Вовчик склонив голову, сидел на облезлом табурете со стаканом в руке, рядом мельтешила Дашка, щелкая рычажками принесенной ручной машинки, на полу валялись клочья волос – Вована подстригали. Вовка морщился, машинка не столько стригла, сколько легонько выдирала волосы, Дабы притупить болевые ощущения, Вовчик прямо вовремя стрижки пил самогонку из-за чего постоянно шевелил башкой, чем выводил из себя стригущую его и уже начавшую «косеть» Дашку. Дело медленно, но верно продвигалось, Вован покачиваясь, сидел на стуле.
– Тварь! – не выдержала этих шатаний Дашка и швырнула в отчаянии машинку в угол. Машинка, ударившись о голый бетон, разлетелась на куски.
Вован поднял глаза, в осколок зеркала на него смотрела какая то косая харя с башкой подстриженной на половину. Из стриженой половины головы, словно кусты репья, местами торчали пучки волос, нестриженная половина, вообще представляла собой копну сена, в которой повеселились пионеры.
– Все, подстригся – Вован понуро опустил голову – че делать то, как я ходить буду с такой башкой?
– Да не парься ты, сейчас за бритвой домой сгоняю, подровняем – Пуча потрепал приятеля по недостриженной голове.
Пуча вернулся быстро, не прошло и пяти минут, как уже стоял в дверном проеме с какой-то коробкой в руках. Подойдя к столу Пуча, поставив коробку на стол, открыл ее с таким видом, словно принес буханку хлеба жителям блокадного Ленинграда. В коробке лежала опасная бритва, кожанный ремень и кусок хозяйственного мыла.
– Чё, это ? – с удивлением спросил Вован.
– Бритва, мыло и ремень. У отца попросил – Пуча торжествовал.
– Странно как то… – протянуло задумчиво Дашка – А ремень зачем?
– Ууу, блондинко – заржал Пуча – ты че, а бритву чем точить?
– Секи сюда – Пуча ловко вынул ремень из коробки, нацепил его на гвоздь в стене, и, взяв в руки бритву, проворно начал елозить лезвием по коже ремня – Ща острее будет, чем меч у нидзи, у меня папка другого не признает и говорит, что станками да гелями лишь педики пользуются.
– Да, суровый у тебя батя – с уважением протянул Кешка- Говниш.
–И лицо у него суровое, как стена нештукатуренная – отскочив подальше не преминула съязвить Дашка.
– Ну тогда больше и не лезь к нему в коляску на мотик – пробубнил Пуча. К вечным подколам прыщавой Дашки он давно привык и лишних движений старался не делать, дабы не тратить понапрасну усилий.
– Ща мы из тебя модель сделаем – сказал Вовчику Пуча- ЧПОК и все.
– Не надо меня чпокать – напрягся Вован – побрей лучше.
Пуча полил голову Вовчика газировкой и, намылив хозяйственным мылом начал сбривать остатки волос.
Брить Пуча не умел, да и к тому же основательно поддал. Поэтому частенько срезал кусочки кожи с головы Вовчика. Бухой в стельку клиент Пучи этого, казалось, не замечал и дремал сидя.
– Ну вот и все! – Пуча обтер голову Вовчика салфеткой и плеснув самогонки на руки, похлопал Вована по гладко выбритой черепушке. Из глотки Вовчика вырвался душераздирающий крик, самогонка острыми иголками вонзилась в ранки оставленные бритвой.
Очнувшийся Вован взглянул на себя в осколок зеркала, лысина блестела в проникающих на стройку лучах солнца, и казалось даже на стенах отражаясь от нее, плясали солнечные зайчики. Изредка, на лоснящейся коже, там, где дрогнула рука парикмахера, были заметны свежие кровавые рубцы.
– Нормально – ощупав голову, промолвил Вован – на лето самое то.
На лестничной клетке загрохотали шатающиеся перила и посыпались обломки кирпичей.
– Гости идут – процедил сквозь зубы Кешка. Вовчик спрятал початую бутылку в дыру в стене, задвинув ее дряхлым креслом.
В комнату зашел Коляваня. Вообще-то это были два брата – Ванька да Колька, но так как они постоянно были неразлучны, да вдобавок были еще и близнецами, все их называли – Коляваня, чтоб не путать.
–Че, бухаем? – Колька с ходу сделав круг по комнате, взглядом быстро вышарил все содержимое комнаты, и не найдя ничего алкогольсодержащего, с вопросительной миной на лице уселся в дряхлое кресло.
– Ну, че? Где? – Ванька озвучил мысль брата, написанную на его лице.
– Че, где? – Вовка оглянулся?– Че надо, не понял?
– Бухло где? Чую ведь, что пили.
– Дак выпили – Говниш, с сожалеющим выражением лица сокрушенно развел руками – мало было, блин, самим не хватило. Сколь уж наскребли…
– А у нас вот чо есть! – Ванька торжествующе вынул из кармана флакон персикового освежителя воздуха.
– И чо? – Вован недоуменно покосился на Ваньку, как на идиота. – Нюхать что ли его собрались?
– Смотри сюда, темнота – Ванька подобрал ржавый гвоздь с пола, поставил баллончик вертикально вниз клапаном, и, нацелив гвоздь в серединку донышка, со всей дури долбанул по гвоздю обломком кирпича, раздалось шипение. Оставив гвоздь в дырке, Ванька направил донышко флакона в стакан, гвоздь выпал и в стакан вырвался фонтан жидкости, до тошноты наполнив комнату персиковым запахом. – Вот! – Ванька показал Вовчику полный стакан мутной жидкости.
– И чо? – Вована, казалось, заклинило от запаха – как вот ЭТО пить?
– Спокойствие, только спокойствие – промурчал Ванька, сунул руку в карман, и, достав пузырек йода, откупорил его и вылил в стакан. Дашка выбежала из комнаты, ее рвало. Колян сидел, спокойнехонько наблюдая за манипуляциями брата, судя по всему это им было не впервой. Дашка, утирая рот, вошла в комнату, пойло в стакане под действием йода неожиданно посветлело, и лишь на дне стакана был какой то бурый осадок
– Батя показал. Они такое на работе пьют, и через проходную пронести можно и вышибает неслабо. Здесь же спирт – семьдесят градусов!
Ванька поделил содержимое на два стакана и разбавил минералкой
– Будете?
Ребята лишь поморщились, их интересовал лишь один вопрос, когда Коляваня свалит, ибо в закутке в стене сиротливо стояло полбутылки самогона, куда более приятного и безопасного, нежели это персиковое пойло.
Коляваня тем временем, хлопнул оба стакана «персиковки» и, запустив пятерню в салат из бич-пакетов и сухариков, закусил.
– Жрете непонятно что, окорочков бы пожарили лучше, а я б пожрал – расплывшись в дебиловатой улыбке и поглаживая уже в шестнадцать лет свисающий набок живот, сказал Коляваня. Вокруг его голов витали сизоватые облака дешевого сигаретного дыма.
– Было бы на что покупать еще – пробубнил Говниш.
– Банки пивные собери под окном, да сдай – заржал Коляваня, хлопнув по подлокотникам кресла, отчего из них вырвались клубы пыли – ладно, хрен с вами, мы в подвал к пацикам пошли.
Когда шаги близнецов стихли, Вовик с облегчением вздохнул
– Слава богу, хоть третьего не родили, иначе вообще житья бы не было от этого Горыныча.
– Пойду сигналку налажу – сказал Говниш и ушел снова ставить кирпичи и натягивать проволоку, дабы новые гости не появились неожиданно.
Вовчик отодвинул кресло и достал початую бутылку
– Ну – с, продолжим…
Гости больше не появлялись, за окном смеркалось, самогон допили, салаты остались, но их уже никто не хотел. Вовчик неожиданно для себя погрузился в сон.
*********
Глава 5 «Броня крепка…»
Проснулся Вовчик рано утром от холода, и поначалу не понял, где находится, но постепенно сознание вернулось к парню, а вместе с сознанием пришло и чувство глубокого похмелья. Полбутылки минералки заботливо оставленной друзьями – собутыльниками сильно не помогли, денег на опохмел не было, и Вовик побрел на улицу. Жил он по-прежнему на окраине города, и на улицах его района еще оставались водопроводные колонки. Вовка добрел до ближайшей, и, навалившись на рычаг, сунул голову под струю воды. Живительная влага, шумящими струями стекая по лысой башке, бодрила, возвращая Вована в нормальное состояние. Освежив голову, Вовчик припал губами к струе воды и начал жадно лакать, обливая свитер и брюки хлещущей под напором водой.
Вовка воспрянул к жизни. Он с видом торжествующего аборигена оглядел окрестности. Покосившийся барак Вовчика курился березовыми дровами из печных труб, вечная помойка у дома за зиму разрослась, и несколько ворон с недовольным видом копошились в куче пластикового мусора, вороны ни как не могли понять, что стало с людьми, и почему они начали есть этот безвкусный пластик и какую то страшную колбасу с полиэтиленово – ватным вкусом. Проще говоря – ворон тошнило, но есть хотелось, вот и не теряли надежды найти нечто съедобное в этой куче отбросов изрыгнутых прогрессом.
Желтый снег у крыльца барака, почти растаял, и сквозь землю начали пробиваться неугомонные лопухи, которые были чем – то сродни жителям барака, видимо своей неубиваемостью жизненными неурядицами. На крыльце стоял отец Вовчика и курил, мечтательно глядя в наполненную весной даль.
Вовчик движением ладони стряхнул воду с лысины и подошел к отцу
– Батя, привет, я это… на стройке в общем уснул
Василий Николаев обернулся к сыну и не смог сдержать смех
– Кто ж это тебя так обкарнал? Тебе же мать деньги давала, чтоб ты как человек подстригся. Башкой-то, где елозил?
Вовчик засмущался
– Дык это… машинка там сломалась, в парикмахерской.
– Ну, ну, гони давай дальше – отец флегматично затянулся и выпустил дым вверх – друзья поди твои оболванили на стройке, а деньги пропили.
– Дашка тварь проболталась? – не сдержал негодования Вован
Батек усмехнулся
– Да ты б хоть прогулялся сначала, прежде чем домой переться, самогоном за километр прет – засмеялся отец и отвесил звонкого фофана по лысой, со следами порезов башке сына – лысину что ли ты им натирал?
Вовчик насупился и прошел в дом. Гулять он не хотел – он хотел есть.
В прихожей пахло щами из кислой капусты и несло перегаром. Вовчик заглянул в открытую дверь комнаты сестры, та валялась на полу и сопела, сестра была бухая в жопу и спала прямо в своем сверкающем фольгой и люрексом дискотечном прикиде. Из кухни выглянула мать с полотенцем в руках
– Опа, нарисовался! Где вы шляетесь все? Ишь… поползли из дома, как потеплело, всё прохлаждаетесь, а мать с отцом паши тут на вас раздоблаев. Одну малолетки какие то с утра из машины выволокли, до двери дотащили, поставили к стене, позвонили да убежали, лежит сейчас …сопит. Тебя с Колькой нет нигде. Вы что думаете, мать железная, мать все стерпит? – мать замахнулась на Вовку, готовя огреть его полотенцем, но увидев гладко выбритую башку сына, торчащие уши и испуганное лицо, не выдержала и словно в изнеможении от усталости села на табурет в углу, закрыла лицо руками и казалось зарыдала… Вовчик осторожно подошел к матери