«Утверждаю»
Начальник 00 ГУГБ НКВД СССР ст. майор гос. безопасности (Бочков)
« » марта 1940 года ЗАКЛЮЧЕНИЕ
г. Москва, 1940 года, марта « » дня.
Я, младший следователь Особого отдела ГУГБ НКВД СССР мл(адший) лейтенант гос. безопасности Колчанов, рассмотрев архивно-следственное дело № 21042 по обвинению Тодорского Александра Ивановича, 1894 года рождения, уроженец Калининской области, русский, гр-н СССР, сын священника, бывший член ВКП(б) с 1918 г., в 1924 г. ЦКК ВКП(б) объявлен строгий выговор за антиморальное поведение и бытовое разложение, в 1937 г. парторганизацией НКО объявлен строгий выговор с предупреждением. В старой армии в чине капитана. В РККА с 1919 г. Жена Тодорского — Черняк Р.И. и брат Тодорский И.И. осуждены ВК Верхсуда СССР. До ареста — нач. УВВУЗ РККА. Осужден Военной коллегией Верхсуда СССР 4 мая 1939 г. к 15 годам ИТЛ с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества с поражением в политических правах на 5 лет и лишения военного звания «комкор».
НАШЕЛ:
Тодорский А.И. арестован 19 сентября 1938 года Особым отделом ГУГБ НКВД СССР как участник антисоветского заговора.
Проведенным по делу следствием установлено, что Тодорский А.И. в 1918 г., командуя 5-м Сибирским полком (правильно корпусом. — Н.Ч.) при оккупации германскими войсками г. Кременца был интернирован.
Являясь при немцах начальником гарнизона г. Кременец, Тодорский издал приказ, в котором подчеркивалось, что если будет убит хоть один немецкий солдат, то за это будет расстреляно десять русских.
В бытность в 1924—1926 гг. слушателем Военной академии имени Фрунзе, являлся участником троцкистской организации. Был близко связан с кадровым троцкистом Ладо Енукидзе, а в период нахождения последнего в ссылке, Тодорский оказывал ему материальную помощь.
Тодорский с 1932 г. являлся участником антисоветского военного заговора, в который был завербован Фельдманом (осужден).
Как участник заговора Тодорский проводил вербовочную работу новых участников заговора.
Являясь начальником Военно-воздушной академии РККА, Тодорский, как участник заговора, проводил вредительскую работу, направленную к подрыву оборонной мощи РККА в области ее военно-воздушных сил.
Кроме того, актом комиссии установлено, что Тодорский также проводил вредительскую работу и в области высших военно-учебных заведений РККА, являясь начальником УВВУЗ РККА.
[...]
В предъявленном обвинении Тодорский А. И виновным себя признал, отрицая свою причастность к троцкизму; впоследствии же от своих показаний отказался, но уличается показаниями арестованных Сатина, Казанского, Ефимова, Булина, Седякина, Ткачева, Карпель, Орлова, Пантелеева, Ланда, Хорошилова, Егорова, Либермана, показаниями свидетелей Попкова Н.И., Украинцева В.М. и актами комиссии.
На основании изложенного считаю, что виновность То-дорского материалами следствия подтверждена. ПОСТАНОВИЛ:
В ходатайстве Тодорскому А.И. отказать.
Мл(адший) следователь 00 ГУГБ НКВД СССР мл(адший) лейтенант гос. безопасности (Колчанов)
«Согласен» Зам. нач. 00 НКВД СССР майор гос. безопасности (Осетров)»[115].
На этом документе (в конце его) имеется запись, сделанная, по всей видимости, рукой Н.П. Афанасьева — заместителя Главного военного прокурора РККА: «Ознакомился в порядке надзора с делом Тодорского 10/XI. Это заключение полностью соответствует материалам дела. Основания для пересмотра дела нет. Дело возвратить в архив».
Александр Иванович продолжал отбывать свой срок. Некоторая надежда на смягчение его участи возникла после победы над фашистской Германией. На это надеялся он сам, на это надеялись члены его семьи — дочь А.И. Тодорского Услада по этому поводу обращалась и И.В. Сталину, и к М.И. Калинину.
«Народному комиссару обороны Генералиссимусу тов. Сталину
(от) дочери бывшего начальника Управления высших военно-учебных заведений Красной Армии комкора Тодорского Александра Ивановича —
Тодорской Услады Александровны.
ЗАЯВЛЕНИЕ
19 сентября 1938 года был арестован, а затем Военной коллегией Верховного суда СССР осужден сроком на 15 лет лишения свободы за участие в военном заговоре мой отец Тодорский Александр Иванович. Я не знаю, насколько виноват мой отец в том преступлении, за которое он осужден, но со времени его ареста прошло уже 7 лет. Отец мой в настоящее время болен, и тяжелые годы переживаний его преждевременно состарили, так что дальнейшее содержание его под стражей бесспорно окончательно подорвет его здоровье.
В связи с победоносным окончанием Великой Отечественной войны ходатайствую перед Вами или о пересмотре дела моего отца в сторону снижения назначенного судом наказания, или помиловать его, применив амнистию в связи с победой над гитлеровской Германией.
Тодорская.
Москва, ул. Жуковского, дом 12, кв. 15.
Тел. К-7-52-35.
5/Х-45 г.»[116]
Но тщетны были попытки облегчить судьбу А.И. Тодорского — осужденные по политической статье не подлежали никакому снисхождению, они продолжали тянуть свою арестантскую лямку. Отсидев свой срок, А.И. Тодорский был направлен в ссылку в Красноярский край. Оттуда он направил Главному военному прокурору пространное заявление с просьбой о пересмотре его дела и снять с него позорное клеймо врага народа.
Главному военному прокурору тов. Вавилову от бывшего комкора РККА Тодорского Александра Ивановича
ЗАЯВЛЕНИЕ
В Главной военной прокуратуре имеется просьба к Министру обороны СССР о моей реабилитации. Настоящим представляю доводы для пересмотра моего дела.
1. Главари военно-фашистского заговора Тухачевский, Фельдман и др., в числе 8 чел., были разоблачены и ликвидированы к 11 июня 1937 г. В течение одного года и трех месяцев после этого я по-прежнему работал в должности нач-ка Управления высших военно-учебных заведений в прямом подчинении народного комиссара Ворошилова.
Моя непричастность к заговору была настолько очевидна, что в разговоре со мной уже в 1938 г. Климент Ефремович заметил: «Я знаю, что Вы не виноваты». Вся наша страна знает, что Ворошилов на ветер слов не бросает. В свете исключительных событий 1937 г. Климент Ефремович имел возможность нелицеприятно взвесить политическое поведение мое не только вообще, но буквально по тысячам деталей, так как знал меня в течение по крайней мере последних 15 лет.
До этих же 15-ти лет мою безупречную военно-политическую работу рекомендовали ему Орджоникидзе Г. К. и Киров С.М., с которыми я работал на Кавказе и в Закавказье.
Мою гражданскую партийно-политическую работу тов. Ворошилов знал по положительной оценке В.И. Ленина в политическом отчете ЦК XI партсъезду и по специальной статье периода 1919 года (см. т.т. 23 и 25, 3-го изд. соч.).
2. Несмотря на высокое партийное доверие ко мне и на то, что я никогда не отклонялся от генеральной линии партии, 19 сентября 1938 г. я был арестован.
К этому времени в НКВД фактически уже безраздельно распоряжался агент империализма Берия.
Берия самолично подписал ордер на мой арест. Он лично знал меня, как преданного партии военного работника еще со времен 1920—1923 гг. в Азербайджане, когда я в Баку под руководством Орджоникидзе и Кирова командовал 1-м Кавказским стрелковым корпусом, а Берия был помощником Багирова в Азербайджанской ЧК. Бакинский период моей работы и отношение ко мне тт. Орджоникидзе и Кирова могут подтвердить с положительной стороны помощник Сергея Мироновича Чагин П.И. и писатель Бляхин (оба — старые большевики, сейчас в Союзе советских писателей).
3. Семь с половиной месяцев пробыл я в Лефортовской московской тюрьме. Шестнадцать сподручных (Иванов, Казакевич, Кузовлев, Мальцев, Комаров, Буланов, Мозалевский и девять других, коих уже не помню) самым постыдным образом старались выжать из меня нужные им для обвинения показания. В этом поистине смертном бою я превозмог человеческую слабость и сохранил политическое достоинство, добившись отрицательного протокола.
4. Вероятно, такими же методами допроса следствие добыло на меня ряд порочащих, голословных свидетельских показаний. Никаких очных ставок с оговорившими меня лицами мне дано не было.
Заключение следствия содержало обвинение меня во всех тягчайших государственных преступлениях, упоминаемых в Уголовном кодексе. В фабрикации обвинительного заключения главную роль играл враг партии и народа Кобулов, который подписал его с предложением судить меня по закону от 1.XII. 1934 г., подставляя под безусловный расстрел.
5. Судила меня в следственном кабинете Лефортовской же тюрьмы 4.V. 1939 г. Военная коллегия Верх(овного) суда СССР в составе председателя Алексеева и членов Детистова и Сус-лина. Последние двое работают, кажется, в Верх(овном) суде и сейчас и могут подтвердить, в каком виде предстал я перед ними, поскольку им долго пришлось находить что-нибудь общее между моей фотокарточкой при аресте и полуживым оригиналом на суде. Военной коллегии я заявил о своей невиновности.
Надо отдать справедливость суду, что хотя мое дело было рассмотрено им впопыхах, в течение 15 минут, без свидетелей и прочих элементарных формальностей, однако он успел отвергнуть наиболее кричащие вымыслы Кобулова, но, к сожалению, правильную линию не довел до конца, ошибочно признав меня виновным пост.ст. 58—7.58—11 и 17—58—8 (в участии в заговоре, вербовке для него членов и вредительстве в Воздушной академии и УВВУЗе) и приговорив к 15 годам заключения в ИТЛ с поражением в правах на пять лет.
6. Будучи совершенно невиновным, я безропотно отбыл этот длительный тяжелый срок заключения (в ИТЛ Коми АССР и в спецлагере в Иркутской обл.) без единого замечания и взыскания, не гнушаясь никакой физической работой. За примерный труд и хорошее поведение освобожден из лагеря на 3 месяца до срока, после чего направлен в ссылку на поселение в Красноярский край, где и нахожусь, работая в стройуправлении № 2 треста “Красноярскстрой” в городе Енисейске, без права голоса и без паспорта.