[1145] Студенты должны были удовлетворяться порцией жмыхового хлеба в 300 г в сутки и обедом из мерзлой картошки.[1146]
Зимой 1920-1921 гг. регион объял жестокий продовольственный кризис. Наркомпрод урезывал потребности, наряды на продовольствие выполнялись центром с большим опозданием. Екатеринбургский губпродком не имел права расходовать имевшийся хлеб без разрешения Москвы, несмотря на то, что губерния полностью расчиталась по продразверстке и сдала 10 млн. пудов зерна. Поскольку Сибирь поставляла в Центральную Россию только мясо, а юг был не в состоянии доставить хлеб в центральные губернии из-за расстройства транспорта, зерно для населения фабрично-заводских районов Европейской России поступало в основном с Урала и из Приуралья. Как отмечала одна из екатеринбургских газет, «непрерывная выкачка хлеба привела в конце концов к острому продовольственному кризису». В связи с катастрофическим развитием инфляции было принято решение с 1 января 1921 г. продукты питания и предметы широкого потребления в городах и фабрично-заводских местностях Екатеринбургской губернии отпускать по карточкам бесплатно.[1147] Одновременно и по той же причине рассматривался вопрос о бесплатном пользовании коммунальными услугами. Так, в вятскую прессу 23 декабря 1920 г. просочилась информация о постановлении горисполкома бесплатно выдавать воду горожанам Вятки и о проекте бесплатного пользования горожанами квартирами, электричеством и прочими удобствами. Через неделю, правда, последовало опровержение. В нем говорилось, что вопрос о бесплатном потреблении воды находится в стадии разработки и касается только рабочих. Однако на заседании исполкома Вятского горсовета 10 января 1921 г. решение о бесплатном отпуске воды из будок все же было принято. Одновременно президиуму исполкома было поручено создать комиссию для рассмотрения вопроса о бесплатном снабжении городского населения электричеством.[1148]
К весне 1921 г. снабжение городского населения стало беспрецедентно скудным. Красноармейский паек в Вятке в марте состоял из одного фунта хлеба в день. Остальные категории граждан получали на день от 1/4 до 1/2 фунта, причем фунт хлеба, по причине его отсутствия, заменялся 2,25 фунта мерзлого картофеля. Кроме того, в паек входил керосин из расчета 3/4-1 фунт в день. По сравнению со всеми категориями граждан благоденствовали рабочие бронированных предприятий: выполнявшие военные заказы получали ежедневно 4,8 фунта ржаной муки.[1149]
Создатели карточной системы распределения официально провозглашали ее классовые принципы, согласно которым следовало бы ожидать предпочтительное снабжение основы «диктатуры пролетариата» — рабочих. Однако скудость продовольственных запасов в сочетании со слабостью управленческого и снабженческого аппаратов, компетенции которых реально не распространялись за городскую черту, загоняла уральских горнозаводских рабочих в положение пасынков распределительной машины. Рабочим Пермского района в августе 1919 - феврале 1920 г. ежемесячно отпускались лишь 24 фунта муки, к которым в качестве не везде выдаваемой премии прилагался дополнительный паек в 12 фунтов. Весной 1920 г. из Пермского района в ЦК Всероссийского союза рабочих металлистов докладывали:
«Жировых веществ и мяса совсем не выдается. Табак, соль и спички выдавались в конце 1919 года в минимальном размере и крайне нерегулярно. Мыла совсем не выдается. Вследствие чего сильно развивается спекуляция».[1150]
В отчете о деятельности профсоюзов в Богословском районе с 1 мая по 15 июля 1920 г. также рисовалось незавидное положение местных рабочих:
«... с апреля мес[яца] с.г. всем рабочим Надеждинского завода и Богосл[овско]-Сосьв[енской] железной дороги выдается хлебный паек в сорок пять фунт[ов], без всякого приварочного продукта; и на получение такового надежд никаких нет. Вольного же рынка здесь не существует и ни за какие деньги какие-либо продукты приобрести невозможно, что, конечно, отзывается на производительности труда».[1151]
Во второй половине 1920 г. продовольственное обеспечение металлургических заводов Урала резко ухудшилось. Рабочие получили всего 8% мяса и 10% сахара от нормы пайка. Мука выдавалась нерегулярно, причем вместо нормы в 36-45 фунтов в месяц отпускалось от 8 до 29 фунтов. Из-за нехватки хлеб зачастую распределялся вне категорий, уравнительно. Неместные рабочие более других страдали от сбоев продовольственного распределения, так как, в отличие от коренных уральских рабочих, не могли пополнить свой рацион овощами из собственных огородов. В пайки же овощной «приварок» включался крайне редко. Дефицит обычной и специальной одежды, включая рукавицы для рабочих горячих цехов, был причиной того, что голодные обмороки дополнялись простудными заболеваниями и травматизмом.[1152]
В августе 1920 г. норма хлебного пайка на предприятиях, подведомственных райкому Екатеринбурского отделения Всероссийского союза рабочих металлистов, снизилась с 36 фунтов в месяц для рабочих и 25 фунтов для членов их семей и служащих до 20-30 фунтов. Как следует из отчета с августа 1919 по август 1920 г., «детям выдается бесплатный паек, но не везде, в отдаленных от города заводах его еще нет. Столовых в большинстве заводов нет». На продукты, выдаваемые рабочему по карточкам, тратилась примерно половина его заработка.[1153]
В записке Южноуральского треста горнозаводской промышленности также отмечалось ухудшение продовольственного положение с августа 1920 г., вслед за которым «в сентябре-октябре на некоторых заводах царила полная продовольственная разруха, напоминавшая худшие времена начала 1920 года». На Кусинском заводе за октябрь рабочим выдали всего по 8 фунтов муки.[1154] В информационной сводке Челябинской губчека за вторую половину сентября 1920 г. сообщалось, что рабочие не получают мыло, табак и сахар, отсутствует обувь — «даже лаптями рабочие и то не снабжаются».[1155] В первой половине октября в связи с похолоданием ситуация ухудшилась. Очередная чекистская сводка констатировала тяжелое экономическое положение. Отсутствие обуви отразилось на работе по ремонту вагонов, осуществляемой на открытом воздухе, «так как сырая и холодная погода заставляют или сидеть дома, или никуда не показывать нос из мастерских».[1156]
Новое обострение продовольственной проблемы в начале 1921 г. болезненно задело горнозаводское население. Пресса писала, что «продовольственный кризис, естественно, отразился на настроении рабочих и создал реальную угрозу невыполнения металлургических программ уральских заводов», поскольку «...рабочим заводов приходится зачастую голодать, тем более что кроме хлеба им ничего больше не отпускается».[1157] В начале года рабочие крупных заводов Урала получали на месяц 36 фунтов хлеба — в два раза больше, чем остальное население (счастливое исключение составляли шахтеры Кизеловских копей, пользуясь пайком в 35-60 фунтов).[1158] В феврале 1921 г. последовало новое урезывание нормы рабочего пайка. Из Богословского района озабоченно писали, что «в связи со сбавкой пайка 15-го февраля работа начинает расстраиваться, ...в рядах рабочих появился некоторый хаос и неорганизованность; к собраниям стали относиться апатично...».[1159] Прошедшее накануне X съезда РКП(б), в феврале 1921 г., пленарное заседание всех советских учреждений Авзяно-Петровского завода отмечало оторванность поселков от ссыпных пунктов и железной дороги, усугубившую сбои в снабжении жителей продуктами: «Из всех докладов видно, что продовольствием за весь 1920 год нормально никто не был снабжен, а в 1921 году совершенно еще не выдано ни одного фунта».[1160] Участились невыходы на работу, что объясняется самым прозаическим обстоятельством — отсутствием теплой одежды и обуви. Так, среди рабочих южноуральских металлургических заводов к февралю 1921 г. лишь каждый пятый рабочих был обеспечен обувью.[1161]
Казалось бы, что если уж рабочие страдали от убогости распределительной системы, будучи символической основой советской власти, то снабжение армии — единственной реальной опоры большевистского порядка — должно было функционировать бесперебойно. Однако и в отношении этой категории уральского населения обеспечение необходимыми продуктами и предметами осуществлялось с многочисленными срывами. В июле 1920 г. — через год после завершения гражданской войны на Урале — документы Челябинской губернской ЧК констатировали, что «среди красноармейцев вызывает недовольство плохое, часто антисанитарное, состояние помещений, недостаточность питания и обмундирования, а иногда несправедливое распределение имеющегося обмундирования, и грубое обращение командного состава с красноармейцами». В августе челябинские чекисты вновь вернулись к этой теме: «недостаток снабжения обмундированием, пищей, ограниченная выдача кипятка, теснота помещения, насекомые, грубое обращение комсостава вызывает у красноармейцев недовольство». К приезжающим агитаторам они относились с недоверием, заявляя: «Вы нам только зубы заговариваете, а соли нет, бани нет. Нас вши заели».[1162]