Силы противодействующих демократическим реформам были разобщены, они не имели явно выраженного лидера. У них не было экономической концепции, им нужна была помощь третьей силы, которая существовала как некое предощущение. Они нуждались в поддержке более широких слоёв общества и предположительно имели её в лице директорского корпуса ВПК и Агропрома, лишившихся монопольности, и ещё КПСС и РКП. Да и провинциальная исполнительская власть, имевшая партократическое происхождение, только условно могла считаться властью демократической. И всё-таки инициаторы путча совершили два очевидных просчёта. Переоценили авторитет вышеназванных сил, якобы их предполагаемых союзников, степень их влияния на массы, им подвластные. Поддержка директорского корпуса не значит – поддержка завода. И, во-вторых, они сочли недовольство политикой Горбачёва – недовольством всеобщим. К тому времени рейтинг Горбачёва опустился до самого низкого уровня в его биографии 10–12 %.
К этому добавили неустанное декларирование реформ при их полном отсутствии. Чисто эмоциональное восприятие – либералы провалились, либералы не могут.
Я остановился на этой теме подробнее, чем хотел, потому как в связи с 25-летней годовщиной этого события абсурдных оценок было сверх меры. От бредового утверждения – мы утратили шанс спасти СССР, на чём настаивали два политических антипода, Жириновский и Зюганов. Жириновский не устаёт повторять, что он был первым, кто поддержал ГКЧП. Притом амбициозная глупость запоминается более, чем нечто иное; Владимир Вольфович неудержим в своих претензиях на роль пророка называть ГКЧП революцией. Причём в стране, пережившей Октябрьскую революцию, которая её практически и образовала, так в ближайшем будущем появился политический бренд СССР, по сути социалистическая империя. И при этом называть политические потешности, такие как «ГКЧП», революциями – унизительно и безграмотно.
Желание дающих подобную оценку, а этим занимаются в первую очередь политологи и чиновники тех времён, как и впрочем журналисты того времени, – это осознанное завышение значимости времени, которое они пережили. Потому как быть участниками бунта управленческой верхушки, утратившей свой авторитет у народа, над которым они властвовали, не столь значимо, нежели быть участником революции, которую в силу краха ГКЧП они выиграли. Отсюда завышение оценок пережитого ими. Когда ты был в эпицентре этих событий, как их участник, – слушать эти декларации якобы революционеров с одной стороны смешно, с другой досадно, ведь несут эту хрень люди, хотя и не слишком значимые ныне, но известные, а порой и уважаемые до сих пор. Назовём это для успокоения – уставшей мудростью.
Но жизнь продолжалась. Путч 1991 года и события 1993 года уже давно остались позади, как и годы моего руководства созданного мною вместе с командой Российского телевидения и радио, а также отданные созданному мной издательскому холдингу «Пушкинская площадь», куда вошли еженедельники «Алфавит», газета «Вёрсты», журнал «Ах», еженедельник «Совершенно секретно».
С точки зрения замысла это было значимая суммация, с точки зрения воплощения она бесспорно состоялась, но мы стали участниками иной жизни, когда капитализм и его правила превратились из теоретических в практические. Мы все были выходцами из СССР и тех советских и значимых СМИ, которые все без исключения были государственными. Такие журналы, как «Знамя», «Современник», «Новый мир», «Молодая гвардия», «Коммунист», «Сельская молодёжь», «Смена», «Огонёк»; и перечень газет был столь же значим – «Правда», «Комсомольская правда», «Известия», «Труд», «Сельская жизнь».
Здесь действовал твёрдый закон. Владелец вкладывает средства в эти СМИ, и вся прибыль от их продажи поступает владельцу, т. е. государству. А главная задача этих СМИ поддерживать и олицетворять идеологию этого государства, имя которому Советский Союз. И вдруг в 90-е годы одномоментно всё рухнуло. Государство утратило статус социалистического и превратилось в капиталистическое.
СМИ получили полную свободу.
И они оказались в мире капиталистическом, в котором правил бал рынок, и как девиз – слова Ирины Хакамады: «Не надо суетиться. Рынок всё отрегулирует».
С этой минуты СМИ выступают как владельцы и издатели собственных изданий, они оплачивают труд журналистов и не только, но и печать СМИ и их распространение. Поэтому главной проблемой становится вопрос денег. Где их взять и кто их даст? Свобода великое достояние жизни, но, как показала практика, она дорого стоит.
Естественно, атмосфера повседневного существования СМИ изменилась полнообъёмно. И на вопрос в стиле Владимира Высоцкого «где деньги, Зин?» ответ в том же стихе – «у тех, кто держит магазин» – проще говоря, у богатых.
И хлынул поток новых изданий, таких как «Аргументы и факты», а затем «Аргументы недели», «Коммерсантъ», «Мир новостей» и десятки им подобных, столько, сколько стоил капитал, рождённый в начале девяностых. Идеология государства как объединяющего и мобилизующего ушла в никуда, она просто перестала существовать. Скрепы, которые держали социализм и его идеи, рухнули.
Рупором этих идей были СМИ, они контрастно изменились, встраиваясь в этот новый и малопонятный мир. Кто не сумел, те просто перестали существовать.
Мир перевернулся, наступило другое время. С этого момента СМИ выступают, как владельцы-собственники газет, журналов, изданий, и теперь вся прибыль от продажи этих изданий – это их прибыль, как, впрочем, и убытки. Отныне вы свободны и самостоятельны.
Большая часть изданий, исключая издания-миллионники, в советские времена были убыточными, и это бремя убытков несло государство, так как СМИ были его собственностью. И вот теперь всё переменилось. И тогда открылись очертания убыточности, говоря образно, глубокой ямы, которую собственными силами СМИ заполнить не могли. Они стали массово закрываться. Необходимо было время, чтобы адаптироваться к сложившейся ситуации и обрести навыки выживания в этих условиях. Поиски спонсоров для литературных журналов и многих знаковых изданий стали проблемой номер один. Реклама становилась главным ресурсом наполнения бюджета массовых СМИ.
Именно реклама совершила перелом, но только во внешнем облике СМИ, что вполне естественно. Реклама, её присутствие на страницах СМИ, как и в теле– и радиоэфире, кардинальным образом изменило содержание газет, журналов и теле– и радиопрограмм. На рынок хлынул поток малоформатных изданий. Привычные газетные форматы А-1, определяющие в советском прошлом, становятся исключением. Формат А-1 выдавливается с рынка полностью, уступив позицию формату А-2, практически ныне основополагающему формату для 90 % газетных изданий. А это значит, что информация, аналитика стали утрачивать свою весомость. Изданию стала выгодна информация с меньшим количеством знаков. Почему? Потому что она информация. Информация в меньших объёмах, в параметрах А-3 колонок, лучше воспринимается, а значит, более востребована. Выводы достаточно поверхностные, но они главенствовали.
В изданиях формата А-2 реклама стала занимать от 25–30 % общей площади. Естественно, это повышает окупаемость издания. Это выгодно владельцу издания, и во-вторых, это в интересах редактора, отвечающего за содержание информации и её качество.
Информация из цикла размышлений становится прерогативой резко сократившегося по численности известных изданий формата А-1, имеющих кратно меньшие тиражи по сравнению с изданиями формата А-2. Таких, как «Аргументы и факты», «Аргументы недели», «Мир новостей» и им подобные. Характерно, что в этом формате ныне работают «Комсомольская правда», «Коммерсантъ» и, недавно сменив свои форматы с А-1 на А-2, – «Литературная газета».
Производство газеты стало выгоднее издателю, но это не значит, что издание стало более интересным для издателя и круга авторов, в ней публикующихся, которые своими материалами фактически создавали образ и авторитет газеты, как в читательском мире, так и в мире власти, интересы которой затрагивали эти знаковые СМИ. Логика жизни неопровержима: «что-то теряем, что-то находим». И уже от журналистского мира, который творит СМИ, зависит оценка, как обретённого, так и утраченного, ибо СМИ своим ежедневным присутствием в этом мире либо повышают значимость и авторитет журналистики, как таковой, либо сводят его на нет. Увы, но нынешняя реальность такова, количество печатных изданий сокращается. Возможно это не совсем точный диагноз – но рискнём его огласить, печатный мир становится другим. И нелепо говорить, что один вид СМИ выдавливает или сводит на нет другой. Суть в ином – появление интернета сначала опрокинуло значимость и доверие к печатному слову, а затем поставило под сомнение значимость информационного радио и телевидения.
Появление интернета – это бесспорное торжество новых технологий в мире информации. Но в то же время это видимое обогащение мира СМИ, а по сути – почти разрушение информации, потому что опережение как составляющая интернета есть его главный козырь. И самостоятельная, а порой и живая информация, рождённая в интернете людьми непрофессиональными и очень часто случайными, присутствует в интернете и, конечно же, требует немедленного опровержения, потому как интернет явление массовое. С опровержением всё справедливо, но, как правило, оно не успевает, и ответные реакции на ложь случаются много позже и их значимость в силу опоздания становится малоэффективной.
Однако было бы неправильным эти интернетные атаки считать заблуждением и проявлением непрофессионализма и непросвещенности их творящих. Всё гораздо сложнее – сплошь и рядом рождение ложной информации не есть деяние непросвещённых и незнающих. Это продуманные действия сил, нацеленных на дискредитацию правды, как таковой, и сотворение раздора в обществе, формирование чувства неуверенности и страха. На сегодняшний день у общества нет рецепта, как противостоять этим разрушительным силам, порождённым интернетом. Вот, по сути, проблема № 1 в повседневной жизни читающих, смотрящих и слушающих граждан России, для которых СМИ и их творения очевидная, а порой и сверхзначимая составляющая повседневной жизни.