Знаковыми в моей редакторской жизни стали проводимые один раз в две недели либо раз в месяц совещания в ЦК КПСС, где собирали журналистов. На этих совещаниях давались оценки происходящих событий, как реакции СМИ на эти события. По сути, обсуждались нормативы установок, в пределах которых должны работать средства массовой информации. Тем более что в своей конкретике они постоянно менялись, стараясь поспеть за новыми задачами, которые перед СМИ ставила партия.
Более знаковые совещания с руководителями СМИ проводил М. А. Суслов. Я возглавлял всесоюзный журнал более 20 лет, так что насмотрелся и наслушался по полной. Сохранять независимую позицию журнала в этих условиях было очень непросто. В силу именно этого своего качества журнал постоянно был на виду. Ряд публикаций журнала имели большой резонанс в обществе и становились темой разговора на подобных совещаниях. Вспоминаются замечательные статьи Сухомлинского, доктора наук, поднявшего сверхактуальную проблему трудового воспитания школьников, а это были шестидесятые годы. Автор разработал эту систему и предложил её как новую программу для школ страны, и это стало темой разговора на одном из этих совещаний, которые вёл М. А. Суслов. Ему не понравился стиль статей Сухомлинского – слишком вызывающий, сказал Михаил Андреевич.
Школа вопросов трудового воспитания касалась стихийно, по сути, эпизодически. Никакой системы, кроме декларации на эту тему, не было. И вдруг – анализ и целостное понимание проблемы, и место семьи в этом процессе, и место школы. В своей статье Сухомлинский сделал принципиальный анализ состояния трудового воспитания в современной школе – бессмысленно критиковать то, чего нет.
Именно этот тезис в статье профессора Сухомлинского вызвал очевидное раздражение М. А. Суслова. Когда я понял, что обсуждение будет острое, я попросил слова и попытался обосновать, почему статьи Сухомлинского в нашем журнале можно считать программными для сельской школы. Уже потому, что вопрос ущемления сельского хозяйства, его подъём – ключевая проблема развития страны. А без повышения квалификации нового поколения этот прорыв невозможен.
Суслов мгновенно отреагировал. Новые идеи малозначимы, если они перечёркивают и сводят на нет и обесценивают пусть умеренные, но успехи в трудовом воспитании школьников как в прошлом, так и в настоящем. Я закончил своё выступление значимыми словами: «У меня нет сомнения, что труды Сухомлинского станут настольными книгами для каждого секретаря райкома и областного комитета партии».
– Товарищ Попцов, перестаньте нас учить, – прервал меня Суслов. – Сосредоточьтесь на постижении настоящего и постарайтесь это настоящее сделать сферой интереса современной молодёжи.
Относительно Сухомлинского я оказался прав. Проблема трудового воспитания школьников становилась ключевой на страницах молодёжной прессы. Но в тот момент это было аттестацией моих предположений.
Сейчас, оглядываясь назад, я вспоминаю замечательные слова Сокурова, которые он произнес в момент нашей беседы с ним: «Нам надо научиться пятиться». Мудрые слова. Предавать проклятью прошлое – это наша досадная данность, а вот постигать его – здесь есть проблемы. Прожитая тобой жизнь – это твой учебник жизни. И этот учебник творил не столько ты, сколько люди, оказавшиеся на твоём пути. И предназначение твоей памяти – вернуть долг этим людям, сотворившим твою жизнь, а, значит, не забыть их.
Я вспоминаю свою молодость. Когда вопреки логике жизни я вдруг был избран секретарём Ленинградского обкома комсомола. Эту историю я уже описал, и возвращаюсь к ней по одной причине.
Как снег на голову
Помню, как после этого пленума я вернулся домой. Матери дома не было. Она работала в институте на кафедре марксизма-ленинизма. Вернулась поздно. Когда я рассказал ей о пленуме обкома комсомола, на котором был избран секретарём обкома, то увидел на глазах матери слёзы.
– Я верила, что так случится. Тебя ждёт непростое, удивительное будущее, – неожиданно сказала мать. – Береги его.
– Откуда ты знаешь?
– Я это чувствую, – ответила мать и заплакала.
Впрочем, она была права, ибо это будущее было вопреки общепринятым нормам. Закончил академию, защитил диплом и уехал в один из регионов Советского Союза. Диплом я защитил на отлично (тема диплома «Полезащитное лесоразведение»). После защиты мой руководитель, профессор Борновицкий обнял меня и на ухо прошептал, чтобы не привлекать внимания: «Ещё два месяца, и будет готовая кандидатская диссертация».
Дорога в будущее была ясной и ожидаемой. Мне позвонил директор Тихорецкого лесхоза, где я проходил практику. И сказал: «Приезжай, мы тебя ждём. Ты нам нужен». А мой руководитель, профессор Борновицкий, уже подготовил план завершения работы теперь уже над кандидатской диссертацией, как и поддержку диссертационной комиссии относительно её защиты. После моей успешной работы на посту секретаря комитета комсомола Лесотехнической академии, в которую меня вовлёк именно ректор академии Никитин.
Как сказал профессор Борновицкий: «Мы можем рассчитывать на его поддержку относительно допуска к защите кандидатской диссертации». До перевыборной комсомольской конференции оставалось три месяца.
А далее случилось то, что случилось, – торжество принципа «вопреки». Как это было, я уже рассказал. Сначала – секретаря комитета комсомола Лесотехнической академии приглашает первый секретарь обкома комсомола Вадим Аркадьевич Саюшев, и вопреки своему желанию я оказался утверждённым на должность инструктора обкома комсомола в студенческом отделе. Работал там не более 4-х месяцев и вдруг узнал, что меня, инструктора обкома комсомола, вызывают в Москву на встречу с первым секретарём ЦК ВЛКСМ Сергеем Павловичем Павловым. Согласитесь, всё происходило вопреки привычным ранговым нормам.
Инструктора обкома комсомола приглашает на беседу первый секретарь ЦК ВЛКСМ. Как говорят в таких случаях – в страшном сне не приснится. Я еду и проваливаюсь на беседе. Ибо был вопрос С. Павлова: «Товарищ Попцов, вы возглавляли комсомольскую организацию Лесотехнической академии, и я хотел получить от вас ответ на один чрезвычайно важный вопрос. Почему секретари райкомов комсомола не пользуются авторитетом у секретарей вузовских комсомольских организаций?»
Я ответил: «Очень просто, Сергей Павлович».
– То есть как это – очень просто?
– Дело в том, у очень многих секретарей райкомов комсомола, и в том числе первых, нет высшего образования. А у большинства секретарей комитета комсомола вузов это образование есть.
– Ерунда какая-то, – среагировал Павлов.
И вот тут я совершил ошибку – не оценив серьёзно, кому я отвечаю на вопрос, я окончил свой ответ следующими словами:
– Сергей Павлович, если вы даже три раза назовёте мой ответ ерундой, это не перестанет быть правдой.
А далее случился неутешительный финал встречи.
Очень эмоциональный Павлов вскочил и стоя произнёс уничтожающую фразу:
– Товарищ Попцов, за вас – ваш молодой возраст, но против вас – ваша дерзость. До свидания!
Как говорится, провал был полнообъёмным…
Я в подавленном состоянии вернулся в Ленинград. Я не мог себе простить, что подвёл Саюшева. Но они тоже не проявили положенной мудрости. Ни о чём не предупредили меня – зачем я туда еду. А после этой встречи я не приблизился к пониманию истины. И мне никто не сказал, что есть идея избрать меня секретарём обкома комсомола. Всё держалось в абсолютной тайне. Когда я рассказал Саюшеву о своём разговоре с Сергеем Павловым, Саюшев, сохранив на лице злое выражение, сказал всего одну фразу: «Я всегда говорил, Олег, что тебе надо вырвать твой язык! Иди работай». Эта история, как ни странно, имела продолжение, и опять вопреки.
В студенческом отделе я отвечал за проведение комсомольских конференций. И готовил выступления секретарей, но прежде всего первого секретаря Саюшева на этих конференциях. И вдруг происходит неожиданное. Саюшев, который должен был выступить в политехническом институте, вдруг вызывает меня и говорит: меня вызывают в обком партии, на конференцию в Политех поедешь ты и выступишь.
– Вадим Аркадьевич, – едва не заикаясь, выговорил я, – вы первый секретарь обкома комсомола, а я инструктор. Политех – ведущий ленинградский вуз.
Саюшев в ответ усмехнулся и сказал:
– Важна не должность, а разум. А он у тебя есть. Потом расскажешь, как всё получилось.
Впоследствии было ещё три таких замены.
Лев Горчаков, заведующий отделом, свидетель этих необъяснимых неожиданностей, начал нервничать. Ну, а затем финал. Я готовлю выступление Саюшева на юбилее Ленинградского университета. Обком комсомола располагался в Смольном соборе, а наш отдел – на одной из колоколен, куда я поднимался по винтовой лестнице: там была небольшая комнатка, письменный стол и два кресла, напротив полки с книгами. Таким было моё рабочее место.
Я сижу, готовлю выступление, и вдруг поднимается ко мне один из моих коллег, тоже инструктор, и говорит – Олег, тебя вызывает Иван Васильевич Спиридонов. А дело в том, что автором большинства розыгрышей в обкоме комсомола был я. В академии было то же самое. Я подумал, что мои коллеги подражают мне и разыгрывают меня. И потому рискованно ответил – слушай, вали отсюда, ты что, не понимаешь, тебя разыгрывают. Коллега пожал плечами, ничего не ответил и ушёл.
Минут через семь слышу, как скрипит винтовая лестница. Смотрю, появляется голова Кима Иванова – первого секретаря Горкома ВЛКСМ. У него вес 120 кг. «Ты чего, ошалел?!» Далее сплошной мат: «…Мы сидим у Спиридонова, а он … выпендривается – розыгрыш!»
Я сдёрнул со спинки кресла пиджак, буквально скатился с винтовой лестнице и по километровому коридору, тому самому, в котором когда-то застрелили Кирова, мчусь в кабинет первого секретаря обкома партии.
Открываю дверь. В кабинете в своём вращающемся кресле сидит Спиридонов Иван Васильевич, а напротив первый секретарь обкома комсомола Вадим Саюшев – судя по желвакам, которые буквально перекатываются по его щекам, он с трудом сдерживал своё раздражение моим отсутствием. Я, ещё не отдышавшись, начинаю с извинения: «Простите меня, Иван Васильевич, я думал, что это шутка, розыгрыш». Иван Васильевич – человек, не лишённый чувства юмора, раскачиваясь в своём кресле, не скрывая ироничной улыбки, заметил: «Ах, вы ещё разыгрываете друг друга».