Артур и Триллиан вошли в зал первыми. Форд с Зафодом мужественно прикрывали их с тыла.
Вначале помещение показалось им совершенно темным и пустынным. Эхо их шагов гулко прокатилось под сводами. Странно. Как они уже удостоверились, все заграждения и охрана находились на своих местах и выполняли свои обязанности, из чего следовало, что сеанс правдивых речей продолжается.
Неужели ошибка?
И тут, когда их глаза попривыкли к тьме, они заметили в углу тусклый красный огонек, а под ним — живую, трепещущую тень. Они посветили в угол фонариком.
То был Прак. Он развалился на скамье, покуривая апатично тлеющую сигарету.
— Здорово, — сказал он, вяло отсалютовав рукой, и из-под сводов ему отозвалось эхо.
То был щуплый, малорослый человечек с жидкими волосами. Он сел на скамью с ногами, ссутулив плечи. Его голова и колени беспрестанно дергались. Прак затянулся сигаретой.
Новоприбывшие жадно уставились на него.
— Что тут происходит? — спросила Триллиан.
— Ничего, — ответил Прак, дернув плечом.
Артур направил луч фонарика на лицо Прака.
— Мы думали, — пояснил он, — что вы говорите Правду, Всю Правду и Ничего, Кроме Правды.
— А, это, — протянул Прак. — Было дело. Только я уже пошабашил. Не так-то ее много, как люди себе воображают. Правда, местами забавные штучки попадаются.
Внезапно он разразился истерическим хохотом. Приступ продолжался каких-то три секунды, после чего Прак умолк и, подергивая головой и коленями, вновь затянулся дымом. На его лице играла странная полуулыбка.
Из сумрака выступили Форд-и Зафод.
— Расскажите нам еще раз, — попросил Форд.
— Да я и не помню уже ничего, — отвечал Прак. — Была у меня мысль кой-чего записать для памяти, но сперва я карандаша не нашел, а потом лень одолела.
Установилась долгая — настолько долгая, что наши герои явственно почувствовали, как старится Вселенная, — пауза. Прак уставился в луч фонарика.
— Совсем ничего? — вымолвил наконец Артур. — Вы ничего-ничего не помните?
— Ничего. Разве что кой-какие классные фишки про лягушек… Этих-то я никогда не забуду!
Внезапно он вновь взвыл от хохота и даже забил по полу ногами.
— Лягушки! — хрипел он. — Такие дела — ну просто не поверите! Вот пойдемте-ка, ребята, отловим лягушку. Жду не дождусь, когда погляжу на них новыми глазами!
Вскочив на ноги, он исполнил краткую пляску. Потом замер и вновь сделал долгую затяжку.
— Стоит только поймать лягушку — ух, как я посмеюсь! — сказал он тихо.
— Ладно, ребята, а вы-то кто?
— Мы прилетели для встречи с вами, — сказала Триллиан, сознательно не скрывая разочарования в своем голосе. — Меня зовут Триллиан.
Прак дернул головой.
— Форд Префект, — представился Форд, пожав плечами.
Прак дернул головой.
— А я, — объявил Зафод, когда счел тишину достаточно глубокой для того, чтобы небрежно обронить столь важную весть, — Зафод Библброкс.
Прак дернул головой.
— А этот парень кто? — спросил он затем, дернув плечом в направлении Артура, который промолчал, отвлекшись на мысли о своих разбитых надеждах.
— Вы мне? — воскликнул Артур. — Ах да, меня зовут Артур Дент.
Прак так и выпучил глаза.
— Серьезно? — возопил он. — Ты и есть Артур Дент? ТОТ САМЫЙ АРТУР ДЕНТ?!
Он попятился, держась за живот, рыдая от нового приступа смеха.
— Ну класс! Ну надо же, нарочно не придумаешь — тебя живьем посмотреть! — захрипел он. — Парень, — заорал он изо всей мочи, — ты же самый-самый… сто очков вперед лягушкам!
И тут Прак буквально завыл от смеха, срываясь на визг. Затем повалился на скамью и забился в истерике. Он рыдал от смеха, сучил ногами в воздухе, бил себя в грудь. Постепенно пароксизмы стихали. Пыхтя, Прак приподнялся со скамьи и обвел всех взглядом. Посмотрел на Артура. Вновь повалился на скамью, беснуясь от смеха. И наконец задремал.
Артур застыл как вкопанный. Его губы кривились. Так он и стоял, пока друзья транспортировали бесчувственного Прака на корабль.
— До того как мы подобрали Прака, — сказал Артур, — я собирался вас покинуть. Я по-прежнему хочу это сделать, причем чем скорее, тем лучше.
Другие молча кивнули. Тишину нарушал лишь приглушенный многими переборками, далекий звук истерического смеха, который доносился с того конца корабля — из каюты Прака.
— Мы его допросили, — продолжал Артур, — точнее, вы его допросили — я, как вы знаете, не в силах к нему приближаться — и, похоже, ему нечего сказать. Разве что всякие случайные мелочи и неинтересные мне сведения о лягушках.
Тут его слушатели едва удержались от ухмылок.
— Нет, когда речь идет о юморе, я всегда первый готов посмеяться, — сказал Артур — и вынужден был переждать, пока другие нахохочутся вдоволь.
— Когда речь идет о юмо… — опять начал Артур и вновь умолк. На этот раз — чтобы вслушаться в тишину. Поскольку в этот момент действительно — крайне неожиданно — воцарилась абсолютная тишина.
Прак утихомирился. Много дней они прожили под неумолчный аккомпанемент истерического смеха, сотрясавшего переборки корабля. Лишь изредка выпадали передышки тихого хихиканья и сна. Самая душа Артура сжалась в комочек от паранойи.
А сейчас установилась какая-то новая тишина — во сне Прак молчал не так. Зазвенел звонок. Взглянув на пульт, они удостоверились, что звонил Прак.
— Он совсем плох, — сказала Триллиан шепотом. — Беспрестанный хохот разрушает его организм.
Губы Артура искривились, но он промолчал.
— Надо пойти к нему, — рассудила Триллиан.
Триллиан вышла из каюты Прака с серьезным лицом.
— Он тебя зовет, — сказала она Артуру, угрюмо поджавшему губы.
Тот глубоко засунул руки в карманы халата и попытался придумать отговорку, которая не казалась бы мелочно-злобной. К его ужасу, ничего не придумывалось. Несправедливость.
— Пожалуйста, — произнесла Триллиан.
Передернув плечами, Артур вошел в каюту — все с теми же угрюмо поджатыми губами, хотя при виде таковой мины Прак всегда реагировал крайне бурно.
Артур поглядел на своего мучителя, который тихо лежал в постели, пепельно-серый и измученный. С первого взгляда казалось, что он уже не дышит. Форд и Зафод растерянно мялись у кровати.
— Вы хотели меня о чем-то спросить, — сказал Прак слабым голосом и слегка закашлялся.
Артур сжался в комочек от одного звука этого кашля, но приступ длился недолго.
— Откуда вы знаете? — спросил он.
Прак еле-еле пожал плечами.
— Потому что это правда, — сказал он просто.
Артур принял этот аргумент.
— Да, — проговорил он наконец с какой-то мучительной медлительностью, — да, у меня действительно был вопрос. Точнее, что у меня вправду есть, так это Ответ. Я хотел узнать, в чем состоит Вопрос.
Прак сочувственно кивнул, и Артур несколько воспрял духом.
— Это… ну, долго рассказывать, но Вопрос, который я хотел бы узнать, — это Великий Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Остального. Мы только знаем, что Ответ — это сорок два, а это как-то не по-хорошему загадочно.
Прак опять кивнул.
— Сорок два, — повторил он. — Да, это верно.
Он помолчал. Тени размышлений и воспоминаний скользнули по его лицу, как тени облаков — по лугу.
— Боюсь, — проговорил он наконец, — что Вопрос и Ответ — вещи взаимоисключающие. Знание одного в силу самой логики исключает знание другого. В рамках одной Вселенной невозможно знание Вопроса и Ответа сразу.
Он вновь умолк. Разочарование изобразилось на лице Артура и собралось в узелок на своем излюбленном месте — на переносице.
— А если бы это произошло, — продолжал Прак, распутывая нить мысли, — то, по-видимому. Вопрос и Ответ просто аннигилируют друг друга и исчезнут, прихватив с собой Вселенную, а на ее месте возникнет что-то еще более непостижимо необъяснимое. Возможно, так уже и произошло, — добавил он, слабо улыбнувшись, — но это еще под Вопросом.
Тело Прака встряхнул легкий смешок.
Артур присел на стул.
— Ну ладно, — сказал он смиренно, — я просто надеялся, уяснить какую-то причину всего, что происходит, основание, так сказать.
— Знаете историю об Основаниях? — спросил Прак.
Артур сознался, что не знает, а Прак сказал, что и так знает, что Артур не знает.
И рассказал историю об Основаниях.
Однажды ночью, поведал он, звездолет появился в небе над планетой, где до сей поры никогда звездолетов не видывали. То была планета Дальфорсас, а звездолет — вот этот самый, «Золотое сердце». Снизу он казался сияющей новой звездой, беззвучно летящей по небосводу.
Дикие племена, что ежились на склонах Холодных Гор, подняли глаза от своих дымящихся чаш с традиционными напитками и указали на небо дрожащими перстами, клятвенно уверяя, что видели знамение, знамение, посланное их богами и означающее, что пришла пора подняться с колен, выйти в поход и перебить злых Князей Равнин.
Стоя на высоких башнях своих дворцов, Князья Равнин подняли глаза и узрели сияющую звезду и безошибочно восприняли ее как знамение своих богов, гласящее, что пора расправиться с несносными Племенами Холодных Гор.
А посередке между землями тех и других Люди Леса подняли глаза в небосвод и увидели знамение в обличье новой звезды и уставились на нее со страхом и дурными предчувствиями, ибо хотя раньше они не видывали ничего подобного, но тоже отлично знали, что именно оно предвещает, а потому в отчаянии поникли головами.
Они знали, что когда начинаются дожди — это знамение.
Когда дожди перестают — это знамение.
Поднимается ветер — знамение.
Ветер стихает — знамение.
Когда в полночь при полной луне рождается козленок о трех головах — это знамение.
Когда днем рождается абсолютно нормальный котенок, или поросенок безо всяких наследственных дефектов, или вовсе обыкновенный младенец с курносым носиком — это также часто расценивалось как знамение.
Так что не было никакого сомнения, что новая звезда в небе — это тоже знамение, только повышенной зрелищности.