозяйства БАССР (%)
Таблица 19. Размеры голода в Екатеринбургской губернии (на 2 апреля 1922 г.)
Таблица 20. Сбор продналога 1921 г. на Урале (% от плана)
Серьезно пострадало сельское хозяйство Пермской губернии, ставшей одним из эпицентров гражданской войны. Вследствие бесконечных реквизиций со стороны сменявших друг друга властей удельный вес безлошадных дворов в 1920 г. вырос до 28%. Дифференцированную картину разрушения пермской деревни позволяют создать поуездные статистические сведения (табл. 13). В 1922 г. количество лошадей в губернии составляло 56% от уровня 1916 г. — от 69% в благополучных уездах до 45% в уездах, охваченных неурожаем. На одно хозяйство в среднем приходилось 0,6 рабочей лошади. За это время поголовье крупного рогатого скота сократилось на 60% (в Оханском уезде — на 72%), овец — на 68%, свиней — на 87%. Каждое седьмое хозяйство не имело скота (в Оханском уезде — каждое пятое). Всего одно из 200 хозяйств обладало более чем 4 головами скота.[301]
Аналогичная деградация сельского хозяйства наблюдалась в выделенной из состава Пермской губернии Екатеринбургской губернии. Посевная площадь в 1922 г. сократилась до 41,4% от уровня 1916 г. и 38% засеянных в 1914 г. земель. Почти двукратное уменьшение обрабатываемых земельных участков произошло в 1922 г. Поступательно, но медленнее, чем в Пермской губернии, понижалось количество скота (табл. 14).
Наиболее стремительно происходило разрушение сельского хозяйства на Южном Урале. Посевная площадь Оренбургской губернии, славившейся ранее своим зерном, в 1922 г. сократилась до трети от уровня 1916-1917 гг. Такими же темпами уменьшалось поголовье рабочего скота (табл. 15). Как и в Екатеринбургской губернии, резкое падение поголовья (в 2-2,5 раза) в Оренбуржье пришлось на время беспрецедентного голода 1921-1922 гг. В январе 1923 г., когда, по официальным данным, последствия голода были преодолены, Оренбургский губотдел ГПУ в информационной сводке констатировал, что рабочих лошадей осталась четвертая часть от количества 1916 г., без посева оказались почти 12 тыс. хозяйств, без инвентаря — более 28 тыс., без рабочего скота — 40 тыс. Самоликвидировались и выбыли из пределов губернии 20 тыс. хозяйств, почти 10 тыс. хозяйств вымерли.[302]
Сельское хозяйство вышедшей в 1919 г. из состава Оренбуржья Челябинской губернии, расположенной на наиболее плодородных оренбургских, пермских и тобольских территориях, пришло к 1922 г. в полный упадок. Деградация южноуральской деревни и казачьей станицы происходила с головокружительной скоростью (табл. 16, 17). Еще в 1920 г. ее посевная площадь сократилась по сравнению с 1916-1917 гг. на 18%: на казачьей территории — на 16,4%, на гражданской — на 19%; продовольственное обеспечение населения понизилось на 21%. Степень разорения была различной в отдельных уездах. Наибольшее уменьшение посевной площади (на 27,6%) произошло в Курганском уезде, в котором она была расширена в 1917 г. на треть из-за резкого повышения хлебных цен: во время заготовки паров, осенней вспашки и уборки хлебов 1919 г. уезд был ареной военных действий, из-за чего неубранными остались более 10 тыс. десятин посева. Самые крупные потери рабочих лошадей пережили казачьи территории — в сентябре 1920 г., то есть до огромного падежа от бескормицы, убыль их составляла 21% по сравнению с 1917 г. против 9% на неказачьих землях. Самое ощутимое сокращение поголовья коров, напротив, пережила гражданская часть губернии, а именно Курганский уезд (на 25,8% против 12,4% в среднем по губернии и 6,6% в казачьих местностях), славившийся до революции высокоразвитым маслоделием.[303]
Одним из наиболее пострадавших районов Южного Урала оказалась бывшая Уфимская губерния (табл. 18). В сентябре 1921 г., еще до страшной голодной зимы, местные власти пришли к выводу, что один из основных видов занятий в Малой Башкирии, скотоводство, «совершенно уничтожилось». В 1920 г. в Табынском, Юрматинском и Стерлитамакском кантонах средняя обеспеченность крестьянского хозяйства лошадьми снизилась по сравнению с 1912 г. с 2,1 до 1,2, коровами — с 1,5 до 1.[304] В следующем году сельскому хозяйству Малой Башкирии был нанесен еще более мощный удар: с момента переписи 1920 г. до ноября 1921 г. количество рабочих лошадей сократилось в среднем на 42,5%, в том числе в Табынском — на 56%, а в Стерлитамакском — на 62,5%.[305]
К концу 1922 г. панорама разрушения сельского хозяйства Башкирии стала еще более ужасающей. За 1920-1922 гг. оно недосчитало 82952 хозяйств, или 16,5%, «совершенно стертых с лица земли». На одно хозяйство в среднем приходилось лишь 0,7 лошади, 0,8 коровы, 1,4 овцы. Средняя площадь посева сократилась с 3,5 до 2 десятин на крестьянский двор. Удельный вес безлошадных хозяйств подскочил с 18% до 43,5%, бескоровных — с 15% до 32,4%, безинвентарных — с 16% до 23,5%.[306] Посев ржи в Большой Башкирии за два года сократился более чем в 2,5 раза, посев пшеницы — в 3,5 раза, количество лошадей — более чем вдвое, овец — более чем в четыре раза, свиней — в 10 раз.[307]
Беспримерный крах сельскохозяйственного сектора уральской экономики заставляет обратиться к выявлению его причин. «Вытягивание» из сложно спутанного клубка факторов отдельных из них носит, естественно, искусственный характер и служит удобству исследовательской работы с определенным ущербом — надеюсь, несущественным — восстановлению хитросплетений причинно-следственных связей. Условно можно выделить следующие отрицательно влиявшие на положение сельского хозяйства факторы: многократную смену власти; спровоцированный слабостью государства долгожданный крестьянский «черный передел»; реквизиционную политику различных режимов, вызванную чрезвычайной обстановкой мировой войны, революции и гражданской войны. Все эти явления лежат в политической, а не экономической сфере, что еще раз подтверждает ведущую роль политики в рассматриваемый период и пассивное реагирование экономики на ее повороты.
Отдельные компоненты негативного политического воздействия на аграрный сектор прослеживаются еще накануне революции, но их слаженный ансамбль зазвучал в полный голос в 1917 г. За размыванием в годы Первой мировой войны рынка продукции массового спроса и ростом, вследствие этого, инфляции последовало нежелание крестьян продавать хлеб. Его дефицит вызвал государственные меры по регулированию цен, а введение в 1916 г. твердых цен на хлеб лишь усугубило стремление крестьян придержать его. Замкнулся порочный круг, из тесных рамок которого не смогло вырваться и Временное правительство. В марте 1917 г. оно издало постановление «О передаче хлеба в распоряжение государства», продолжившее практику царского режима. В соответствии с ним устанавливались порайонные твердые цены на зерновые культуры и хлебные продукты. Усилились обязательные изъятия из сельского хозяйства в пользу армии. Если по разверстке 1916 г. Вятская губерния должна была поставить 50 тыс. голов скота, то в 1917 г. — 202 тыс. голов крупного рогатого скота и 158 тыс. свиней.[308]
Государственная монополия на право распоряжаться хлебом оказалась неуспешной, как из-за сопротивления крестьянства и новых представительств его интересов, так и по причине недостатка у государства сил для ее последовательной реализации.[309] Крестьяне на сельских сходах и крестьянских съездах отказывались передавать хлеб государству и даже обсуждать сам вопрос об этом, а если и отдавали часть своих запасов, то исключительно в виде добровольных пожертвований на нужды армии. Не помогло и августовское постановление Временного правительства «Об изменении и дополнении состава статей постановления о передаче хлеба в распоряжение государства», вдвое повысившее твердые цены на зерновую продукцию. На протяжении 1917 г. монополия оставалась частичной, с сохранением свободной торговли хлебом. При этом свободный рынок хлебов сжимался, подобно шагреневой коже. Нехватка хлеба на Урале стала ощутимой весной-летом 1917 г., а в августе Пермская губерния впервые столкнулась с острым продовольственным кризисом. Осенью, несмотря на лучший, по сравнению с 1916 г., урожай, голодало население 28 губерний и областей страны.