— Доктор, выпишите меня домой, меня уже так налечили, сил больше нет продавливать кровать!
— Вы еще легко отделались, организм у вас крепкий, мужской, — сказал ему врач.
— У меня вместо крови уже течет одно лекарство, — жаловался Сергей медсестре.
— Доктор, я уже здоров! Выпишите меня!!!
— Завтра возьмем анализы, — сказал врач. — Отравление может спровоцировать серьезные последствия, вплоть до мутагенных процессов. Пока придется полежать. Хотя и лежать вам спокойно не дают, гости за гостями. Нарушаете режим!
У двери стояла Лариса Сергеевна Сокольская.
— Здравствуйте, сударыня, что нового скажете? Нашли, кто хотел меня отравить? Ищут пожарные, ищет милиция?! — процитировал он Маршака.
Она развела руками и улыбнулась:
— Беспокойный вы клиент, товарищ депутат, задумали процедуру по отзыву мэра, разве вас власть любить будет? Опять же телефон ваш прослушивается! Не соскучишься с вами.
— Удалось установить, кто поставил прослушку, Лариса Сергеевна?
— Работаем, работаем. Изучаем обстоятельства, ваши контакты.
Сергей понял, что она ничего не скажет. Это только в фильме «След», который любила смотреть по телевизору каждый вечер его бабуля, специалисты выдавали результаты исследований мгновенно и тут же по компьютеру находили подозреваемого.
— Сергей, — она присела на стул, — еще раз хочу спросить вас, какие жидкости вы употребляли за день-два до происшествия?
— Только чай и воду, я уже обо всем рассказывал.
— Того, о чем вы рассказали, недостаточно.
Сергей пожал плечами:
— Ну, не придумывать же мне, честное слово!
— Хорошо. Завтра я получу результаты еще одной экспертизы, и дальше посмотрим. Какие у вас отношения с Яковом Ивановичем?
— Обычные, рабочие. Он всенародно избранный мэр, а я всего лишь депутат на общественных началах. Есть разница?
— Есть, конечно. Вы с ним часто встречались, например, в администрации?
Он ответил сразу, не задумываясь:
— Нет. Не часто. На сессиях он бывал редко, на совещание как-то приглашали — вот, пожалуй, и все.
— А с депутатом Надеждой Кауровной Прошкиной какие вас связывают отношения?
Он пожал плечами:
— Никаких особых отношений — она депутат и я депутат, только разница в том, что она все время поддерживает Ударникова, а я его периодически критикую.
— Кто-то из ваших близких мог испытывать к вам неприязнь?
— Что вы, Лариса Сергеевна, на то они и близкие, чтобы без неприязни. — Он никого не будет впутывать в свои проблемы.
— Спасибо, Сергей, поправляйтесь.
— А как там наш депутат Станислав Михайлович Вабузов? — Он заметил, что Лариса Сергеевна покраснела.
— Помогает следствию. Я прощаюсь, берегите себя и близких.
Марина появилась в палате незаметно, со страдальческим видом присела на стульчик. Она была в красивом сиреневом платье.
— Франсуаза Саган. Сиреневое платье Валентины. Акт первый, — произнес Сергей.
Марина ничего не поняла, только пожала плечами:
— Саган? Валентина? Сережа, ты о чем?
Начало их встречи сегодня ей не нравилось.
— Марина, Франсуаза Саган — это такая французская писательница. Пьеса называется «Сиреневое платье Валентины». Там рассказывается о любви парня к подруге матери. В итоге молодого человека бросают. Ты сегодня пришла в сиреневом платье, и я вдруг вспомнил, что про сиреневое платье уже читал.
— А Муму ты не вспомнил? — Это было уже слишком, он сразу заговорил о расставании, и Марина заплакала. Сквозь слезы она спросила: — Бабушка у тебя была?
— Была! Рассказала про тебя интересную историю. Ты, оказывается, беременна, только я об этом ничего не знаю!
Марина съежилась. Он, оказывается, может быть жестоким, этот простак Пестерев.
Девушка притихла и вытерла слезы.
— Сережа, ты можешь меня выслушать?
— Сударыня! Я не хочу с тобой ругаться, но сказки твои слушать не намерен. Это пусть бабулька верит, мне не надо врать.
— Сережа! — Этого она от него не ожидала. «Думала, что все время он будет по-интеллигентски мямлить. Откуда этот металл в голосе?» — пронеслось в голове.
— Марина! Я все тебе сказал в прошлый раз. Не будем мы с тобой счастливы, не придумывай ничего, пожалуйста. Бабушку всполошила, она старенькая, ей волноваться нельзя. Ради чего? Мучиться всю жизнь? Скажу тебе больше, я люблю другую, уходи. — И отвернулся к окну.
Марина изо всех сил пнула кровать, так, что даже капельница с лекарством перевернулась.
«Хорошо, что следователь успела уйти», — подумал Сергей.
— Ты еще пожалеешь! Ненавижу! — закричала она и выскочила из палаты.
Ручка на двери заходила ходуном.
«Надеюсь, что все закончилось». — Он вздохнул с облегчением.
Сергей звонил Наташе несколько раз в день, но она почему-то не брала трубку.
«В ней столько теплоты и нежности, столько трогательности!» — Он вспоминал, как девушка смотрела на него, открыто и доверчиво. Сергей думал о том, что не смог научиться любить, находясь рядом с Мариной, потому что настоящая женщина — это вовсе не самая красивая и самая умная, а та, которая дает мужчине особое состояние души, и к ней тянет как магнитом.
«Врешь ты себе, Пестерев, врешь. Знал ты, что нет никакого ремонта в общежитии у Марины, но тебе было удобно в это поверить. Бабушка права, ты сам создал такую ситуацию, которая заставила Марину искать варианты, как тебя женить».
Если бы Наташа не появилась в его жизни, он бы и не знал, что такое любовь, и довольствовался бы Маринами. Теперь все изменилось. Он хочет заботиться о Наташе и скучает, очень скучает без нее. Он учил и жизнь, и любовь по книгам, как хотела бабушка-библиотекарь, она считала, что только книги делают чувства возвышенными, тонкими, красивыми и затрагивают душу.
Сережа читал те книги, которые давала бабушка, — там были прекрасные рыцари, которые спасали благородных дам, сражались из-за красавиц на поединках, стрелялись из-за них на револьверах.
«А нельзя было договориться?» — недоумевал мальчик и спрашивал бабушку.
Она говорила, что рядом с любовью всегда были ненависть, страсть и страдания, без них в любви никак. Книги утверждали, что любовь — это не гром среди ясного неба, чудо любви рождается в душе человека. Еще бабушка говорила, что девушки мечтают о любви, а мужчины совершают поступки, и поступки важнее слов. Книги его с детства приучили к тому, что чувства и переживания надо держать внутри себя. Мужчины не плачут.
Сергей придумывал себе идеалы, но девушки, которых он встречал, никак не вписывались в созданный им образ, не выдерживали экзамен на идеальность. Сейчас ему все равно, похожа Наташа на его юношеские мечты или нет. Он любит не придуманный когда-то идеальный образ, а эту конкретную, живую и прекрасную женщину. Его душа пела, ликовала и болела одновременно, когда он думал о ней. Казалось, внешне ничего вокруг не поменялось — та же больничная палата со старыми стульями, но когда он вспоминал о ней, окружающий мир становился каким-то радужным, светлым, и рождалось только одно желание: сделать любимого человека счастливым, принадлежать ему душой и телом.
Почему он не замечал ее раньше? Она ведь была почти на каждой сессии, брала у него интервью, разговаривала с ним. Он отвечал на ее вопросы, обсуждал с ней местные новости, но только сейчас кто-то там, наверху, словно шепнул ему: остановись, задержись на мгновение, почувствуй!
Сергей и остановился, и посмотрел на нее другими глазами, и внезапно понял. Это она, любовь всей его жизни. Наташа Петрова.
— Ау! Ты о чем думаешь? — Дмитрий Рогалин стоял около кровати. — Здороваюсь с тобой, а ты как глухой.
— Да о своем думал. Здравствуй!
— Сергей, я к тебе с разговором. Думал сначала, что не буду тебя по работе напрягать, раз ты в больнице, но решение не требует отлагательств. Так что извини.
— Конечно, Дмитрий, я уже в норме, меня через несколько дней выпишут, так что самое время возвращаться к жизни, пора вникать в политические процессы. Рассказывай, с чем пришел.
— Я не знаю, как тебе сказать и какие ты сделаешь выводы, но мы с Сашей Сидоренко решили отозвать свои подписи под требованием об отзыве главы ЗАТО Угорска. Политическая ситуация нормализовалась, и мы думаем, что необходимости в этом больше нет.
— Какая ситуация нормализовалась? Ударников покинул свой пост? В городе решены все проблемы? Может, я что-то пропустил, пока лежал в больнице? Я тебя не понимаю, Дмитрий!
— Ударников работает на своем месте, мы решили больше не заниматься темой его отзыва. — Рогалин потупил глаза.
— Вот это — понятно.
— Но мы же сразу договаривались, что каждый из нас — единица самостоятельная и может поменять точку зрения на любом этапе развития событий.
— Договаривались, но обещали друг другу это аргументировать. Значит, я могу задать вопрос — почему?
— Сергей, ну что ты привязался, честное слово, со своей аргументацией! Тебя вон пытались отравить, ты чуть не погиб. Нам что теперь, своей очереди ждать? У нас семьи и дети, это ты без руля и без ветрил пока, без семейных обязательств.
— Я все понял, Дмитрий.
— Ну, раз ты понял, я тогда пошел.
Пестерев усмехнулся — ну вот и разбегаются соратники, как только почувствовали опасность. Как теперь они людям в глаза смотреть будут? Сколько было громких заявлений! А он теперь будет единственным в поле воином?
Люди ему поверили, у него нет оснований повернуть в своих действиях назад, даже если коллеги-депутаты предали его. Сергей не сомневался в том, что он прав. Он доведет до логического завершения это, по мнению многих, бесперспективное дело, — стиснет зубы, напряжет мышцы, плюнет в лицо обстоятельствам, потому что он давал людям Слово, иначе он перестанет уважать прежде всего самого себя. Он обнадежил людей, своих избирателей, которые когда-то поддержали его. У него, как у героя пантелеевского «Честного слова», на первом месте — чувство долга и верность своему обещанию.
Да и что скажет Наташа! Посмеется над ним?