— Ты? Следишь? Ты никогда меня не понимала!
— Почему ты мне не сказал правду? Зачем лгать, таиться?
— Какую правду? Что ты променяла меня на свою работу?! Достала!
Слова вспыхивали в ее голове, как красные огоньки, от этого было горячо, как будто на голову вылили кипяток. Натка развернулась и побежала домой, задыхаясь от слез, а он что-то продолжал кричать ей вслед.
Дома слезы текли ручьем, без остановки, соленые и горькие.
— За что, за что!!! Почему?
— У тебя что-то случилось? — Маруся была тут как тут.
— Прости меня, Мусечка, прости. Пожалуйста, иди спать. Сегодня мне не до монстров.
Наташка взяла альбом, нашла их с Димой свадебные фотографии и порвала все до одной на мелкие-мелкие части. Разорванную семейную жизнь она сложила в большую керамическую тарелку и подожгла. Огонь сначала лениво проглотил маленький кусочек воспоминаний, потом, почуяв добычу, раскинулся на всю территорию и заиграл оранжевыми фонариками. Вещи мужа Наташа аккуратно собрала в полиэтиленовые пакеты и выставила за дверь квартиры. Пакетов получилось много, целая гора.
Шкаф зиял пустотой, и только болтающиеся сломанные плечики были свидетелями еще недавно обитавшего в этой мебели большого количества рубашек и пиджаков. В углу стояли его любимые синие домашние тапочки, о которые она запиналась каждый раз, когда шла на кухню. Большая квартира сразу стала пустой, как и ее душа. Наступило отупение, сердце сжималось и ныло, а тело словно погружалось в черную воронку. Наташе хотелось заснуть и не просыпаться никогда. Муж позвонил вечером и сообщил, что домой больше не вернется и что полюбил другую женщину. Все было банально и очень больно.
Ее старинная подруга Светка, одноклассница Светка, сидевшая с ней восемь лет из десяти школьного срока за одной партой, появилась на следующий день, жалостливо заглядывала ей в глаза и причитала:
— Господи, Петрова, ты неисправима! Весь город знает, что он давно встречается с другой, зовут ее Валя, и работают они вместе, одна ты в милом неведении. Да таких стрелять надо!
— Стрелять кого — его или ее? — уточнила Наташа.
— Обоих!
— А ты почему молчала, подруга называется! Сделали меня посмешищем на весь город. Все знают, кроме жены!
— А ты бы мне поверила?
— Это уж другой вопрос!
— Это один и тот же вопрос! Ты бы меня и слушать не стала.
— А ты даже не пыталась!
— Да ты, кроме Димы своего распрекрасного, никого не видела и не слышала, и меня бы не услышала, а только обиделась.
— Сама во всем виновата, значит, не хватало ему тепла в этом доме. Он хорошо играл в волейбол и решал задачки по математике, — зачем-то добавила она. — Я сама виновата.
— Очень хорошие качества для семейной жизни! Пинка ему не хватало, слишком мягко ты стелила, слишком старалась. Давай, скажи, что ты виновата, пожалей Димочку! — Светлана хотела еще что-то добавить, но махнула рукой. Она могла еще многое рассказать подружке, почему не удалась ее семейная жизнь, но вовремя остановилась.
«Наташке нужно время, чтобы прийти в себя», — подумала она и готова была удавить собственными руками того, кто так безжалостно разрушил жизнь ее любимой подруги.
Светлана была человеком энергичным. У нее не было проблем с интересами, с ней можно говорить о чем угодно, она разбиралась в истории и любила духи. На ее туалетном столике стояло не меньше десятка флаконов легких духов, игривых и воздушных ароматов разного звучания, среди которых обязательно присутствовала нотка бергамота, бодрящего жасмина и любимого апельсина. Она прекрасно водила машину и, как ни странно, любила футбол.
Ее экс-муж, алкоголик, был похож на известного футболиста, поэтому она так глупо на него и попалась. Глупо, потому что считала, что алкоголики — это удел молоденьких неопытных девушек. Когда Света плакалась на свою судьбу приятельницам и получала весомые порции «жалелок», то в душе все-таки продолжала считать себя героиней, которая не просто терпит мужчину-негодяя, а пытается спасти его от алкогольной зависимости. Но зеленый змий оказался сильнее Светкиных чувств, так и сгинул ее последний избранник в обнимку с этим чудовищем. Историй про мужчин-негодяев у нее было множество, в их число сейчас был вписан и муж подруги. Светлана искренне обожала Наташу и готова была сочувствовать и поддерживать подругу круглые сутки.
— Прорвемся, только руки не опускай. Ты у меня умница и красавица, а талантливая какая! А как тебя Маруся любит! — Она гладила Наташу по голове.
— Да уж, талантище, такое крушение семейной жизни организовала! Некуда больше прорываться, уже пришли к финишу.
Света обняла подругу, и они обе заревели, размазывая остатки туши.
Муж Наташи подал на развод, и все произошло так быстро, что она не успела опомниться. Ей еще долго казалось, что она не живет, а висит над пропастью на скале, удерживаясь пальцами за камни, пальцы слабеют, и она скользит все ниже и ниже. Маруся смотрела на нее грустными глазами и больше не предлагала играть в монстров.
— Дима больше с нами не живет?
— Да, Муся, ты уже большая. Дима с нами больше не будет жить, мы с тобой остались вдвоем.
— Так это же здорово, Натка!
— Маленькая ты еще, Маруся, поэтому радуешься. Это на самом деле плохо.
— Да почему? Он теперь не будет к тебе придираться. — У девочки была своя логика.
Наташе было очень плохо, ей надо было выдирать себя из этого поганого состояния. Семейная лодка не разбивалась о быт, не обрастала мелкими водорослями и ракушками. Лодки с дырявым днищем к плаванию непригодны — они раскалываются на мелкие щепки. В хлам. Ее мечта о счастливой личной жизни долго болела и умерла, чуда не произошло, и надежды больше нет.
Глава 17Смертельная разнарядка
Пятьдесят лет назад
Карточная игра нынче не шла, Мартын злился и нервничал, он то и дело вскакивал и ударял себя ладонями по колену.
— Дьявол!
Ему сегодня не везло, что бывало редко. В картах Мартын слыл виртуозом. Он был осужден за жестокое убийство на двенадцать лет, срок немалый, и в лагере верховодил.
Заключенный сидел на своей кровати и что-то писал.
— Давай перекинемся в картишки.
Заключенный улыбнулся, как будто не видел Мартына, и снова зачиркал карандашом по бумаге.
— Блаженный!
Агрессия Мартына искала выхода. Его сегодня раздражало все, даже заключенный, которого он держал за ненормального.
— Ходит в обнимку со старым евреем, два децела. Хватит бакланить! — крикнул он своим картежникам.
— Завтра пойдешь на трубу вместо своего еврея. По разнарядке был он. Теперь будешь ты, — рявкнул он заключенному.
Заключенный заглянул к Штерну, доктор был слаб, но жив.
— Профессор, вы меня радуете, — улыбнулся заключенный. — Идете на поправку.
— Кто может знать? — задумчиво ответил Штерн.
Кто поймет, измерит оком,
Что за этой синей далью?
Лишь мечтанье о далеком
С непонятною печалью, —
прочел заключенный.
— Это, батенька, похоже, Блок?
— Он самый, Александр Александрович!
Они замолчали, словно знали какую-то, только им открывшуюся тайну.
День выдался пасмурный. Труба гудела и вибрировала. Он цеплялся за ржавые перекладины и тащил привязанный к поясу инструмент. Едкое облако накрывало заключенного с головой, останавливало дыхание, вызывало кашель.
Мартын видел, как усилился ветер, и труба заплясала в его потоках. Маленький человек на большой высоте сначала хватался за металлические поручни, потом легко соскользнул и стремительно полетел вниз. Он летел, неловко кувыркаясь, ударяясь боком о куски металла.
Небо светлело, стихал ветер. В белых облаках отражалась огромная труба, и совсем не было видно маленького темного тельца, что распласталось на земле.
Не теряю себя, я не зверь,
И друзьям по-прежнему верю.
Только кто мне расскажет теперь,
Сколько мне на земле отмерено?
Глава 18Расследование от Сокольской
Угорск, наше время
Ларисе Сокольской надо было обновить свои знания о ядах. В ее последних расследуемых происшествиях оружием были топоры и прочие колюще-режущие предметы. Травили нынче редко, хотя яды веками были историческими «затеями» человечества и служили верным средством борьбы с конкурентами. Яд проникает в организм человека множеством способов: через кожу, легкие, рот; и, конечно, практически от каждого яда существует противоядие, только нужно определить, чем отравлен человек. В нынешнее время никому в голову не придет принимать различные яды в микроскопических дозах как меру предосторожности, чтобы выработать иммунитет, а в Средние века это было правилом у знати.
Греки даже имели «государственный яд» — цикуту-болотную, траву семейства зонтичных, которой отравляли осужденных на смертную казнь. Древнегреческий философ Сократ, обвиненный в богохульстве и растлении малолетних умов, предпочел выпить приготовленный для него яд — болиголов. Дамы в Средневековье травили друг друга с помощью надушенных перчаток, подсыпали яд в вино. Двадцатый век вызвал к жизни целую палитру нового направления: прогулочные трости и зонтики, которые пускали отравленные стрелы, электрические лампочки, выделяющие при зажигании отравляющий газ, пуговицы, ядовитые таблетки и даже специальный аппарат, который при заводе автомобиля впрыскивает в салон машины ядовитый газ. Ну и самые необычные отравления в России — ликвидация международного террориста с помощью пропитанного ядом письма и гибель банкира от яда, которым была обмазана телефонная трубка в кабинете.
Депутат Сергей Пестерев не получал отравленных писем, и его телефонная трубка была в порядке. В больнице, учитывая шумиху, депутата пока оставили в реанимации. Заведующий отделением, интересный статный мужчина, с удивлением уставился на Ларису.