Стоимость продуктов стала измеряться четырехзначными цифрами.
Во время голода 1921-1922 гг. цены на товары массового спроса стали взвиваться мощными протуберанцами, перевалив миллионный рубеж. По данным Вятского губернского статистического бюро, цены на ржаную муку с ноября 1921 г. по февраль 1922 г. выросли со 176 тыс. до 2 млн. р. за пуд, на картофель — с 23 тыс. до 371 тыс. р., на говядину — с 3,5 млн. до 38,4 млн. р., на коровье масло — с 25,5 млн. до 203 млн. р. (табл. 21). Губстатбюро описывало динамику подъема цен следующим образом:
«До 1 февраля подъем цен происходил быстро, но он характеризовался известной постепенностью. Февраль же месяц прошел под знаком особенно стремительного вздорожания; поднявшись быстрее обычного в начале этого месяца, во второй половине его цены на все продукты сделали небывало резкий скачок вверх».[369]
Быстрее всего цены росли в Вятке и Котельниче. В губернском центре цены на картофель выросли в 24,5 раза.
Стремительно росли цены в начале 1922 г. и в других губерниях Урала. По подсчетам Екатеринбургского губернского статистического бюро, цены на продовольствие в губернии выросли в декабре 1921 г. на 294%, в январе и феврале 1922 г. ежемесячно повышались на 180%, в марте — на 238%, в том числе на ржаную муку — на 258%, на пшеничную — на 242%. Наиболее быстро в марте 1922 г. цены повысились на яйца (на 741%) и овощи (картофель — на 308%), менее быстро они росли на мясо (на 177%), молоко (175%), масло (132%). Цены на соль, сахар, растительное масло выросли незначительно. По сравнению с 1913-1914 гг. цена бюджетного набора продуктов, обеспечивающих нормальное существование, весной 1922 г. выросли в 2323 тыс. раз, с октября 1921 — в 24,5 раза, с января 1922 г. — в 3,9 раз.[370] Если в октябре 1920 - марте 1921 г. цены на продукты питания в Екатеринбурге выросли в несколько раз, то за этот же период 1921-1922 гг. — в десятки раз (табл. 22). Только с 1 по 21 февраля 1922 г. цены на продовольствие и фураж поднялись в Екатеринбурге на 25-117%, в Камышлове с 25 января по 15 февраля — на 15-60%, в Перми — на 7-48%, в Уфе — на 59-100%.[371]
В Челябинской губернии цены на овес с 1 ноября 1921 г. по 15 марта 1922 г. выросли в 24 раза, на сено — 20 раз.[372] Несколько медленнее дорожали продукты питания и предметы массового потребления, цены на которые резко подскочили во второй половине декабря 1921 г. — в полтора-три раза, а с середины марта по середину апреля 1922 г. — в два-шесть раз (табл. 23, 24). При этом цены на Южном Урале, особенно пострадавшем от неурожая 1921 г. и разверсток 1919 и 1920 гг., были значительно выше, чем в вятском Прикамье.
После преодоления массового голода цены росли медленнее. С октября 1922 г. до конца года продукты питания подорожали в Челябинске в среднем в 1,5-2,5 раза. Зато резко возросли в цене одежда и материалы для ее изготовления: сукно и сапоги — в 6 раз, ситец — в 24 раза.[373] В Екатеринбурге динамика инфляции осенью-зимой 1922-1923 гг. также стала терять прежние угрожающие темпы. Исключение составляла мука, которую люди по опыту прошлой зимы прикупали с запасом. С 15 ноября по 25 декабря 1922 г. цены на масло и мясо повысились примерно в полтора раза, зато на муку — в три раза.
Вопрос о причинах столь масштабной инфляции заслуживает особого внимания. Современники событий, а затем и историки, относившиеся к «диктатуре пролетариата» с антипатией, склонны были вину за развал денежного хозяйства России целиком относить на счет большевиков.[374] Между тем, механизм инфляции был запущен еще в последние годы существования Российской империи, во время мировой войны. В июле 1914 г., был принят закон о прекращении размена бумажных денег на золото, при этом резко усилился выпуск бумажных денег. В результате этой акции к концу 1914 г. из обращения исчезло золото, затем серебро (сначала рубли, для которых использовался металл более высокой пробы, затем — разменная монета), к концу 1915 г. пропала медь.[375] Если на 16 июля 1914 г. рубль был обеспечен золотом на 98%, при золотом запасе в 1714 млн. р., то к 1 октября 1917 г. усилиями царского, а затем и понадеявшегося на печатный станок Временного правительства, масса кредитных билетов выросла до 17 291 млн. р., в то время как золотой запас сократился до 1296,5 млн. р. Соотношение золота и бумажных денег в России осенью 1917 г. было значительно менее благоприятным, чем во Франции и Германии, где денежная масса в четыре раза превышала золотой запас, не говоря уже об Англии, где золота было в полтора раза больше, чем имевших хождение купюр.[376] В результате бумажный рубль обесценился, будучи обеспечен золотом лишь на 7,5%, а цены на товары подскочили в 7,5 раз. Особенно стремительно цены на продукцию массового спроса выросли в 1916 г. (на 80%), причем особый размах инфляция приобрела в конце 1916 г., игнорируя введение твердых цен. За последние три месяца предреволюционного года цены в Европейской России выросли в среднем на 27%, в том числе на муку — на 44-56%, на хлеб — на 55-58%, на говядину — на 131%, на сливочное масло — на 161%, на молоко — на 110%, на мыло — на 130%, на дрова — на 128%.[377]
Тяготы предреволюционной инфляции испытало на себе и население Урала. С 1914 по 1917 г. цены на муку на Урале выросли в 4,5 раза.[378] В Вятке с 1 июля 1914 г. по 1 марта 1917 г. цены на муку выросли в 4,7 раза, на масло — в шесть раз, на мясо и молоко — в четыре раза, на яйца — в восемь раз.[379] В Перми продукты с сентября 1913 г. до середины ноября 1916 г. подорожали в 2,5-5 раз (табл. 24).
Таблица 21. Стоимость суточного пайка в Вятской губернии (в р.).[380]
Таблица 22. Темпы удорожания продуктов питания в Екатеринбурге в 1920-1922 гг. (%)
Таблица 23. Рыночные цены в Челябинске 15-31 декабря 1921 г. (тыс. р. за пуд)
Таблица 24. Рост цен в Челябинской губернии в 1922 г. (тыс. р.)
Таблица 25. Цены на продукты питания в Перми (в рублях)
Таблица 26. Соотношение цен в Москве и городах Вятской губернии в 1020 г. (%)
В среднем троекратный рост цен за годы войны при двойном увеличении зарплаты уральского рабочего означало, что его заработок, который до войны на 60-75% расходовался на приобретение продуктов питания, в начале 1917 г. полностью тратился на съестное.[381]
Уже в январе-марте 1915 г. в Уфимской губернии пуд пшеницы стоил от 96 до 112 к., в то время как в первой половине 1913 г. ее цена колебалась между 69 и 87 к. Стоимость пуда ржи выросла с 49-67 к. до 74-81 к., пуда масла — с 13,2-14,6 р. до 14,9-15,7 р. [382] В Бирском уезде Уфимской губернии с мая 1914 по май 1917 г. ржаная мука подорожала в пять раз, картофель — в 30 раз. В 10 раз поднялись цены на пшеничную муку, крупчатку, мясо.[383]
Особенностью инфляции в период Первой мировой войны было то, что цены росли медленнее денежной массы, вследствие чего ее покупательная способность в целом увеличивалась. Следовательно, активное печатание денег было временным, но эффективным средством финансирования государственных расходов в чрезвычайных условиях. Однако к Февральской революции, по мнению Э. Карра, инфляция в России вступила во вторую фазу: население, осознав факт инфляции, утратило веру в деньги, и цены начали расти значительно быстрее денежной массы. Общая покупательная способность стала стремительно падать. Таким образом, и Временное, и большевистское правительство оказались заложниками, а не злыми гениями и организаторами инфляционного процесса. В условиях постоянно сжимающегося, а при большевиках — гонимого рынка промышленных и сельскохозяйственных товаров массового спроса и недоверия масс к власти, никакие мероприятия государства — ни введение твердых цен, ни попытки изъятия обесцененных денег, ни преследование черного рынка — не могли остановить инфляцию, а власти — будь то Временное правительство, большевистская центральная и местная власти, региональные антибольшевистские государственные образования или военная диктатура А.В. Колчака — не оставалось ничего иного, как продолжать печатать старые или начать печатать новые денежные знаки, безуспешно пытаясь угнаться за бешеным темпом инфляции.
Свою немалую лепту в разорение денежного обращения в России вольно и невольно внесли большевики. Сам факт их прихода к власти вызвал двукратное падение курса рубля с 23 октября по 4 ноября 1917 г. Принципиальная установка большевистского руководства на ликвидацию капиталистических отношений, а вместе с ними и денежного обращения, спровоцировала их легкомысленное и едва ли не злорадное отношение к финансовому краху страны. До февраля 1919 г. большевистское правительство не печатало собственных денег, продолжая умножать денежную массу «керенок» — кредитных знаков Временного правительства. Затем, наряду с ними появились — сразу же обесцененные — советские денежные знаки (совзнаки), еще более подхлестнувшие инфляцию. Безответственное отношение большевиков к финансовой политике вызывало возмущение их противников. Так, в мае-июле 1918 г. (еще при советской власти!) в издании Екатеринбургского союза кредитных и ссудно-сберегательных товариществ «Уральское хозяйство» вышел ряд статей о состоянии денежного хозяйства России, авторы которых не оставили камня на камне от позиции большевистского правительства по вопросам финансов. Весьма подозрительным казалось им отсутствие с ноября 1917 г. какой-либо официальной информации о наличии золота в Государственном банке, которая и до февраля 1917 г, и при Временном правительстве ежемесячно предавалась гласности: