– Маму проведать хочешь?
– Угадала, – качнул головой я. – Обещал наведываться, а сам пропал.
– Может, не нужно было общаться, просто посмотрел бы со стороны…
– Не знаю, – честно ответил я, закусив губу, – наверное, ты права. Понимаешь…
– Увидел – и не смог удержаться? – понимающе кивнула Катерина, она всегда была сообразительной.
– Да.
– Просто она рано ушла, и ты соскучился, вот и не смог сдержаться, так мне кажется. Моя-то жива была, когда мы сюда провалились, оттого и нет такой тяги к ней. Хочется понаблюдать, увидеть, как растет, становится взрослой, но не вмешиваться.
– Я не собираюсь вмешиваться, понимаешь, мне просто хочется ее видеть, хочется говорить с ней. Вроде девочка совсем, а все понимает не по годам.
– Смотри, чтобы как в кино не вышло, а то влюбится в тебя, что тогда делать станешь? – вроде и с улыбкой говорит, а звучит вполне серьезно.
– Это стало бы полной ж… Буду осторожен, думаю, это будет последняя встреча, если она вообще состоится.
Через пару дней мы рванули в город. Здесь ребятам из охраны пришлось сложнее, только гляди. Но проблем я создавать им не собирался, внимательно выслушивая рекомендации. Катю с Аленкой отправил по магазинам, с двумя парнями из охраны, а сам поехал по месту жительства родного мне человека.
Время было обеденное, из школы мама уже пришла, но я сначала наведался к дереву, в дупле которого я предложил ей тогда оставлять записки для меня. Было ужасно интересно, что она мне писала, просила что-нибудь или еще что-то. Самой ей не проверить, взял ли я ее записки, дупло глубокое, бросив в него что-либо, ребенку уже не достать, а вот я смогу. Каково же было мое удивление, когда я выгреб из тайника лишь одну пожелтевшую бумажку.
«Дорогой Ангел, пишу вам лишь для того, чтобы сообщить, что больше не стану этого делать. Как говорит мама, нужно думать самой, а не ждать Божьей милости. Мне ничего не нужно, у меня все есть. Хотелось бы, конечно, чтобы папа чаще был трезвым, пьет много, мама ругается, но толку нет. А в остальном все хорошо. Да, я рассказала ей о сметане, она даже ответить сначала не могла. Нас с вами видели и рассказали об этом, она стала меня ругать, но я сделала, как вы учили, и… Мама долго приходила в себя, потом начала выспрашивать, кто мне это рассказал. Я не стала скрывать и честно все рассказала. Думала, мама будет ругаться, но она лишь помолчала, а потом объяснила мне, что слушать ангелов нужно, они приходят не к каждому человеку. Поэтому я поверила всему, что вы сказали, но все же просить ничего не стану. Прощайте, дорогой Ангел, надеюсь, вы будете за мной приглядывать и дальше, и не обидитесь на меня. Целую вас, Лариса».
Читая эти строки, написанные еще детской рукой моей будущей мамы, я не смог сдержать слез. Как же… Как же мне тебя не хватает…
– Слушай сюда, – немного нажав голосом, я смотрел в глаза невысокого, лет сорока мужчины, с красивыми волнистыми волосами. Тот был в нетрезвом виде, но вроде как соображал. – Я сейчас сломаю тебе руку, а в следующий раз, когда ты захочешь опрокинуть стакан в свою ненасытную глотку, жди нового перелома. В тебе больше двухсот костей, я буду ломать тебе их по очереди каждый раз, как ты нажрешься, не переживай, не устану.
– Чего ты ко мне лезешь, кто ты такой? – мужик был немного напуган, но не более того.
– Я все сказал, а ты – услышал. Если не поймешь, будет больно! – и с этими словами я легко перехватил худую руку своего будущего деда и легко сломал ее в локте.
Дед Вячеслав заорал и, кажется, протрезвел. Да, я размышлял над тем, как провести с ним воспитательную беседу, но ничего другого не придумал. Стыдно ли мне? Да с какого хрена? Он плюет на свою семью, когда пьет как конь, так чего мне жалеть его кости? Естественно, всю жизнь следить я за ним не стану, но все же придется какое-то время понаблюдать. На этот счет, кстати, есть идея, надо бы найти двух охламонов, они и помогут мне в этом деле.
Маму я в тот день все же увидел, но показываться не стал, лишь оставил подарок на балконе, влезать на него я в детстве научился очень быстро. Подарком были красивые сапожки, купленные мной в столице специально для нее. Возрастом она сейчас, как была моя дочь до попадания сюда, поэтому с размером я вряд ли ошибся. Я помню, как она очень переживала в девяностых, что обувь очень дорогая, а зарплаты были ужасно маленькими, да еще и задерживали их постоянно, а она очень любила хорошую обувь. В те проклятые годы родителям постоянно приходилось выбирать, то ли купить что-то из продуктов, то ли нас, сорванцов, одеть-обуть, а вещи мы портили знатно…
Сапожки я поставил на видное место, чтобы она их сразу увидела, едва выйдет на балкон, буквально запнется о них. Разглядев ее через окно, я тихо постучал и тут же рванул вниз. Укрывшись в кустах возле подъезда, здесь еще не вся листва облетела, я видел, как девочка Лариса выскочила на балкон. Поглядев по сторонам, она наклонилась и подняла сапожки. С детским, искренним восторгом она бросилась назад в квартиру, а я кивнул сам себе.
«Живи, живи как можно дольше, девочка, пусть такие радости случаются у тебя каждый день…»
Испытывая двоякие чувства, я вернулся в машину к охране и попросил отвезти меня к заводу, где работали дед с бабушкой. Дождавшись конца смены, увидел картину маслом. Бабушка идет домой с женщинами, а дед с мужиками бегут в ближайший магазин за водкой. Попросив охрану не вмешиваться, я терпеливо дождался, когда будущие… Да уже в принципе состоявшиеся алкоголики высосут две «пол-литры» на троих. До дома дед добирался долго, ноги пьяного всегда ведут не туда. И наконец возле дома я решил его перехватить и вдохновить на трезвую жизнь. Выйдет или нет, думаю, скоро узнаем.
– Как ты? – от Кати не скрылось мое настроение, и она мгновенно сообразила, что у меня что-то случилось.
– С вами – лучше, – заставил я себя улыбнуться и обнял своих девчонок.
Погуляв немного по городу, осенью, он выглядит немного хуже, чем летом, грязи много, мы решительно направились назад, в становящуюся уже родной деревню. Да, город сейчас не тот, летом, когда он в зелени, за ним еще следят, но вот ближе к зиме зрелище становится печальным. Хотя, думаю, так много где происходит, даже и в двадцать первом веке, чего уж говорить о семидесятых годах века двадцатого. Но мы это изменим, вопрос времени.
Наш, можно сказать, родственник дядя Коля ждал нас как родных. Привезли ему вкусняшек из города, а также баночку свежего пива. Хорошее в этом времени пиво, может, и хуже, чем в будущем, но даже мне, непьющему человеку, понравилось. Понравилось именно тем, что оно очень легкое, слабенькое, не знаю, не знаток, но думаю, градуса два-три всего в нем. Почему вдруг пью пиво, если не пьющий? Так поэтому и попробовал, потому как легкое оно, даже Катерина употребила. Все дело в том, что дядя Коля достал рыбу… Мама дорогая, держите меня семеро. Фронтовик как-то умудряется сохранять на небольшом леднике рыбу в идеальном состоянии, такое впечатление, что ее завялили буквально пару недель назад и она только-только подсохла. А я в одну из наших рыбалок удивлялся, зачем это наш добрый сосед вдруг мелочь брать стал? На все мои вопросы он тогда отвечал уклончиво, дескать, будет время – поймешь. Дядя Коля никогда, со времен нашего знакомства не брал судака меньше чем на пару килограммов, даже «двушки» были редкостью, а тут… Хвосты до пятисот граммов, все как на подбор. Оказалось, маленьких судачков он то же время от времени берет, но только на сушку. Я еще удивлялся, какая вялка из судака? Обычно все берут плотву, чехонь, ну или леща на худой конец, а тут – судак и окунь. Как же я ошибался… Сухой судачок, да и окунь тоже, будучи не костлявыми, зашли нашему семейству просто на ура! Я в жизни не ел столько рыбы в вяленом виде, как поел в этот раз. А пиво… а что пиво? На троих, бойцы нашей охраны категорически отказались, мы выпили трехлитровую банку и ни в одном глазу. Оно словно сварено для употребления с вяленой рыбой, а не для того, чтобы свалить без памяти вкусившего сей продукт. Короче, оторвались мы по полной, говорю же, никогда столько вяленой рыбы не ел, а уж Катя и подавно.
– Слушай, Саш, так что, ребятки теперь всегда здесь будут? – поздним вечером завел разговор дядя Коля.
– А что, мешают? – серьезно спросил я. Как-то ведь и не подумал, что нахождение здесь, в этом тихом райском местечке представителей спецслужб может не понравиться местным жителям.
– Да мне-то не мешают, их и не видно даже, – отмахнулся от меня фронтовик, – они там, сидя без дела, с ума не сойдут?
– Так давайте им работу придумаем, в чем вопрос? – усмехнулся я.
– Очумел, что ли? Они ж на службе!
– И что? Завтра озадачу их, будем причал новый ставить, у меня катер скоро созреет, не к старому же ставить!
– Пошлют они тебя, с твоими планами, и правильно сделают! – заключил фронтовик. Вообще, он прав, что-то я обнаглел немного, они ж не рабы, а люди при исполнении, да, это я как-то переборщил…
Кстати, нам ведь в деревню провели телефон, да не простой, а с защитой, это чтобы Москва до меня могла дозвониться и не быть прослушанной. Номер был всего у пяти-шести человек, лишний никто не позвонит, так что нормально. Я номер еще и Дерунову с Гориным дал, мало ли что, вдруг вопросы возникнут, у одного по стройке, у второго с лодочными моторами, я ж им идеи дал, мне и консультировать. Да и не против я, вдруг еще чего хорошего удастся внедрить? Горин вон и без меня активничает, водомет собрал, но пока чего-то не получается заставить его работать. Павел Федорович очень занят с новым авиадвигателем, скоро выставка, летом, если точнее, торопится.
До холодов я полностью успел расширить и подготовить наш дом к зиме, дядю Колю, кстати, уговорили жить в нашем доме, чего бегать туда-сюда, а его старый дом и сараи использовать как склады. Но фронтовик был немного другого мнения. Тот домик, который занимала наша охрана, был совсем неподходящим жильем. Дом был откровенно старым и заброшенным, поэтому дядя Коля постановил: