[950] В июле 1919 г., уже накануне отступления колчаковских войск из Екатеринбурга, городская продовольственная комиссия и городские лавки, получив большие продовольственные грузы, в неограниченном количестве и без карточек отпускали муку по 70 р. за пуд, сливочное масло (7,4 р. за фунт), рис (2,5 р. за фунт).[951]
Постепенно повышалась доступность и одного из самых вожделенных товаров — алкоголя. В первые месяцы после прихода к власти противники большевиков продолжали, хотя и непоследовательно, политику запрета на свободную продажу алкогольных напитков. Так, в июле 1918 г. в Челябинске был издан приказ по милиции, предписывавший строжайше наблюдать за недопущением продажи спиртного в общественных и увеселительных местах, задерживать и препровождать нарушителей запрета в тюрьму.[952] В Оренбурге в октябре 1918 г. сохранялось штрафование за продажу и распитие спиртных напитков, в том числе и в ресторанах. Правда, владельцы увеселительных заведений, несмотря на штрафные санкции, заставляли прислугу подавать спиртное посетителям.[953] Иногда запреты нарушались и самими властными инстанциями в целях пополнения кассы. Так, в столице Оренбургского казачьего войска сразу по возвращении А.И. Дутова к власти в июле 1918 г. осуществлялась ограниченная продажа казенного спиртного по карточкам. Однако в августе она была приостановлена: острая нужда в деньгах миновала благодаря реквизиции российского золотого запаса в Казани. Для улучшения финансового положения городского хозяйства в Челябинске в конце августа 1918 г. планировалась распродажа населению запасов вина из Челябинского казенного винного склада, который избежал участи других государственных хранилищ алкоголя во время «пьяной революции» последних месяцев 1917 г. Двумя месяцами позже челябинские власти одновременно с запретом появляться на улице в пьяном виде объявили о распродаже 22-24 октября 1918 г. водки населению. За три дня в четырех лавках было продано 17 тыс. бутылок (850 ведер) водки по цене 18 р. за бутылку.[954]
В первые месяцы 1919 г. сухой закон на «белых» территориях был фактически отменен. С 1 февраля 1919 г. в Сибири была восстановлена казенная продажа питей. В марте, в связи с предстоящей продажей спиртных напитков, в Екатеринбурге на заводе Злоказовых начались усиленные работы по изготовлению пива, а в Пермской губернии была повсеместно разрешена продажа пива и виноградных вин. В отдаленных от линии фронта уездах — Шадринском, Камышловском и Ирбитском — был снят запрет и с продажи водки. С 15 апреля 1919 г. командование Западной армии разрешило торговлю казенными запасами вина повсеместно в Уфимской губернии.[955]
При чтении небольшевистской прессы создается впечатление, что вся сфера развлечений в городах несоветской зоны Урала была несравненно более оживленной, чем на «красных» территориях, приближаясь к стандартам дореволюционного времени. В Оренбурге летом-осенью 1918 г. действовали четыре кинотеатра — «Фурор», «Аполло», «Чары» и «Люкс». Как и в «добрые старые времена», вся первая страница оренбургских газет была отведена киноафишам. Более изысканная публика могла послушать в городском театре произведения А. Мендельсона, А.К. Глазунова, П.И. Чайковского, Ж. Сен-Санса в исполнении симфонического оркестра. В Народном доме ставились пьесы А.П. Чехова и А.М. Горького, а в городском театре можно было увидеть спектакли на еврейском языке или поучаствовать в народных балах. В Тополевом саду студия «Наш театр» демонстрировала серию благотворительных спектаклей в пользу погоревших станиц. В саду Челябинского общественного собрания в июле 1918 г. давались симфонические концерты XVI музыкального сезона, а в сентябре-октябре 1918 г. в Челябинске открылись три кинематографа — «Арс», «Луч» и «Грезы», — к которым в декабре прибавился «электротеатр» «Орел». В Уфе в августе 1918 г. функционировали сад и театр наследников Видинеевых, кинотеатр «Юлдуз» и летний электротеатр «Арс». В конце октября действовали кинотеатры «Идеал» (бывший «Фурор»), «Заря», «Искусство», «Колибри».
Екатеринбург, который и до революции отличался наиболее насыщенной на Урале культурной жизнью, соответствовал самым разнообразным культурным запросам и во время гражданской войны. Городская публика могла послушать симфоническое исполнение музыки Б. Сметаны, А. Дворжака, А.К. Глазунова, Г.М. Римского-Корсакова, Л. ван Бетховена, П.И. Чайковского, духовные концерты в лютеранской церкви, поучаствовать в открытии оперного сезона, посетить новый городской театр и кинотеатры «Художественный» и «Колизей». В теплое время года к услугам екатеринбуржцев были конные бега и оперетты, комедии и инсценировки в Харитоновском саду и в Интимном театре; в зимнее время — каток, ледяные горы, карусель и прочие аттракционы, чайно-фруктовый буфет в том же Харитоновском саду. В январе-июне 1919 г. в Перми действовали кинотеатры «Триумф», «Мираж», «Отдых», «Колибри», а также городской театр, преимущественным правом на покупку билетов в котором пользовались офицеры и солдаты.[956] «Белые» газеты Урала пестрели рубриками «Театр и музыка», «Театр и зрелища», «Театр, искусства, зрелища».
Как и большевистская диктатура, антисоветские режимы имели слабость к помпезным торжествам. Многочисленные пышные празднества в «белых» городах были призваны идеологически обосновать и укрепить новую власть. В отличие от советских праздников, они были оформлены более традиционно, с опорой на имперские и национально-конфессиональные культурные корни. В сентябре 1918 г., например, в Оренбурге пышно прошли «дни славянского единения», лейтмотивом которых была культурная общность великороссов и чехов.[957] По-прежнему торжественно отмечались главные православные праздники. Как и до революции, выходили рождественские и пасхальные газетные номера. Не чинились препятствия и проведению иноконфессиональных торжеств. Так, в Екатеринбурге, в связи с мусульманским праздником, все солдаты-магометане 29 июня - 1 июля 1919 г. были освобождены от занятий и служебных нарядов.[958] В городах свободно действовали костелы, синагоги, мечети. Православная церковь была неизменной участницей всех крупных торжеств. Так, в июле 1918 г. по поводу освобождения Оренбурга от большевиков и по просьбе горожан была проведена литургия в Кафедральном соборе, к концу которой прибыли крестные ходы из всех церквей города, совершив затем совместный крестный ход на Форштадтскую площадь, где было произведено всенародное молебствие.[959] В Екатеринбурге 23 марта 1919 г., в воскресенье, епископ Григорий совершил в Кафедральном соборе панихиду по убиенным героям и молебствие за дарование успехов «белой» армии.[960] Месяц спустя был совершен крестный ход из всех церквей Екатеринбурга на Михайловское кладбище. Там, на братской могиле, были совершены литургия и панихида по всем «мученикам, убиенным за веру и отечество».[961]
Вместе с тем, как и в «красных» городах, наблюдалась милитаризация праздников — неизбежное следствие того, что фактическими хозяевами городов стали военные. Парады воинских частей стали принадлежностью городской жизни, сопровождая частые визиты высокого начальства, в том числе А.В. Колчака. Особенной популярностью пользовались военные праздники в прифронтовой Перми, где похороны павших солдат и офицеров превращались в события общественного звучания. Так, 9 января 1919 г. в присутствии войск и при большом стечении народа прошли торжественные похороны павших за освобождение города от большевиков. Вслед за отпеванием на площади у Воскресенской церкви процессия в сопровождении оркестра и под погребальный перезвон пермских церквей направилась на Новое кладбище, где прозвучали речи и ружейные залпы в честь погибших. По аналогичному сценарию прошли похороны «героев народной армии» 26 января, 5, 9, 18 февраля, 14 и 19 марта 1919 г. [962]
Помимо траурных церемоний, внимание горожан привлекали войсковые праздники. Так, расквартированный в Перми 11-й Оренбургский казачий полк 6 мая демонстрировал публике на местном ипподроме джигитовку, рубку шашками на полном скаку, моменты боя, борьбу в седлах, казачью свадьбу с похищением невесты. В завершение показа чудес ловкости победители брали призы на полном скаку.[963]
Вопреки сложившимся в историографии стереотипам об исключительно промонархических ориентирах колчаковского режима, в идеологическом обосновании законности своей власти он пытался опереться не только на дореволюционное, но и на революционное культурное наследие. 12 марта 1919 г. годовщина Февральской революции постановлением Совета министров Всероссийского временного правительства была объявлена неприсутственным днем. Правда, праздничный день прошел спокойно и незаметно. В Екатеринбурге, например, магазины и предприятия были закрыты, занятий в учебных заведениях не было. Не были организованы собрания, посвященные двухлетию революции.[964] В Перми чествование годовщины ограничилось торжественным заседанием губернской земской управы с привлечением представителей общественности.[965] Так же тихо прошло и 1 мая 1919 г., объявленное нерабочим днем. По постановлению областного бюро профсоюзов демонстраций и митингов не было. На ряде заводов были приняты решения работать 1 мая с последующим отчислением заработка в кассу профсоюза или на развитие рабочей печати.