Как создать команду, а значит сотворить понимание, что это такое по сути? Не исчислять то, что будет мешать этому, некое перечисление дисциплинарных предупреждений, а погрузиться в понимание жизни как таковой, потому что там, где живёт и смотрит зритель, есть та самая истина жизни, которую следует знать и научиться воспринимать как свою собственную. Поэтому для меня этот путь превращения знакомого некто в сотрудника был непростым. Приходилось очень часто выбирать между профессиональным навыком нового знакомого – всё-таки это телевидение – и знанием жизни. Научиться навыку намного проще, нежели познать жизнь.
Ошарашить зрителя может авторский профессионализм, но научить жизни может только знание её как таковой. Именно «излучение» жизни притягивает зрителя к экрану. Меня всегда настораживали легко болтающие на радио и телевидении. И все эти погружения в идею делали телевидение, бесспорно, более дисциплинированным, но в той же степени менее интересным, всё, что понятно всем, совсем не значит, что это и есть самое главное и самое ценное. В подобных утверждениях кроется значимое противоречие, это не есть излучение некой элитности телевидения, ни в коем случае, хотя элитность не дает оторванности от жизни.
Элитность – это способность взглянуть на жизнь «свысока», сопоставить себя со значимостью самой жизни, которую ты проповедуешь. Этот речитатив важен, потому я со своей командой старался делать радио и телевидение, которые побуждали человека думать об окружающей жизни, радоваться ей или быть недовольным происходящим, а значит, и иметь право предъявлять требования к ней. Отчасти нам удалось сформировать такую команду, но только отчасти. Как я уже сказал, первым этот груз «непохожести» должно было взвалить на свои плечи информационно-политическое вещание. Иначе говоря, то, что должно быть самым доступным и понятным, не имеет права отторгаться от интеллекта. Обострённость политической ситуации, в которой рождалось Всероссийское радио и телевидение, не только побуждала, но и обязывала его создавать иной образ и телевидения, и радио. В полном смысле этого слова мы его придумывали.
Всё начиналось именно с названия: «Вести», «События – время московское», «Момент истины», «Алфавит», «Магия театра», «Там, за горизонтом»… И второе сверхважное для ведущего информационно-политических передач – это импровизация, главная составляющая профессионализма ведущего и информационных, и общественно-политических программ.
Я в своей жизни никогда не выступал по тексту. Это чрезвычайно настораживало политическое начальство. Где-то в шестидесятых я, будучи заместителем отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ, присутствовал на областной комсомольской конференции и, как работник ЦК ВЛКСМ, должен был там выступать, что я и сделал.
Тогда первым секретарём Ставропольской краевой партийной организации был Михаил Сергеевич Горбачёв. Я выступал без текста и во время своего выступления услышал слова Горбачёва, произнесённые по ошибке в микрофон, который он забыл отключить. «Слушай, – обратился Горбачёв к рядом сидящим с ним в президиуме первым секретарям обкома комсомола, – Попцов говорит уже двадцать минут, и это без всякого текста. Как это может быть?»
Эти навыки я старался преподать своим коллегам, и те, кто их осваивал, моментально уходили в отрыв. По этому поводу у меня была масса повседневных споров с ведущими информационных программ, которые были лишены навыка импровизации. Это делало их чрезвычайно зависимыми от текста, который им предстояло озвучивать в эфире. Ведущие чувствовали себя скованными, и если «серьга» в ухе давала сбой и текст, который он практически повторял под диктовку, обрывался, видеть поведение ведущего, его беспомощность было удручающе и унизительно – потому как это случалось и в твоей компании, среди тех, на кого ты сделал ставку, как председатель ВГТРК.
Общепринятый формат информационных программ исключал какие-либо рассуждения по поводу фрагментов произносимого текста. Я был сторонником противоположной точки зрения, и такие рассуждения, если человек владел навыком импровизации, допускал, чем порой приводил буквально в ярость наших конкурентов с Первого канала, они постоянно критиковали меня за эти отклонения от формата. На что я им ответил прямо в эфире: «Я сказал, что основой развития и продвижения телевидения вперёд – является история творчества, которое было, есть и будет всегда ненормативным, потому оно и творчество. Информационные программы – одно из направлений творчества, поэтому фрагментарные рассуждения в информационных программах не только допустимы, но и обязательны». Я тотчас привёл в пример выступление одного из ведущих CNN. Передача была посвящена губернаторским выборам в одном из американских штатов. Ведущий сказал буквально следующее: «На выборах в штате Колорадо победу с большим отрывом одержал Джон Стайберг. Задавать вопросы „почему?“ – не имеет смысла. Вы же хорошо знаете, что такое Джон Стайберг». Всего две фразы, а полнообъёмность интриги налицо.
Моим главным оппонентом в подобной полемике был, как правило, Владимир Познер. Человек, которого я, бесспорно, уважал в силу его громадного международного опыта, он работал и в Европе, Америке. Познер привнёс в наше телевидение американскую стилистику и манеру ведущего телевизионных программ. Эту эталонность Владимир Познер сохранил до сегодняшних дней. Когда вы смотрите его очередные поездки вместе с Ургантом по Европе или по той же Америке, уверяю вас, вы должны осознавать, что прикасаетесь к американскому телевидению. Познер заразил отечественное телевидение американским стилем вещания, создав целую плеяду подражающих ему. Скорее нет, нежели да. Программа «Взгляд» времён Владислава Листьева пыталась это сделать, но полнообъёмного воплощения американского телевидения не получилось. Причин много, одна из них – внезапная гибель Влада Листьева. Ныне программу Познера можно назвать неким телевизионным музеем непохожести стиля Владимира Познера.
Россия – другая страна, и её непохожесть кратно значимее любого зарубежного опыта. Учиться надо, но копировать бессмысленно. Тот факт, что рядом с нами уже было состоявшееся телевидение «Первого канала», было и благом, и бедой одновременно. В этих условиях нам следовало создавать своё, непохожее телевидение. На первых порах – практически без каких-либо ресурсов, в прямом смысле этого слова, создать российское радио и телевидение на пустом месте. Не повторять, не копировать, а создать другое телевидение и другое радио. Говорить, насколько это получилось, можно совершенно свободно спустя 25 лет – недавно российское телевидение и радио отмечало именно эту дату своего существования. Бесспорно, вызревание этого «да, получилось», но проходило оно поэтапно, и весомый вклад в эту непохожесть внесла политика.
Девяностые годы по общему признанию были лихими годами в истории Новой России. Они были перенасыщены политикой, и непохожесть Российского телевидения в первую очередь создала именно политика. Ибо РТР, а именно таким был телевизионный логотип ВГТРК, давало иное толкование политическим событиям, нежели их конкуренты, потому что являлось не только фабрикой показа этих событий на экране и в радиоэфире, но помимо этого, а точнее, прежде всего, их сотворителем и участником. Ибо процесс создания ВГТРК был двусторонним. Новая российская власть считала себя создателем Нового Российского радио и телевидения, и это было справедливо. Но в то же время, встречным потоком Новое Российское телевидение создавало и помогало формировать новую российскую власть. Я бы рискнул сказать, что их взаимозависимость была равной. И мое появление во главе ВГТРК было очевидным подтверждением этой взаимозависимости. Я придумал ВГТРК, будучи депутатом парламента и заместителем парламентского комитета по СМИ, предложил совершенно другую модель всероссийских СМИ в сфере телевидения и радио. Это было начало заката Гостелерадио, как центра управления телевидением и радио. Распался Советский Союз, и наступила новая политическая эра, и, что самое важное, ВГТРК создавалось в атмосфере этих катаклизмов. Разрушение старого и одновременно создание нового, пытаясь из политического миражного хаоса не устраивать танцы на обломках рухнувших структур, а сохранить дееспособность и привлечь в свои ряды талантливых и лучших, которые, конечно же, были.
Новая власть нуждалась в рупоре своих идей. И тот факт, что я, человек из нутра этой власти, остался во главе мною же придуманного телевидения и радио, чрезвычайно усложняло жизненную повседневность. Власть вобрала в себя все недостатки новой и плюс к тому молодой власти. Это касалось и возраста новых лидеров, и многих чиновников. Они не завоевывали эту власть в непримиримых боях, она была им дарована судьбой. Бои и кровопролития будут потом. Но желание быть признанным опережало умение, которое дарует это признание. А вот с умением было хуже. Поэтому требуя поддержки своих идей, а поддержку должно обеспечивать телевидение и радио, власть была крайне агрессивна в своих требованиях. К тому времени я был человеком, хорошо знакомым с политикой, мне было тогда 54 года, из которых 24 года я возглавлял довольно известный общественно-политический литературный всесоюзный журнал «Сельская молодёжь. Журнал достаточно популярный и политически острый, не говоря уже о том, что вся предыдущая биография была практически чисто политической. Секретарь комитета комсомола Лесотехнической академии, инструктор Ленинградского обкома комсомола, секретарь обкома комсомола, первый секретарь обкома комсомола, заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК ВЛКСМ, главный редактор литературно-художественного общественно-политического журнала ЦК ВЛКСМ «Сельская молодёжь».
Перенасыщенной была и общественная деятельность: член Союза писателей СССР, секретарь Московской писательской организации, секретарь Союза писателей России. В Московской писательской организации я возглавлял работу с молодыми писателями. Этим же самым впоследствии я занимался в Российском союзе писателей. Как говорится, политика, политика и еще раз политика, но это к слову. Оказавшись в новой ситуации, я, естественно, ориентировался на опыт прошлых лет. Всю свою жизнь я исповедовал принципы конструктивной оппозиции. И журнал «Сельская молодёжь» была выразителем этих взглядов. Это делало отношения с властью, на уровне ЦК КПСС, непростыми, но чрезвычайно полезными. Они стали для меня настоящей школой. В разное время я общался с секретарями ЦК КПСС и членами Политбюро: Михаил Андреевич Суслов, Фёдор Давыдович Кулаков, Егор Кузьмич Лигачёв, Николай Иванович Рыжков, ну а позже и Михаил Сергеевич Горбачёв. И все эти эпизоды имели место, когда я работал главным редактором журнала «Сельская молодёжь