Удобрению способствовал прекрасный вид с балкона на уходящие вдаль парковые просторы- отраду студенческой души, пребывающие в архиплачевном состоянии из-за отдаленности от туристических маршрутов и на помойку студгородка – отраду души бомжовской. Балкон был отдушиной среди грязных общажных коридоров, и светлыми летними ночами на него стягивалась уйма народу, там проводились разборы и заключались союзы. Другим словом, балкон это было нечто общее, что объединяло – поэтому и лопухи росли под ним в таком изобилии.
"И разум- друг ошибок чудных."
Так-как абсолютное большинство студентов имело непосредственный контакт с науками, многие из них пытались экспериментировать. Эксперименты эти носили как локальный, так и глобальный характер. Однажды Игорьку – боксеру и философу кто-то из его добрых друзей поведал о том , что не у всякого человека хватит силы сжать в кулаке сырое куриное яйцо. Игорек , как и любой настоящий ученый конечно- же не поверил и решил самолично удостовериться верно ли данное утверждение. Достав из холодильника яйцо, он взял его в руку, собрался и что есть сил сжал кулак, силы хватило – яйцо стекавшее по стене комнаты и новым брюкам Игорька оказалось слабее человеческих возможностей. Так человек в очередной раз победил природу.
Вообще Игорян был личностью неординарной и живя в общаге, как и любой нормальный студент влипал в разные истории, впрочем, как и его сосед Санек скрывающийся на российской территории от службы в литовской армии.
Любили они шутки ради, друг друга ножичками и розочками попырять, да топориками покидаться. Так и жили не тужили, к порядку приучались, ибо за неправильно отрезанную корку хлеба или съеденную сверх лимита колбасу можно было получить перо в бочину. Но явление это не было патологической жадностью, продуктов вполне хватало и они даже портились, это была забота о здоровье ближнего.
На этаже у пацанов было спокойно и чисто до тошноты и, их часто приносило на "злополучный" четвертый этаж вечно бухой и грязный, особенно после генеральной уборки. Иногда правда происходил своеобразный обмен опытом, веселая компания с четвёртого этажа проникала на этаж к Игоряну и Саньку и устраивала дебош, чтобы жители не расслаблялись. За веселье попадало почему-то братьям Пирожковым или попросту Пирожкам, которые жили по соседству и принимали непосредственное участие в активно-беспредельной жизни общежития.
С ними вместе впросак попал как—то раз и Стасик, доверчивой души человек, хлебнувший как-то насыщенный раствор марганцовки по милости своего соседа, решившего спасти его от алкогольного отравления.
Дело обстояло так: Стасик, справлявший свой очередной день рождения "поймал перепела" или попросту нажрался – ему стало плохо , рвота не шла и тазик был пуст. Сосед Стасика по прозвищу Ленин, решил спасти положение и влил ему в глотку слабый, по его мнению раствор марганцовки, но так как Ленину для Стасика было ничего не жалко, раствор получился темно-бурого цвета. Стасик подумал и решил блевануть, пока его окончательно не угробили добровольные врачи – убийцы. Короче повезло Стасяну, оклемался потихоньку, Рыжий ему песенку спел, Серега шипуна запустил. В общем – праздник удался.
«Аксиома Фекалкина»
Здесь же в омуте тихого беспредела обитал и Паша Чекалкин, которого все за глаза звали Пашей Фекалкиным – туалетный монстр, получивший свое погоняло за магнетическую тягу к фекалиям. Тянуло его к ним очень по злорадному, примером чему могут служить два случая происшедшие с Пашей.
Как -то раз обдолбанный в мясо Паша, познакомившись в пьяном угаре с девушкой из педагогического университета или как его кратко называли – ЦПХ , пришел к ней в общежитие, точнее даже не пришел, а забрался, вскарабкавшись по стене словно таракан, так – как пройти легально было почти невозможно из -за вахтерши – Цербера, ревностно охранявшей свой проход от посягательств мужского пола. Вахтерша была ангельской копией комендантши общаги – потайной эсесовки и садомазохистки со склонностью к лесбиянству.
И вот эта "сладкая" парочка твердо стояла на страже ЦПХ ,не пуская пацанов вынужденных ломать руки и ноги срываясь со стен цитадели.
Пробрался Паша в общагу, а тут как назло девчонку его коменда к себе вызвала.
Ну вот значит, заперли Пашу в общажной комнате и чтоб коменда не застукала свет даже включать не разрешили и строго – настрого запретили высовываться из комнаты. И вот сидит Паша в полной темноте , о бабах мечтает и тут его проняло, организм требовал отложить личинку или попросту на толчок по большому. Виновата во всем была Пашина жадность и халявная селедка со сгущенкой, сожранные им у абитуры. И выйти блин нельзя, дверь снаружи на ключ заперта.
– Ну да ничего – подумал Паша – пересижу.
Но пересидеть не получилось, время шло, а подруга не появлялась. Пашу пропирало все больше и сил не оставалось. И тут Пашу посетила гениальная мысль. Он нащупал в темноте какую – то газету, аккуратно расстелил ее на полу, и сняв штаны принялся даблить на бумагу, чтобы впоследствии ее свернув, выкинуть за окно вместе с дерьмецом, и типа – "не было войны". Вот он сидит, личина прет, Паша тащится, чем не жизнь?! И тут блин Алкин, то -есть подружкин голос в коридоре послышался и уже ворочая ключом в дверях, она с кем – то разговаривала. Ситуация была патовой или полный пиз…ц. Паша лихорадочно натянул штаны, скомкал газету и швырнул ее в форточку. В комнате стоял запах свежего говнеца, лихорадочно кинувшись к тумбочке, Паша нашарил впотьмах какой – то пузырек с резко пахнущей жидкостью
– Круто, одеколон – подумал Паша и обильно полил ею свое лицо и руки.
И тут в комнате вспыхнул свет… Спустя мгновение тишины раздался дикий вопль Алки переросший в истерический хохот.
Паша ничего не понимая оглянулся вокруг, по окну растекшись на закрытой форточке сползали пашины фекалии, а в зеркале напротив стоял какой – то урод, весь в говне и зеленке ошибочно принятой за одеколон. Это был Паша… С тех пор и закрепилась за ним кличка "Фекалкин".
В другой раз все было гораздо проще и банальнее. Паша, нажравшись в хлам по поводу несданного экзамена попросту обосрался во время принятия им душа, да – да попросту обосрался прямо в душевой. И пытаясь скрыть следы преступления поскользнулся и беспомощно плюхнулся на пол, прямо в свое дерьмо. После нескольких безуспешных попыток преодолеть земное притяжение, Паша сам измазавшись в фекалиях и измазав всю душевую кабинку, наконец-то поднялся и держась за водопроводные краны встал под лейку. Земля качалась, как палуба корабля в шторм, но краны служили надежным штурвалом, и через пять минут ошпаренный и зловонный Паша вывалился из душевой, да так и пролежал на полу до вечера , служа преградой на пути в умывальник.
И не миновать бы Паше радикулита от лежания на холодном полу, если бы не Сало – колобок, наткнувшийся спросонья на Пашу и плюхнувшийся ему набок, приведя тем самым в чувство бедного Пашу. Впоследствии Сало рассказывал, как он спас Пашу от клинической смерти, проведя комплекс по реанимации. Сало вообще был сказочником, этаким местечковым Мюнхгаузеном и похождения его, Вовчику врезались в память, а поведанные сюжеты похождений, достойны отдельных глав.
Саловы байки или Сало Беспощадный.
(по рассказам Сала)
"Опель" всмятку
Промозглым октябрьским вечером новенький "Опель" мчался на полной скорости по автотрассе. Круглый, пухлый человек небрежно крутил баранку, вцепившись в нее пухлыми ручонками с мясистыми короткими пальцами.
– Сало, не гони в могилу – посоветовал здоровенный бугай с габаритами пять на пять.
– Братва ждать не будет – открутив знаменитую вертикальную пальцовку, ответил Сало, сидевший за рулем.
– Слышь, Бугай дело базарит – отозвался третий пассажир худощавый бледный мудак с гранатометом запазухой.
– Доход, в твоем чайнике масла не было и никогда не будет, ты тупой, как сын моего соседа.
Отступив, скажем что сын соседа Сало, был действительно, по мнению Сало туп и кровожаден. Каждый раз, когда Сало ехал с ним в лифте, соседский сыночек называл его тормозом, Сало надувался с обиды и застревал в тесной кабинке, пока какая – нибудь добрая душа не даст ему по печени, вынудив сдуться.
"Опель" повернул на отвороте трассы в сторону новых районов. Путь чотким пацанам преграждал закрытый шлагбаум железнодорожного переезда.
– Ч-черт, переезд закрыт, опаздываем.
Резко вжав педаль тормоза, Сало тормознул у шлагбаума. Не успела машина остановиться, как мощный удар заставил Сало вылететь из машины. Подняв толстую харю забрызганную дерьмом и грязью Сало увидел ужасающую картину: огромный "Камаз" смял багажник "Опеля" "по самые гланды". С отчаяния Сало вытащил из карманов по АКС -У и начал стрелять по грузовику.
Водила, выскочив из кабины, не успел сделать и шагу, как Доход его накрыл из гранатомета. Подняв оборванного и подпаленного водилу, Бугай шарахнул его об кузов. Подошедший с растопыренными пальцами Сало , выпятив вперед живот сказал ему
– Ну ты попал мужик, с тебя двадцать штук баксов и срок – неделя, чтоб нашел. Меня не колышет, хоть "Камаз" продавай.
– Ну ладно, братва поговорите тут с ним, а я поехал.
Подойдя к рейсовому автобусу с оторванными дверцами и заляпанными с боков бортами, Сало сунул водиле "скотовоза" двести баксов.
– Быстро, гони в город.
Водила сославшись на поломку, высадил пассажиров и усадив Сало, погнал в студгородок, куда так торопился Сало. Снеся полкрыши автобус, въезжая в ворота арки студгородка, резко затормозил у конспиративной хаты в которой шифровался толстый мафиози.
– Сдачи не надо – важно проговорил Сало и зацепившись за поручень навернулся со ступеньки автобуса.
Ввалившись в комнату, грязный и мокрый Сало увидел, что на полу валяется банка из – под варенья, шкурки от колбасы и пустая бутылка "Столичной". Да, торопиться явно было уже было некуда, и Сало втянув ноздрями коноплянный дымок струившийся из коридора, поведал ребятам историю, приключившуюся с ним на переезде.