Утром следующего дня явилась масса нового народа. Если ночью отряды казаков, вооруженных винтовками и шашками, с посудой всех калибров и размеров ходили за спиртом, то утром спирт толпой вывозился на возах...».[752]
В полдень 17 декабря на пожар прибыл атаман А.И. Дутов. В это время начальник милиции А.Е. Гамбашидзе бросил на толпу конную милицию, которая несколькими залпами разогнала «посудников». Двор и площадь были очищены, большой бак со спиртом взорван, колодец со спиртом зажжен. Здания склада в течение трех дней горели, как свечи.
На этом, однако, точку в оренбургской трагедии поставить не удалось. Весь день 17 декабря по улицам города бродили пьяные солдаты, казаки, рабочие и прочий люд, оглашая воздух бессмысленными криками, руганью и песнями. Некоторые пьяные казаки с винтовками и шашками гонялись за мирными жителями. Вечером закрылись кинотеатры, театры и рестораны, на следующий день — магазины.
Немаловажной проблемой стала организация отпора погромщикам. Главная сложность заключалась в том, что на казаков гарнизона в этом вопросе опереться было сложно. Войсковой круг 17 декабря проанализировал причины погрома и действия по его прекращению. А.И. Дутов сообщил собравшимся, помимо прочего, суть проблемы восстановления спокойствия в городе: «Для водворения в городе порядка предполагалось отправить к винному складу отряд казаков, но предварительно был произведен учет лиц трезвых. Оказалось, что из всех казаков гарнизона трезвых было только 26 человек».[753] В этой сложной ситуации были призваны казаки-старики Форштадта, которые задержали 60 пьяных казаков и отняли у них награбленное на винном складе, в том числе стенные часы и зеркала. Круг единогласно принял решение приказать казакам близлежащих станиц немедленно явиться в Оренбург. В город прибыло около 2 тыс. стариков-станичников, в основном — из станиц Павловской и Сакмарской, мобилизовавших все мужское население в возрасте от 22 до 55 лет. К вечеру 17 декабря жители города организовали охрану домов от погромов и поджогов. На следующий день Форштадт был оцеплен со всех сторон добровольцами из жителей станицы, чтобы не допустить туда кого-либо с алкогольными напитками. По всем улицам, ведущим к складу, по инициативе квартальных старост были выставлены заставы, на которых обыскивали проходящих и выливали спиртное. 21 декабря Комитет спасения родины и революции обратился с призывом к мужчинам в возрасте старше 20 лет записываться в дружину по охране города.
Все эти усилия не смогли, тем не менее, остановить погром горящего винного склада. Всю ночь на 18 декабря и весь следующий день там слышались одиночные выстрелы и взрывы. В этот день сгорела ранее уцелевшая часть складских построек. При пожаре 17-18 декабря оттуда была расхищена почти вся мебель расположенного там же губернского акцизного управления, а также арифмометр, пишущая машинка, канцелярские принадлежности. Очевидец творившегося 18 декабря В.В. Трунин так живописал в газетной хронике увиденное:
«Дойдя до винного склада, я увидел следующую картину: за валом, позади склада, образовался лагерь, состоящий из мужчин и женщин, в большинстве рабочего класса; были солдаты и человек 10-15 казаков. Посредине этого лагеря находился огненный очаг, вероятно, в него был спущен спирт. Из этой огненной ямы люди, посредством приспособленных длинных шестов и привязанных к этим шестам проволокой или веревкой ведер, доставали какую-то горящую желтую жидкость и здесь же разливали по посудам. При доставании спирта на некоторых загоралась одежда. Для того, чтобы спирт не продолжал гореть в ведрах, у каждого была смоченная тряпка, которою накрывались горящие ведра с жидкостью, эти же тряпки употребляли и для тушения на себе одежды».[754]
У горящего здания, где находились запасы коньяков, рябиновки и прочих сортов высококачественного горячительного, собралась огромная очередь, чтобы проникнуть внутрь, несмотря на опасность быть погребенным под грозящим рухнуть горящим потолком. Когда же это произошло, люди разбежались в разные стороны, но через несколько минут опять образовали хвост. Здесь же шел торг добычей, бутылка спиртного стоила 10-15 р., у некоторых алкоголь насильно отбирался солдатами.
Оренбургская пресса до середины последней декады декабря сообщала о продолжающемся погроме:
«До сих пор паломничество за спиртом на винный склад продолжается. Спирт черпается из водяного колодца. Все запугивания, что в колодец вылита бочка нечистот, что в колодце находятся трупы, не останавливают паломников.
У колодца толпятся сотни людей с ведрами и разными посудинами.
Между паломниками часто происходят кулачные расправы из-за желания скорее набрать и как можно больше ценной влаги».[755]
Во время пьяных беспорядков в Оренбурге от неумеренного употребления спиртного и прочих сопутствующих причин погибло более 200 человек. Основная масса жертв пришлась на 17 декабря — первый день массового пьянства и решительной попытки стражей порядка пресечь погром. Убытки от разгрома и пожара винного склада составили около 2 млн. р. Помимо 40 тыс. ведер спирта сгорели 50 кубометров заготовленных дров, 10 тыс. ящиков, нефть, посуда, предметы интерьера. Шесть семей служащих склада остались без крова.[756]
«Пьяная революция» не обошла и более мелкие уездные центры. В Глазове администрации казенного винного склада удалось уничтожить запасы спирта. В полдень 8 октября пьяные солдаты расположенного там полка вышли из повиновения и учинили разгром магазинов — колониальных и часового, — частного винного погреба, пивного склада Ижевского товарищества и т.д. На сей раз обошлось без человеческих жертв, направленный в Глазов отряд солдат нашел погромщиков мирно спящими.[757] В Кунгуре с 30 октября три дня бушевала погромная стихия: были разгромлены пивные и винные склады, затем очередь дошла до магазинов; происходили поджоги, стрельба по ночам и открытая торговля ворованным днем.[758] С 15 ноября начался погром в Шадринске, прозванный местными жителями «шадринской революцией»: пьяная толпа, разгромив винный склад, начала громить город и выпустила из тюрьмы заключенных.[759] С утра 17 ноября до вечера следующего дня длилось разграбление пивного склада в Слободском. Охранявшие склад солдаты и милиционеры покинули его, ограничившись несколькими выстрелами в воздух. Занятия в школах прекратились, магазины были закрыты. Как и в других городах, все началось с того, что ночью начали выпускать пиво в реку. Замерзшее к утру пиво женщины собирали в ведра и чайники. На этот раз пьяных не было — пиво со склада в большом количестве развозилось по домам.[760] Из Елабуги 24 ноября телеграфировали в Вятку: «...в городе идет погром; винный склад разгромлен и горит; солдаты не оказывают помощи; власти нет».[761]
Беспорядков напряженно ожидали и в других городах. В Челябинске под впечатлением недавних событий на Среднем Урале с беспокойством отмечали увеличение числа пьяных. Местная газета обращала внимание на то, что «барахолка и торг за мостом со своими тайными торговлями являются притонами торга различными спиртными изделиями. Обилие пьяных в последнее время указывает на полное отсутствие надзора за притонами».[762] Для профилактики возможных беспорядков Котельническая городская дума во второй половине ноября образовала военно-народную охрану города, в состав которой для обязательной службы призывались все способные носить оружие в возрасте от 20 до 60 лет.[763]
Пьяная вакханалия не локализовалась в городах, а широко разлилась по сельской местности, став составной частью крестьянской революции. В деревне Шумихины Котельнического уезда крестьяне разгромили квартиру торговца Попова, прихватив 3845 р. В Елабужском уезде крестьяне громили имения, в Слободском уезде шли грабежи.[764] С 29 октября в Мензелинском уезде Уфимской губернии начались погромы имений, которым предшествовал разгром винного склада. Погромы усадеб и хуторов перемежались свадьбами и курением самогона; по оценке очевидца, они были «сытыми» и «пьяными» — в них активно участвовали солидные, процветающие крестьяне, так называемые «тысячники» (с запасом денег свыше 1000 р.).[765] В начале ноября крестьяне Белебеевского уезда разгромили Богородице-Одигитриевский монастырь, угнали скот, разграбили личное имущество монахов, 1300 пудов зерна, земледельческие орудия, экипажи.[766] В середине ноября председатель Мензелинского уездного комитета общественных организаций телеграфировал начальству:
«Все волости уезда, где имеется крупное землевладение, охвачены погромным движением. Движение приняло стихийный характер и все меры приостановить погромы достигают лишь частичных результатов».[767]
Ближе к концу ноября из того же уезда на имя губернского комиссара была послана телеграмма, авторами которой были доверенные лица крупных землевладельцев Стахеевых. В ней говорилось:
«Анархия продолжается, расхищенные хлеба в большинстве сложены крестьянами в погребах, оставленный хлеб в открытых местах и под навесами пропадет окончательно, если не будут срочно приняты меры к сбору.
Команда солдат совершенно бездействует, все кругом пьяно, непринятие мер грозит дальнейшим осложнением, укрепляет в грабителях законность грабежей, уже идет призыв выравнивать зажиточных крестьян с бедняками деревн