Всю эту идиллию враз прервал звонкий голос Светланы:
— Ну, ребята, красота! Мандерли отдыхает.
— Мандерли — очень красивое поместье, замок в романе английской писательницы Дафны Дюморье, — специально для Сергея пояснила Наташа. — Ты, наверное, не читатель дамских романов, — и обращаясь к Светлане, сказала:
— Чудачка, Мандерли действительно отдыхает! Кстати, здесь рядом деревня Миндерла, чем не красивое название для сибирского поместья? Что-нибудь случилось, Света? Ты даже не предупредила!
— Пока вы тут прохлаждаетесь, задержана по подозрению в отравлении депутата Пестерева тоже депутат Прошкина! А заказала ей отравление ваша бывшая пассия Марина! Весь город эту новость обсуждает.
— Этого не может быть! — воскликнули они в голос.
— Поэтому и приехала к вам лично, чтобы эту новость сообщить.
— Пойдем мы тебя накормим, ты расскажешь подробности. Просто фантастика!
— Это действительно надо осмыслить и пережить! Я, между прочим, приехала к вам с коньяком. Стресс снимать будем!
Маруся с бабушкой ушли в магазин, а остальная компания расположилась в доме, за деревянным столом. Света, как фокусник, достала откуда-то бутылку коньяка «Кизляр», шоколадку и три стопки.
— Набор музейного работника!
Она наполнила шкалики ароматным напитком.
— Нет, все-таки коньяк пахнет клопами, — шмыгнула носом Светлана и скомандовала: — Наливаем, пьем! — Она быстро опрокинула свою стопку.
— Нет, дорогая, это клопы пахнут коньяком, — сказала Натка, еще не осмыслившая полученную информацию.
— Граждане и гражданки! Давайте забудем всю эту страшную историю, будем считать, что все закончилось хорошо.
— Как же Марина смогла распорядиться чужой жизнью? А Кауровна? — спросила Наташа.
Сергей молчал, ему сейчас было тяжелее всех.
— Я никогда ничего не обещал Марине. Никогда и ничего!
— Да мне наплевать на это, главное, чтобы ты не кинул мою подругу, а то я за тебя возьмусь, — сказала захмелевшая Светка.
Напряжение отступало медленно, сначала со лба, с переносицы, потом спадало с глаз, отпускало руки. Когда Наташину душу отпустили ледяные щупальца и очень медленно начал таять ледяной ком внутри, она наконец перевела дух.
— Вы знаете, у меня ощущение, что мы смотрели страшный спектакль. Я была как зритель в третьем ряду.
— Если человек сделал подлость, она вернется к нему бумерангом, — уверенно сказала Света.
— Ты, конечно, жалеешь Марину? — спросила Наташа Сергея.
Он придвинулся к ней близко-близко, уперся носом в ее нос и прошептал:
— Нет, не вижу смысла. Кауровну жалко, ей-то я зачем? Давай забудем эту историю, в спектакле занавес, милая.
— Да уж, пьеска получилась! — подхватила Света. — Зрители от увиденного до сих пор в ауте. Разливай, Сережа, — обратилась она к Пестереву. — Гулять так гулять!
Он потянулся за бутылкой и нечаянно опрокинул ее музейную папку, из которой посыпались бумаги с записями, буклеты.
— Прости, экскурсовод, прости. — Пестерев сгреб в охапку музейное богатство и застыл, держа старую размытую фотографию.
— Это откуда?
— Да это я для твоего журналиста Петровой приготовила. Помнишь, Наташа, я рассказывала тебе про дневник зэка, который принесли строители, ну тот, что из ковша экскаватора? Он писал, что завидует нам, живущим в закрытом социалистическом городе, дневник на удивление написан просто литературным языком! Там была фотография вот этой девушки. Фотография, между прочим, хорошо сохранилась, и девушка симпатичная. Ты хотела материал написать.
Лицо Пестерева побелело.
— Это фотография моей бабушки. Где ты это взяла? Где дневник?
Теперь оторопела Светка:
— Говорю, принесли находку к нам в музей. Дневник нашли строители, когда рыли котлован, он лежал в металлической коробке. Может, какой старый дом много лет назад разрушили, где жил этот человек, может, что еще, но дневник нашли случайно, кое-где листки истлели, разорваны, но прочитать можно. Ты уверен, что это твоя бабушка?
— Да! Это моя бабуля, я это фото хорошо знаю с детства, разглядывал не один раз. Значит, дневник принадлежал моему деду! Не может быть! Бабушку надо как-то к этому подготовить, она старенькая уже…
— Сережа, забери, но только с возвратом, это уже музейный экспонат, — растерялась Света. — Угорск был построен заключенными ГУЛАГа, значит, твой дед был среди них. Информация об этом до сих пор засекречена и разглашению не подлежит.
— Ты знаешь, я чувствовал в этом городе его присутствие, не мог себе объяснить почему, но чувствовал! Не зря приехал сюда и бабушку перевез, как будто мы искали его и хотели соединиться.
Наташа обняла Сергея и тихо сказала:
— Вот вы и встретились.
Сегодня потрясений на единицу времени было слишком много.
Глава 38Мэр выходит из воды сухим
Угорск, наше время
Следователь Лариса Сокольская сидела в приемной главы администрации и ждала свое назначенное время. Она, конечно, могла бы пригласить Ударникова для беседы к себе, но разговор на его рабочем месте следователь считала лучшим вариантом.
В приемной администрации телефон разрывался от звонков, и она слышала, когда секретарша снимала трубку, что кричали звонившие, поскольку кричали они очень громко.
— Вы сами воду пробовали пить?!
— У меня ребенок маленький!
— Вода грязная, вы о чем думаете?!
— У меня ванна коричневая!
Дело в том, что в квартирах Угорска из кранов текла техническая вода, на вид мутная и ржавая, темно-желтая и непригодная для питья. От этой коричневой чумы ничего не помогало — ни кипячение, ни отстаивание. Качество воды проверяли не только в конкретных домах, но и в распределительных сетях. При сравнении выходило, что к потребителям поступает совсем не та вода, что выходит с головных водопроводных станций. Оказалось, что воду очищают нормально, но эта очищенная вода поступает в водопроводную сеть по старым ржавым трубам. Изношенность труб, которые в большинстве домов не менялись десятилетиями, и стала причиной воды цвета крепкого кофе. Ударников собирал совещание за совещанием, поэтому просил следователя немного подождать. Она обрадовалась, когда увидела в приемной знакомое лицо Натальи Петровой.
— Здравствуйте, Наташа!
— Лариса Сергеевна! Как хорошо, что я вас встретила. Вы какими судьбами здесь? Мне нужно с вами об интервью договориться.
— Следствие не закончено, и пока я ничего комментировать не могу.
— Тогда скажите мне, неужели это и правда Марина? Мы ведь с Сергеем… — Наташа запнулась, — с Пестеревым теперь живем вместе, и мне надо это знать от вас, не от чужих людей. Я ведь чувствую свою вину в этой ситуации.
— Знаете, Наташа, я скажу вам из своей практики. Женщины живут сердцем и эмоциями, поэтому с точки зрения разума многие их поступки необъяснимы, непредсказуемы. Чувства заставляют женщину действовать импульсивно, часто не задумываясь о последствиях. Дамочке так хотелось замуж, идея стала просто навязчивой, она зациклилась на ней. К тому же возраст у нее критический, и ей казалось, что нашелся человек. Только сам человек об этом не догадывался, и она решила, что может повернуть ситуацию в свою пользу. Прошкина последнее время с ней общалась, давала советы, делилась проблемами, и она уверилась, что может к ней обратиться с таким предложением, не безвозмездно, конечно. Дамы друг друга нашли. Кауровна, конечно, раскаивается, она истратила деньги на лечение сына-наркомана, а он все равно скончался. Такая вот грустная история.
— А вы знаете, Лариса Сергеевна, что отец ее ребенка — Семен Палыч Чистов? Она сама рассказывала мне об этом. Может, вам это пригодится? Она надеялась, что он к ней вернется, когда она ему расскажет о сыне.
— Чистов не знал, что это его сын?
— Нет.
— Спасибо, Наташа, мне эта информация пригодится. Теперь мне многое становится понятным. Она, конечно, хотела доказать ему, что способна на поступок, но это был скорее жест отчаяния.
— Что ей будет? Сергей ведь, слава богу, остался жив.
— Да они не ставили задачу умертвить депутата, им нужно было его привязать к больничной койке, а дальше у Марины были свои планы. На больничной койке Пестерев оказался, но планам Марины не суждено было сбыться.
— Лариса Сергеевна, заходите, — громко позвала секретарша.
Яков Иванович выглядел уставшим. В такие дни он особенно ненавидел местный народ и своего зама по коммуналке, мужика вредного, но знающего. Ему казалось, что зам видел его насквозь, его панику, нервное состояние, а самое главное — нежелание этим коммунальным коллапсом заниматься. Мэра раздражала следователь, слишком часто, по его мнению, посещавшая его кабинет. Ему совсем не хотелось, чтобы эта дамочка пронюхала, что он встречается с инвесторами — Национальной строительной компанией, которая хочет строить в Угорске завод по переработке монацитового концентрата. А городской совет в прошлом году принял решение о недопустимости размещения в черте города вредных производств. Опять возбудится этот Пестерев, завоет телевидение, и его начнут обкладывать со всех сторон.
«Только я сейчас сам принимаю решения, без дяди». Он давно хотел оторваться от дядиной «пуповины» и прекратить играть вторые роли. Срабатывал эффект сжатой пружины, когда раздражение накапливается, сжимается и резко выходит наружу. Это явление и в технике, и в обычной жизни опасное, человек становится неуправляемым. Судьба не допустила этого и словно услышала его, включила на пути дядиной судьбы красный свет, не проскочил Чистов «свой перекресток» и теперь долгое время пробудет в тюрьме Таиланда.
«Надо постучать по дереву, чтобы удача не отвернулась. С одной стороны его жалко, но он сам виноват, старый развратник, поперся в Таиланд за бабой, здесь ему, что ли, мало было?» — подумал Яков.
А эту бабу, следователя, он боялся и поэтому, вспоминая советы Чистова, был тих и покладист.
— Яков Иванович, я пришла побеседовать с вами, чтобы прояснить последние детали. Вы были в числе тех, кто принимал участие в