— Парапарауму. Язык свернешь.
— В Дели, в Гонконге?
— Палам, Кай-Так. Эх, друже, жизнь ведь игра. И только! — Слушай,— генерал наклонился через стол к Яснову,— я все никак не могу вспомнить подробности твоего боя с этим асом, что летал на машине, подаренной Герингом. Долго вы гонялись друг за другом? Хоть бы написал!
— Я уж призабыл,— ответил полковник.
— Ты напиши. Прочитают — качаться неделю будут.
— Слабо все помнится.— Полковник опустил голову.— Да и кому это теперь нужно?
— Им! — Генерал ткнул пальцем в грудь откинувшегося на спинку стула Семена.— Им, недорослям! И твоему тоже!
Полковник улыбнулся, посмотрел на Сашу. «Врешь, — подумал он.— Этот парень моей породы, этот знает, что ему нужно делать и как делать».
Ночью Саша признался полковнику:
— Муторно они живут. И скучно.
— Скучно? По-моему, наоборот. Слишком весело.
— Все делают другие. Что-то и самому нужно делать.
— Он в отставке. Свое сделал. К тому же он воевал хорошо. Сбил пятнадцать самолетов.
— А теперь?
— Ты бы не хотел так жить?
— Нет. Я должен сам все делать, а то я сойду с ума. Не представляю, как этот Семен собирается быть летчиком.
— А что?
— Мне все время казалось, что…— Он подумал.— Даже не знаю, как сказать. Ну, хотя бы экзамены. Ведь экзамены — это проверка, могу ли я там учиться, хватит ли у меня знаний. Гожусь ли я вообще? Как же без экзаменов? Даже для себя. И так уверен, что его сына примут!
Полковник подумал: «Вот какую ношу я взвалил себе на плечи. Это готовый человек. Непримиримый. Хорошо? А я думал помочь ему сделать жизнь спокойной, выбрать спокойный путь. А он его не захочет».
— Ты спишь? — спросил полковник.
— Нет,— ответил Саша.— Думаю.
— Мне можно знать, о чем ты думаешь?
— Про вас думаю. Только я не скажу, что думаю. Вы спите. Вам за рулем сидеть. До Кавказа далеко. Вы не беспокойтесь ни о чем. Вы — настоящий.
— Вот как? — удивился полковник.
Но Саша не ответил ему, он просто заснул.
Утром они уехали на юг, через кубанские степи, к горам.
Вернулись они домой в конце июля, и на следующий день полковник повез Сашу в авиационное училище, которое сам закончил еще до войны.
Здесь Саша снова встретил Семена. На этот раз из беседы с ним Саша вынес протестующую неприязнь и поэтому в ответ на попытки Семена сблизиться решительнее стал от него отгораживаться.
Разные ребята поступали в училище, из разных городов. Саше даже показалось странным, как такие разные люди смогут овладевать одной профессией, требующей самой высшей степени товарищества в человеческих отношениях.
Были ребята, про которых Саша безошибочно подумал: «Эти — работяги».
Они ему нравились.
И был парень один, увидев которого Саша растерянно огляделся вокруг, в поисках кого-либо, похожего на него. «Этот — лучший»,— подумал он.
…Был экзамен по математике, письменная работа. Семен сидел за одним столом с этим парнем, Андреем Пестовым.
После экзамена, в коридоре, Семен подскочил к Пестову и высыпал на него ворох ругательств. Пестов спокойно смотрел на раскрасневшегося Семена, долго слушал, потом громко спросил:
— А чего ты сюда приехал, если не знаешь такой ерунды?
— Умничаешь! — закричал Семен.
— Хотя бы и так. Умничаю. Вот умничаю, и все.— Он смотрел в упор, презрительно, но спокойно.
Семен убежал. Вечером он добился разрешения на пересдачу экзамена, хотя это и было нарушением общих правил. Увидев Андрея Пестова, Семен в присутствии других ребят ехидно сказал:
— Жаль, что ты ничего не завалил. Тебе б пересдачу не разрешили. Не тех кровей!
— А у меня,— холодно ответил Пестов,— не могло быть завала. Понял? И никогда не будет. Запомни, голубая кровь!
Саша рассказал полковнику.
— Он из Никополя,— добавил Саша.
— Никополя? — переспросил полковник и посмотрел на свою золотую звездочку.
— Это где-то на Днепре. Недалеко от Запорожья.
— Запорожский казак?
— Не знаю.
— Покажи мне его.
Увидев позднее Андрея Пестова, полковник подумал: «Он ведет себя так, словно заранее знает, что будет победителем».
К Ясновым подошел Семен.
— На кого вы так смотрите? А, на этого? Это мой враг!
— Враг? — удивился полковник.— Мне кажется, что он тебя за врага даже не считает.
— Почему это?
— Вряд ли он замечает тебя. У него свой мир.— Полковник повернулся к Саше.— Идем. Мне пора.
Саша проводил его до городской окраины, потом вернулся в училище.
При случае, уже спустя много месяцев, Андрей Пестов спросил у Саши:
— Тот полковник, что привез тебя сюда, твой отец, да? Я его знаю, он приезжал к нам, в Никополь. Отец, да?
Саша вздрогнул, сжал тонкие губы, потом улыбнулся. Со стороны могло показаться, что он застеснялся. Провел ладонью по щеке, ответил:
— Отец.— Быстро повернулся и ушел.
Он сидел, сжав голову пальцами, думал. Но все мысли крутились вокруг одного слова — отец. И вдруг он понял, что не черные мысли давят голову, а что-то безбрежное и светлое, граничащее с нежданным открытием. Он взял лист бумаги и написал полковнику: «Я сказал, что у меня есть отец и что этот отец — вы. Я не знаю, почему я так сказал, прав я или нет. Я боюсь вашего ответа. Не скрываю, что боюсь. Да никак бы не мог скрыть. Боюсь вашего ответа».
Саша ждал письма, но полковник сам приехал в училище.
Они встретились в приемной комнате.
— Здравствуй, сынок,— сказал полковник, и весь мир закружился перед Сашиными глазами — кружились самолеты и пароходы, люди и звезды, все понеслось куда-то, стремительно и с непостижимой скоростью.
Они пожали друг другу руки и сели на диван.
— Сегодня суббота,— сказал полковник,— день увольнения.
— Я заступаю на дежурство.
— И нельзя ничего сделать? Я могу попросить начальника училища.
— Нет, что вы!
— Попроси кого-нибудь. Поменяйся.
— Да, я так и сделаю. Сейчас?
— Зачем же терять время? Конечно, сейчас.
Саша отыскал Семена.
— Нет, не могу. Сегодня день рождения моей красавицы. Завтра встретишься со своим батей.
У окна сидел Андрей Пестов и читал толстую книгу о какой-то давней войне. Не подымая головы он сказал:
— Иди. Я все сделаю. Сам скажу, кому надо. Не беспокойся.
Он отложил книгу.
— Ну, что ж ты стоишь? Ведь он ждет тебя.
— Ждет.
— Только веди себя смирно, много не пей… коньяку. Или что там вы будете пить?
— Не знаю.
— Выпей за тех, кто в небе, на гауптвахте, в наряде. И за меня. У меня сегодня одна печальная годовщина.
— Спасибо, Андрей.
— Будь здоров.
Саша убежал.
— Играешь в благородство? — спросил Семен.
Андрей не ответил, погрузился в разбор замысловатой схемы какого-то давнего сражения…
Уже в гостинице Саша и полковник долго сидели молча. Потом полковник, в глубине души волнуясь, сказал внешне спокойно;
— Моя жизнь не имела бы смысла, если б не было этой минуты. Не этой именно. А той, когда я понял нечто очень важное, такое, что, может быть, ты еще и не сможешь понять. Человек не может быть один, жить для себя или абстрактного, всего мира. Для тебя.— Он потрепал Сашу по плечу.— Тебе много приветов.
Саша спросил:
— Можно, я познакомлю тебя с Андреем?
— Ты с ним сдружился?
— Нет еще, Можно?
— Конечно.
На следующий день, вечером, Андрей познакомился с полковником Ясновым.
— Чего тебе хочется сейчас больше всего? — спросил Сергей.
— Отвечать честно?
— Ну, желательно.
— Есть, — сказал Андрей. — Страшно проголодался. — Он подумал. — Можешь радоваться, мне здесь начинает нравиться. И, конечно уж, я век не забуду свой первый прыжок.— Андрей любовно окинул взглядом стеллажи со сложенными парашютами.
— Я очень жалел, — заметил Сергей, — что ты не мог посмотреть на себя со стороны.
— А что? — заволновался Андрей. — Жалкое зрелище?
— Ну, не такое уж, но все-таки на воде держишься ты в сто раз лучше. Красивее.
— В сто?
— Примерно.
— Значит, если я улучшу свой прыжок вдвое, будет уже только в пятьдесят раз.
— А потом в двадцать пять? — удивленно спросил Сергей.
— Именно так. Вот посмотришь, я буду в небе держаться так же, как на воде.
Сергей в ответ что-то пробурчал.
— Что ты сказал? — спросил Андрей.
— Ты хорошо сложил свой парашют?
— Хорошо.
— Можно проверить?
— Проверь. Только, Сережа, есть хочется.
Сергей остался доволен работой Андрея.
— А теперь — домой.
Дорога в город шла по степи, потом пересекала привокзальные пути и вливалась в широкую улицу, посередине которой шествовала линия высоковольтных передач.
— Я не могу,— сказал по дороге Андрей,— отступать. Понимаешь, я бы не вынес, если б какая-нибудь соседка сказала про меня: вот Пестов попробовал, а у него ничего не получилось. Такого у меня в жизни быть не может. Понял? Тебе, наверно, смешно?
— Нет. А почему мне должно быть смешно?
— Я тебе признаюсь в таких вещах!
— Если б не эти твои признания, я бы все еще думал о тебе, как думал раньше.
— Как ты обо мне думал? — Андрей снял сандалеты и пошел босиком.— А, Сережа?
— Неверно думал.
— А я о тебе все время думал правильно. Не ошибался.
— Потому что ты жил двойной жизнью, а я — одной.
— Как двойной?
— Подумай.
— Собственно,— согласился Андрей,— над чем думать? Действительно, живу двойной жизнью. Внутри я лучше, чем снаружи у меня получается. Все кого-нибудь обижаю.
— Чтоб не обижать других, ты можешь свои железобетонные остроты оттачивать на мне. Мою шкуру ты не пробьешь.
— Нет смысла. Не люблю, когда не получаю сдачи.
— Я тебе сдачу буду выдавать раз в месяц. Но полной мерой. Буду ставить к стене и бить. Согласен?
— Трогательная доброта!
Сергей остановился, вскинул голову. Андрей тоже посмотрел вверх.
— Ого! — вырвалось у него.— Мы не успеем!