правил свои документы в высшее училище летчиков.
Друзья заметили перемену. Один из них спросил:
— Уж не женился ли ты?
— Женился.
— Выпьем по такому случаю?
— Нет,— решительно ответил Виктор.
— Ты что, сдурел?
— Может, и так. Еще не знаю. Там видно будет. Будь здоров! — сказал Виктор и торопливо зашагал по шумной улице.
Прошло три недели.
Возвращаясь домой после работы, он еще издали увидел знакомую Наташину фигурку. Девушка смотрела за ограду, пытаясь найти табличку с номером дома.
— Он живет тут, — сказал Виктор.
— Кто — он? — не оборачиваясь, спросила девушка.
— Я.
Наташа обернулась, Виктор сказал:
— Хотя бы написали.
— Я знала, что встречу тебя. Как раз будешь идти с работы.
— Чудеса! Я мог бы работать и во вторую смену.
— Ты какой-то хмурый. Здравствуй!
— Ага,— Он взял ее руку.— Может, познакомимся? — спросил он.— Старого Виктора Стецко нет. Я сам удивляюсь. Куда он девался? Другой парень вместо того. Только имя прежнее осталось. Вот что ты наделала!
— А что ты наделал?
— Что? — Он схватил и вторую ее руку.— Говори, что? — Лицо его светилось откровенной радостью.
Наташа, поняв его мысли, отрицательно покачала головой. Однако радость в его лице осталась.
— А я думал, ты приехала сказать мне… что любовь, мол…
Она еще раз отрицательно покачала головой.
— Как ты жил? — спросила она.
— Что ж мы стоим на улице?
— Через сорок минут уходит автобус. Я должна уехать.
— Сорок минут? — растерянно спросил он.— Останься. Ты не можешь уехать.
— Могу.
— Ладно, пусть так.
Они прошли к дому. Наташа села к столу под темными вишнями.
— Рассказывай,— сказала она.
Он послушно рассказал ей про училище.
— Все хорошо,— заключила она его рассказ.— Ты скоро уедешь. Ты сумел. А я не сумела. Сил нет. Ах, нет, зачем я говорю об этом? Запомни мой адрес. Пиши. Только пиши. Не приезжай. Мне будет приятно получать твои письма. Может быть, и я сумею победить. Не спрашивай, не скажу…
Чем-то чужим и далеким веяло от ее слов, но он тогда не разобрался, чем именно.
Проводив ее к автобусу, Виктор долго бродил по улицам поселка, никого не замечая. Встреча оказалась не такой, какой она ему представлялась ранее. Это его угнетало, но он решил, что иначе Наташа просто не могла.
Она приезжала еще не раз.
В один из сложных вечеров, потрясенная тем, что открылось ей в жизни ее семьи, Наташа осталась в рудничном поселке до утра.
Она не сказала обычных слов: «Что мы наделали?» — она говорила другие слова, и она торопилась сказать их все, они набегали друг на друга, торопили друг друга, словно спешили куда-то, спешили столь сильно, что не могли задержаться и на мгновение. Но, может быть, эти слова спешили потому, что хотели поскорее освободить место самым важным словам. Однако, как ни старались они, те, важные слова, не пришли.
— Не знаю, не знаю,— говорила она.— Никто не виноват. Я знаю, человек должен идти в небо. Не обязательно летать. Нет, именно в небо. Идти все выше и выше. Сегодня быть выше, чем вчера. А завтра — выше, чем сегодня. Внутри. А я не могу так. Ты понимаешь?
Он не ответил, почувствовав, как дрожат губы.
В раскрытое окно ветер затянул запах листвы.
— Вишней пахнет,— сказала Наташа.
— Ты останешься? — спросил Виктор.
— Остаться?
— Ага. Навсегда.
— Не могу.
— Спи,— сказал он.— Ты хочешь спать. Я вижу по твоим глазам. Ты и не проснулась до сих пор.
Он и в эту ночь не уснул. Когда Наташа утром, открыв глаза, увидела рядом его голову, то удивленно улыбнулась, погладила влажный выпуклый лоб юноши и спросила:
— Был сон, да?
— Нет,— ответил он, приподнимаясь. — Сон начнется после того, как ты уедешь.
— Наверное, ты прав. Если ты будешь прав, я найду тебя. Обо мне не спрашивай. Сейчас тебе этого не нужно знать. Ты должен мне поверить. Поверить…
Она говорила много, словно старалась заглушить словами все тайные голоса, которые, как молоточки, стучали где-то далеко.
С этого утра они долго не виделись.
В конце июля для Виктора началась другая жизнь. Он уехал в училище.
Как-то Андрей увидел в тетради Виктора засушенные полевые цветы. Он понюхал их, сказал:
— Еще запах сохранился. Степью пахнут. Сам собирал? — спросил он.
— Нет, девушка подарила,— ответил Виктор.— Конечно, это немножко смешно. А? Хранить цветочки…
— Расскажи,— попросил Андрей.— У меня не было ни одной романтической истории с девчонками. Все как-то не так получалось.
И Виктор рассказал…
А в один майский день, уже в конце второго курса, Виктор показал Андрею телеграмму. В ней было слово — встречай.
— Ты давно ее не видел? — спросил Андрей.
— С тех пор и не видел.
— Писала?
— Изредка.
— Странно все,— заключил Андрей.— Надо встречать? Или ты один?
— Можно не одному.
— Что ж она писала? Любит?
Виктор удивленно посмотрел на Андрея.
— Что ж тогда было?
— Она и сама не знает.
Андрей сказал, подумав:
— Один встретишь.
Поезд приходил в половине девятого вечера. Но Виктор уже с семи часов ходил по перрону. Он даже рассчитал, где должен остановиться ее вагон.
И он сразу узнал Наташу, хотя она заметно изменилась. Она показалась ему совсем иной, но сохранившей что-то неуловимое прежнее.
— Это ты! — воскликнула она.— Тебе так идет форма! Ты стал просто красивый. Не смотри на меня. Я тебя не стою. Не смотри, не надо, Витя. Той девочки уже нет. Другая. Но меня потянуло в прошлое. И вот я приехала к тебе. Нет, не возвращать прошлое. Проститься с ним. Навсегда. Я знаю, утром будет проходить поезд. Я уеду с ним.
В руке она держала большую сумку, на плече — теплый шерстяной пуловер.
— Возьми мою сумку.— Она погладила его по щеке.— Ты другой. Это хорошо? Или плохо? Ничего не понимаю. Плохо, да? Но что поделаешь? Куда?
— Недалеко. Есть комната. Для тебя.
— А гостиница?
— В ней нет мест.
— Ты узнавал? Спасибо. Поезд будет ровно в восемь. Ты меня проводишь?
— Провожу. Но — может быть?
— Нет, Витенька. Больше не смогу. Я сбежала. Я потом тебе расскажу.
— У тебя здесь есть девушка? — спросила она, когда они уже остались вдвоем в старом доме, хозяйка которого — древняя старуха, бабка одного из курсантов, приятеля Андрея,— узнав, что приехала жена, ушла к своим родственникам. Виктор уговаривал ее остаться, но она, лукаво посмеиваясь глазами, говорила:
— У меня дела́… дела́… столько де́ла…
Наташа извлекла из сумки бутылку массандровского муската.
— У вас тут такого нет?
Она отыскала в старинном буфете рюмки.
— Выпьем немножко за твой успех? — спросила она.
— Ладно,— ответил Виктор.
— Опять это ладно! Как только я слышу это слово, мне сразу становится холодно…
— Привычка.
Наташа наполнила рюмки. По комнате разлился запах цветов, словно кто-то нарвал их на лугу и принес сюда.
— Красный камень.— Наташино лицо вдруг стало серьезным.— Слушай меня внимательно, Витенька. Я рада, что ты живешь в небе. А я ползаю по земле. И буду ползать. Что тебе сказать — почему? Так случилось. Неслась сюда, чтоб увидеть тебя. Увидела — и стало страшно. Но вернуться уже нельзя. Вышла замуж. Почему ты не побледнел? Почему? Почему ты так же смотришь на меня, как смотрел? Скажи. Или не говори. Не надо. Давно вышла. Через две недели после нашей последней встречи. Хороший человек. Старше, да. Намного? Достаточно много. Впрочем, мужу я не нужна.
— А мне? — спросил он.— Может быть, мне ты нужна?
— Нет, и тебе! Вот слушай. Совсем немного. Только внимательно слушай…
Она встала, порылась в сумке, достала газету, положила ее перед Виктором. Он только взглянул на бумагу, в упор посмотрел на женщину, и сразу же глаза вернулись к газете. Он прочитал в конце статьи: к двадцати годам лишения свободы… Мелькнула цифра — два миллиона рублей… Запрыгали слова: шайка, народные деньги, преступники.
Виктор отодвинул газету.
Наташа продолжала:
— Видишь? Мама не вынесла. Я одна. Понимаешь? Ничего не осталось. Все конфисковали. Я не плачу. Не удивляйся. Слез уже нет. И когда пришло известие о смерти папы — тоже не было слез. Он умер осенью. Там где-то. У меня ничего не осталось. Даже угла, где жить. Понимаешь? Что я должна была делать? Наш доцент. Любит? Наверно… Но я не могла тогда иначе. Я должна была думать не только о себе. Да нет, зачем тебе все знать? Витенька, родной, зачем тебе все знать? Что ты молчишь? Скажи хоть слово.
— Почему ты мне об этом не написала? Разве я не мог быть тебе мужем?
— Тебе? Витенька,— она схватила его руку,— я тебе писала, много раз, но писем не отправляла. Боялась? Нет. Я была для тебя, ты это сам писал мне, светом с неба. А тут — дочь преступника. Я сошла тогда с автобуса, в степи, потому что искала спасения. Куда угодно, но бежать, бежать, и не смогла. Да и не имела права. Так было лучше, Витя, что свет оставался, а то бы он погиб сразу. Я боялась, что ты не дойдешь до цели.— Она отпустила его руку.— Вот и все. Нет, не все, остального тебе знать не надо.
Он взял ее руку,
— Нет,— сказал Виктор.— Я был тебе нужнее всех.
— Прошло ведь уже почти два года с нашей последней встречи. Так ведь, Витя? Я тебе еще напишу. Я не все могу сказать.
Наташа неуверенно покачала головой.
Даже утомительной ночью, отдавая ей свои силы, которые были ей нужны, он ничего не узнал.
Утром Наташа уехала.
Андрею Виктор рассказал все. Тот вскипел, стукнул кулаком по столу, удивленно спросил:
— Что за маскарад?
А вечером отыскал в столе друга тетрадь с засушенными цветами, связку писем и фотографию улыбающейся девушки. Все это он уничтожил, устроив костер в углу училищного двора.
— Что ты там палил? — спросил Виктор, когда Андрей вернулся.
— Твои реликвии. И прости меня, это ты должен был сделать сам.