вопросам развития, ни по назначениям глав ЗАТО, ни по открытию промзоны. Все, ступор. Выручил, как ни странно, Александр Иванович, вспомнивший к месту совет Гоголя: «Сначала нужно набросать все как придется, хотя бы плохо, водянисто, но решительно все…» Так и сделали, бумага вдруг показалась симпатичной и совсем не тупиковой.
«Может, сдвинем сообща решение проблем с мертвой точки?» — с надеждой подумал Вабузов.
Заседание закончилось, и он вдруг понял, что очень хочет есть.
Давно прошли те времена, когда народ стоял в очереди в буфет Государственной думы, чтобы отведать дефицитный бутерброд с красной икрой за двенадцать рублей пятьдесят копеек. В столовой Государственной думы по ценам все было доступно для простого народа, чего уж говорить о народе депутатском?
Стас Вабузов любил приходить сюда, в большой зал с колоннами, на триста мест. Ему здесь многое напоминало советские времена: длинные столы, украшенные разноцветными бумажными салфетками, шумное стрекотанье касс, белая посуда, накрахмаленные белые колпаки. Над входом висел красочный плакат: «Правильное питание укрепляет здоровье нации».
Меню уже было современным, с высчитанными калориями. Вабузов вспомнил, что в прошлом году в Интернете активно обсуждался чек из госдумовской столовой, где за четыре блюда было уплачено тридцать рублей.
«Но чего только не плавает в Интернете, в том числе и ложь про народных избранников, — размышлял Стас. — В столовой действительно демократичные цены, на двести — триста рублей можно объесться, но чтобы тридцать рублей — это выдумки».
Сегодня в меню под «блюдом дня» значился рассольник по-старомосковски. На второе он взял рыбу под маринадом и стакан воды без газа. Последний год Стас заставлял себя пить воду, как и положено, по два литра в день. Как утверждал его врач, а вслед за ним и супруга депутата, мудрая Женя, вода — это очень полезное лекарство, выводит из организма все шлаки, токсины и вредные вещества.
— С вас двести десять рублей, — сказала кассирша и нажала клавишу.
Чек зашуршал и с трудом вылез из тонкой щели аппарата. В столовой было безлюдно, только за соседним столиком жевал лидер одной из думских фракций.
Ну что ж, сейчас поедешь в Следственный комитет, повезешь, как почтовый голубь, письмо от Следственного комитета Угорска, за чьи городские перспективы так бился. Эксперты уже, наверное, связались друг с другом по всем видам связи и передали материал для исследования, но он не хотел исключать себя из этой цепочки и не потому, что он очень жаждал помочь следствию, он поможет, конечно, но ему нужен был повод, чтобы увидеть Ларису, Ларису Сергеевну.
Что он знает про нее? Практически ничего. Она, возможно, замужем и посмеивается над его взглядами и намеками, а ты, Вабузов, заматерел в политике и совсем разучился общаться с женщинами.
С женой они практически выросли в одном дворе, вместе ходили в школу, потом учились каждый в своем вузе, потом вместе ходили на танцы и потом поженились, и Женя была ему другом, любимой женщиной, прекрасной матерью. Черт возьми, чего же ему надо и отчего мечется его душа, когда он вспоминает голубые глаза и огненную копну волос? Стоит ли давать понять о своем смятении, если отношения невозможны? Промолчать и жалеть всю свою жизнь?
В Следственном комитете его ждали, в прохладном коридоре толпился народ.
— Меня предупредили, что вы привезете письмо. — Милая девушка была вежлива.
— Да, это очень важно для моей территории.
Девушка бегло прочитала запрос.
— Четкой даты вы, наверное, не получите, ну а при более длительном промежутке может быть определен сезон года. Для образца достаточно пятьдесят грамм. У вас какой объем?
— Честно признаться, не знаю. У меня только письмо. Я следствию помогаю. — Вабузов почувствовал себя неловко. Но когда вышел на улицу и понял, что может позвонить Ларисе, его настроение резко улучшилось.
— Говорите. — Он понял, что разбудил ее.
— Лариса Сергеевна, это ваш госдумовский свидетель, Вабузов.
— Станислав Михайлович, у нас ночь, если что, и я только заснула.
— Простите, я совсем забыл про разницу в часовых поясах.
— Что-то важное?
— Да, Лариса, вы мне очень нравитесь.
— Вы мне тоже, депутат Вабузов.
— Вы замужем?
— Нет, я не замужем, но это ничего не значит, ты же понимаешь, — она перешла на «ты», — что это не значит ничего. Мы взрослые люди и знаем ответы на свои вопросы.
— Может, мы дадим друг другу шанс, Лариса?
— Нет, Стас, нет. Я желаю тебе хорошего вечера и себе спокойной ночи.
Ну вот и все. Ты спросил, она ответила — и правильно дала тебе полный отлуп, мягко и ненавязчиво. Но все-таки она сказала, что я ей тоже нравлюсь, значит, есть между нами искра, горячая, и словами о ней не расскажешь. Искра бьется в ее голубых глазах и не дает ему покоя.
Глава 27Важная Кира и дамские глупости
Угорск, наше время
В городском совете журналист Наталья Петрова была частым гостем — где еще в маленьком городке искать новости, как не в мэрии, совете, милиции, прокуратуре? Вот и обходит провинциальный журналист все эти точки в надежде разжиться информацией. Совет, пожалуй, был самым «плодовитым» на события: комиссии совета, сессии, отчеты и прочие важные мероприятия.
Большинство депутатов к телевидению относились благосклонно. Некоторые из них вообще любили, когда камера выхватывала их заинтересованный взгляд, эмоциональную речь, и тогда уж отжигали по полной, исправно надували щеки и демонстрировали, что за своих избирателей пойдут в огонь и воду. Стоило лишь журналистам удалиться, как затихали, обмякали депутатские тела, сходили на нет, исчезали ораторские способности, и все возвращалось на круги своя, к вялотекущему процессу.
Кира — помощник в городском совете — была из тех женщин, о которых говорят: «маленькая собачка до старости щенок». Возраста у Киры не было, было вечное стремление к красоте и неотразимости. Именем она своим гордилась, имя было древнегреческое, означающее «повелительница, госпожа». Вот так и несла себя Кира по коридорам городской власти — королевной. Наталью Кира привечала, все-таки телевидение. Ей даже льстило, что журналистка заходила консультироваться именно к ней. Можно было лениво процедить друзьям: «Да, забегала ко мне Петрова», чтобы услышать в ответ: «Та самая?» и лениво кивнуть: «Конечно. Приходила советоваться».
Кира часто делилась с друзьями.
— Председатель опять в документах напутал. Пришлось за ним исправлять.
— Готовила комиссию. Такие сложные вопросы, депутаты еле разобрались.
— Вчера был отчет. Не знаю, чем там депутаты занимаются. Пришлось подключаться.
Выходило, что Кира делает в совете самую важную и нужную работу и только благодаря ей депутаты держатся на плаву.
Известные персоны, побывавшие однажды в совете, тоже отмечались Кирой.
— Областной министр Сечкин любит чай с молоком. Заезжал, болтали с ним вчера.
— Учеба избиркома нынче. Зачем учиться, нет в этом перспективы, скоро мэров будут назначать.
Кирины друзья одобрительно кивали и завидовали.
— Наташа, что слышно про Пестерева? — сразу задала Кира тон разговору.
— Перевели из реанимации. Вроде выглядит неплохо, — ответила Наталья.
— Молодые, а уже какие-то припадки на сессии случаются, с чего бы вдруг?
— Знаешь, здоровье — эта такая штука хрупкая. Сегодня есть, завтра нет. Кстати, Кира, ты выглядишь сногсшибательно!
Кира любила комплименты, все время ждала одобрения и похвалы своим действиям, качествам, внешности и таяла от комплиментов, как оладушек на сковородке. Пестерева Кира отмечала среди других депутатов. Сергей был вежлив, не заходил в их кабинет без шоколадки, а это признак хорошего тона для любого мужчины — не появляться без презентов даме.
— Он буквально перед сессией приходил, наведался, бумагами пошуршал тут. Смотрел повестку дня сессии.
— Чаем, наверное, как всегда, угощала. Ты девушка гостеприимная.
— Он принес шоколад «Аленка», мой любимый. Да я про отзыв ему говорила, что зря это все он затеял, зачем ему все это политиканство?
— Пестерев умен и понимает, что делает, — возразила Наташа.
— Мне Надежна Кауровна сказала, что это политиканство, — стояла на своем Кира, не очень понимая, что это значит. Но слово казалось ей красивым, иностранным и звучало из ее уст, как и полагается, абсолютно по-королевски. Кира любила иностранные слова. Вместо спасибо она вставляла «сэнкъю» и часто употребляла «о‘кей».
— Кира, где ты взяла чай, который заваривала Пестереву? — Наташа осторожно продолжала свои вопросы.
Кира на минуту задумалась.
— В столе, чай у меня лежит в одном месте, на отдельной полке. Чай был черный, в пакетиках, и назывался он «Принцесса Нури».
Она достала почти пустую коробку с чаем и потрясла ее.
— Вот, три пакетика осталось. Я не очень этот чай люблю, мне больше по душе «Липтон» в пирамидках.
— Пестерев выпил весь чай? Он брал сахар?
— С сахаром любит наш председатель, Пестерев пьет без сахара. Чашку ему дала гостевую. Не помню даже, допил он чай или нет. — Она наморщила лобик.
— Кто-то еще заходил к вам?
— Ты как следователь! Она тут тоже была, вопросы задавала, чайные пакетики из мусорки изъяла. Да Ольга была, она вечно торчит и подслушивает, когда ко мне депутаты приходят. Я же не виновата, что председатель мне доверяет и бумаги оставляет только мне! Вспомнила!
— Что? — обрадовалась Наташа.
— Он еще скороговорку мне сказал, занятную такую — «кавалеры королевы плыли к ней на каравелле».
— Кира, вот ты человек опытный, скажи, кто может желать зла Пестереву?
Кире вопрос понравился, особенно про ее опыт. Она не имела представления, кто может желать зла Пестереву, но глубокомысленно задумалась.
— Председатель всегда Пестерева хвалит, говорит, что он думающий. В администрации его не любят, но только после того, как он отзыв замутил. Говорят, что Ударников топал ногами и кричал. Надежда Кауровна говорит, что он проблемный. Он не женат, между прочим.