Поэтому, в интересах восстановления, в первую голову, крупной промышленности Урала необходимо добиваться:
1. Расширения посевной площади в 22 году хотя бы до цифры 21 года.
2. Перевод в 23/24 году из потребляющего района в район самопрокармливающийся.
3. Максимально возможное усиление конского состава хозяйства Урала».[336]
В Вятской губернии, административно не входившей в это время в состав Уральской области, валовый сбор ржи в 1921 г. составил всего 10,8 млн. пудов, овса — 7,7 млн. пудов, в то время как потребность населения в хлебах была значительно выше — соответственно 21,8 и 9,1 млн. пудов. Взять недостающие миллионы пудов зерна было негде — разверстка прошлого года вытянула из крестьян последние запасы. К концу ноября 1921 г. 834 тыс. жителей губернии нуждались в притоке продовольствия со стороны, их удельный вес в Советском уезде достигал 73%, в Уржумском — 92%. Из последнего, наиболее пострадавшего от засухи, крестьяне стали разбегаться еще летом 1921 г. Как сообщалось в прессе, «дома крестьянами покидаются, скот продается и жители бегут, не разбирая куда, лишь бы спастись от голодной смерти».[337]
Средний Урал, пострадавший от неурожая 1921 г. неравномерно и в меньшей степени, чем Южный Урал, испытывал, тем не менее, немалые сложности с хлебопродуктами и фуражом. В 1921 г. от засухи, саранчи и градобития погибло 203 тыс. десятин посева (23,4%) — от 12,5% в Шадринском до 49% в Каменском уезде. В результате обеспеченность населения хлебом оказалась мизерной: на одного едока приходилось всего 0,18 десятин урожайной земли, на одну лошадь — 0,7 десятины[338] С осени 1921 г. до 1 апреля 1922 г. поголовье скота в голодающих волостях Екатеринбургской губернии сократилось с 358 тыс. до 80,7 тыс. Деградация скотоводства была связана не только с бескормицей и отсутствием хлебопродуктов, но и с яловостью скота, достигшей 75-80%. В Каменском уезде 1 бык приходился на 351 корову, в Нижнетагильском — на 1023.[339] Посевного материала в уездах имелось от 27% в Каменском до 67% в Камышловском, что обусловило сокращение в 1922 г. посевных площадей более чем вдвое.[340] К лету 1922 г. в губернии голодало до 50% населения, в большей степени страдая от голодного бедствия в Екатеринбургском, Каменском и Красноуфимском уездах (табл. 19). Двумя месяцами позже, по данным Екатеринбургского губпомгола, голодало уже 731 859 человек (из них более половины — дети), или 67% жителей губернии.[341]
Немногим лучше было положение сельского хозяйства и населения в Пермской губернии. С октября 1921 г. по март 1922 г. количество голодающих возросло со 154 тыс. до 426 тыс. человек.[342] В августе 1922 г. голодало уже 658 тыс. человек, или 35,3% населения губернии. Наиболее пострадали южные уезды — Сарапульский, Осинский, Оханский. Количество хозяйств сократилось с 315,7 тыс. до 308,6 тыс., поголовье рабочих лошадей — почти на 40 тыс., крупного рогатого скота — почти на 150 тыс. [343]
В более пострадавшей Челябинской губернии посевная площадь в 1922 г., согласно июньской переписи населения, сократилась в два раза, или до 43% от необходимой для прокормления и обсеменения: «Среднее крестьянское хозяйство из крепкого и мощного превратилось в маломощное, малопосевное и нередко безлошадное и бескоровное».[344] В губернии почти не осталось племенного скота. Из-за истребления производителей яловость достигла опасных размеров. В Златоустовском уезде осталось всего 127 быков, на каждого из которых приходилось по 190 коров — втрое выше нормы.[345] В особенно бедственном положении оказался казачий Верхнеуральский уезд, в котором посевная площадь под пшеницу и рожь сократилась с 1916 г. в 56 раз и на десятину приходилось пять-шесть едоков.[346]
Неурожай болезненно коснулся и Оренбургской губернии, в которой он принял менее острый, но затяжной характер. Во время голода 1921-1922 гг. Оренбуржье лишилось 75% скота и инвентаря. В 1922 г. в Оренбургской губернии было 12 тыс. хозяйств без посева, 40 тыс. — без рабочего скота, 28 тыс. — без инвентаря, 14 тыс. — со сбором зерна на душу менее 4,5 пудов. Более 30 тыс. хозяйств были заброшены — их владельцы выбыли из губернии или вымерли. В конце 1922 г. голодало 115 тыс. человек, 12 тыс. детей были беспризорными.[347] С октября 1921 г. по август 1922 г. среди голодающего населения было распределено более 0,5 млн. продуктовых пайков, однако они не были в состоянии удовлетворить спрос. Из необходимых 988 тыс. пудов хлеба было получено лишь 19,8 тыс., из 988 пудов мяса — 5,8 тыс., из 494 тыс. пудов картофеля — 6,5 тыс., из 132 тыс. пудов соли — 0,4 тыс. пудов.[348]
Наибольшие беды от неурожая 1921 г. испытала Башкирия, в которой признаки голода обозначились уже в мае, поскольку погибло 34% озимых, а площадь посева сократилась на четверть по сравнению с 1920 г. Но к июню всходы погибли на 3/4 засеянных полей, охваченных засухой. Никакого урожая не дали 371 тыс. десятин, а средний урожай на основных засеянных площадях не дотягивал и до 6 пудов с десятины, вследствие чего валовый сбор хлебов на каждого жителя Башкирии составлял менее 15 кг. В ноябре 1921 г. на территории бывшей Уфимской губернии голодали 61% жителей (от 34% в Златоустовском уезде до 93,4% в Белебеевском), в августе 1922 г. — 73% населения. Небывалый неурожай в сочетании с жестокими изъятиями продразверсток 1919-1920 гг., антикрестьянским террором зимой 1920-1921 гг. и проведением, несмотря на безнадежное положение крестьян, кампании по сбору продовольственного налога осенью 1921 г. привел к тому, что из 1 249 539 человек, проживавших в это время в Малой Башкирии, зимой 1921-1922 гг. голодало 1 099 630 (88%), в том числе 500 414 детей. Между тем, государственные столовые и питательные пункты АРА в апреле 1922 г. могли кормить лишь 409 390 человек. Это означало, что более 690 тыс. человек в Башкирии были обречены на голодную смерть, которая к лету 1922 г. настигла 2/3 из них. Летом 1922 г. ежемесячная смертность от голода в Башкирии балансировала между 5 и 6 тыс. человек.[349] Именно в Башкирии зарегистрированы наиболее частые, по сравнению с другими частями Урала, случаи каннибализма и массового трупоедства.[350]
Голодная трагедия в Башкирии в очередной раз вызвала у сторонников башкирской автономии всплеск земельного шовинизма. В марте 1922 г. ЦИК БАССР издал ряд приказов — «О земельных захватах», «О запрещении самовольных переселений», «О порядке внутринадельной аренды», — которые шли вразрез с земельным законодательством РСФСР. В них объявлялось о запрещении переселений в БАССР с других территорий, о немедленном выселении и конфискации имущества граждан, поселившихся в Башкирии в течении 1921 г., о возвращении коренному населению всех земель, захваченных переселенцами с 1 марта 1917 г. В апреле 1922 г. эти распоряжения ЦИК БАССР, чреватые обострением конфронтации между башкирами, татарами и русскими, были отменены президиумом ВЦИК.[351]
Голодная катастрофа зашла настолько далеко, что выйти из нее без помощи со стороны ни население, ни государство были не в состоянии. В июле-августе 1921 г. ВЦИК принял решение о создании на местах комиссий помощи голодающим (помгол). Летом того же года на Урале, как и в других регионах, были учреждены губпомголы. Однако у государства не хватало средств, чтобы обеспечить экстренные действенные меры по обузданию голода. Москва, крайне неохотно признавая одну губернию за другой частично или полностью голодающей, вынуждена была, вопреки принципам классовой борьбы, допустить к участию в преодолении голода российскую и зарубежную общественность. Летом 1922 г., когда деятельность иностранных организаций развернулась в полном объеме, они кормили ежедневно 14 млн. человек (в том числе АРА — 11 млн.).
Зато немало усилий было приложено большевистским режимом к тому, чтобы собрать с полумертвой деревни продналог, который и по структуре, и по методам сбора первоначально мало чем отличался от продразверстки.[352] В 1921 г. в продналог сначала были включены зерно, картофель, масличные культуры, а затем яйца, молочные продукты, шерсть, табак, сено, фрукты, мед, мясо, сыромятные кожи — всего до 15 видов продуктов, то есть практически весь ассортимент разверсток.[353] Вопреки задачам, заявленным в постановлении ВЦИК от 21 марта 1921 г. о замене разверстки налогом, продналог был, во-первых, в первый год НЭПа в ряде регионов выше, чем разверстка. В Вятской губернии он составлял, например, 10% от валового сбора сельскохозяйственных продуктов, в то время как разверстка в потребляющих губерниях в среднем составляла 8,4% урожая.[354] К тому же в условиях неурожая 1921 г., снимая обязательство по уплате налога с отдельных уездов частично пострадавших областей, государство могло не снижать общий объем налога с губерний, как и произошло с Вятской губернией в 1921 г. Тяжелее разверстки налог 1921 г. был на Урале в ряде уездов Екатеринбургской губернии. Так, в Шадринском уезде было собрано 982 335 пудов, или 45% урожая, в Камышловском и Ирбитском уездах — 34%. Сбор продналога шел полным ходом, нес